«Маршал Шапошников — хороший человек»

«Маршал Шапошников — хороший человек. Сталин хорошо к нему относился», — на склоне лет вспоминал ближайший сталинский соратник Вячеслав Молотов. «Немногие люди оказали на меня такое сильное влияние и дали мне так много как он», — восхищался Шапошниковым его ученик, маршал Василевский. «Он был последовательным поборником строгой дисциплины, но врагом окрика. Грубость вообще ему была органически чужда», — вспоминал маршал Захаров.

Борис Михайлович Шапошников остается одной из самых загадочных фигур военной истории России ХХ века. Маршал Шапошников ушел из жизни еще до окончания Великой Отечественной войны, и его незаурядная личность оказалась в тени, отбрасываемой монументальными фигурами других сталинских маршалов. И почти никто не вспоминает сегодня, что Шапошников был единственным человеком, который в своей военной карьере трижды возглавлял «мозг армии» — Генеральный штаб. (Дважды на должность начальника Генштаба приходили Александр Василевский и Матвей Захаров.)

А в июле 1941 года Шапошников снова вернулся к руководству Генштабом — в третий раз в своей жизни. Именно этот период его военной карьеры стал известен широкой публике. Почти во всех книгах и кинофильмах, посвященных событиям Московской битвы, присутствует благородный образ старого маршала, военного интеллигента, которому Верховный главнокомандующий доверил планирование боевых действий в самый трудный период войны.

Но истинная роль маршала Шапошникова в СССР так и осталась малоизвестной. Обратите внимание: Шапошников возглавлял Генеральный штаб в переломные годы советской истории.

Сталин доверял Шапошникову и, согласно множеству свидетельств, обращался к нему не иначе как по имени и отчеству, Борис Михайлович, вместо сухого «товарищ» с добавлением фамилии.

Шапошников возглавляет Генштаб в период «Великой чистки», когда Сталин практически полностью обновляет командный состав вооруженных сил. В те же годы Красная армия воюет на Хасане, на Халхин-Голе, в Испании, в Польше, в Финляндии. Молнии репрессий падают совсем рядом с Шапошниковым, но лично его сталинский гнев обходит стороной — Борис Михайлович пользуется неизменным расположением вождя. Чтобы оценить уровень влиятельности Шапошникова и степень доверия к нему со стороны Сталина, достаточно посмотреть на судьбы преемников и предшественников Шапошникова на должности начальника Генштаба.

В 1931 году Шапошников уступает свой кабинет в Главном штабе Александру Егорову. А в 1937 году Шапошников заменяет Егорова, который снят с поста начальника Генштаба и впоследствии расстрелян. В августе 1940 года на смену Шапошникову в Генштабе приходит молодой (40 лет!) генерал армии Мерецков, герой войны с Финляндией. А в 1941 году Мерецков арестован как участник военного заговора, и до сих пор неясно, что именно помогло ему остаться в живых.

Но что было ключевой причиной такого доверия?

«Характер будущей войны определяется экономикой»

Ответ, который, скорее всего, будет близок к истине, — это исключительная роль, которую Шапошников сыграл на рубеже 1930-х годов — в годы «Великого перелома», как называл их сам Сталин. Это были годы, когда на смену НЭПу пришла коллективизация, снова вернувшая российского крестьянина из положения хозяина земли в положение крепостного, а коллективизация стала фундаментом индустриализации — строительства военной промышленности и создания системы мобилизации экономики. И одним из краеугольных камней грандиозных сталинских планов по превращению страны в военный лагерь стала книга, написанная Борисом Шапошниковым «Мозг армии», — книга о Генеральном штабе и о подготовке к будущей войне.

Как писал сам Шапошников во введении к своему фундаментальному труду, он имел намерение «на конкретном историческом примере проследить жизнь «мозга армии» и из нее сделать нужные нам выводы и поучения для наших дней». В качестве примера Шапошников избрал деятельность генерального штаба Австро-Венгрии, но сделанные им выводы и рекомендации оказались актуальны для любого генштаба.

И первый том «Мозга армии» завершается главой «Экономика и война», в которой Шапошников заявляет:

«…Ныне мы можем с полной определенностью сказать, что характер будущей войны определяется экономикой.

…мы снова, на пороге грядущей войны, характер которой должен быть определен, дабы вести правильную к ней подготовку.

…Отнюдь не собираемся быть прорицателями и пророками, а отправной данной для наших рассуждений берем экономическую силу.

Ее развитие указывает нам:

1) на то, что будущая война неизбежно повлечет за собой экономическую борьбу, которой тыл будет захвачен не меньше, если не больше, чем фронт;

2) что экономическая борьба обострит происходящий процесс классового расслоения и может естественно войну перевести в революцию;

3) что развитие производительных сил даст в руки сражающихся новые средства борьбы, более смертоносные, чем применявшиеся в наши дни.

Развитие экономической силы дает устойчивость стороне, вступающей в борьбу, обеспечивая ее и лучшим оружием…»

Однако надо признать, что Шапошников ни в коем случае не был «милитаристом», сторонником тотального подчинения экономики требованиям военных. Больше того, он предупреждал о рисках «тотальной мобилизации»:

«Нам хотелось бы только отметить, что промышленная мобилизация должна быть тщательно подготовлена, увязана тесно с военными требованиями, т.е. давать в нужных размерах то, что необходимо армии и что может быть ею использовано, а не с целью накопления запасов вообще. Отнюдь не должно быть «перепроизводства» «военного материала», … ибо это ведет к перенапряжению промышленности, перенапряжению всей страны и ослаблению ее обороноспособности и сопротивляемости. «Большая программа Гинденбурга» в Германии во многом способствовала внутреннему кризису страны и капитуляции перед Антантой».

Решающий выбор

Чтобы понять значение идей Шапошникова, надо вспомнить, в какой обстановке он писал свою книгу.

Первая мировая война, активным участником которой был полковник Шапошников, выявила серьезные недостатки экономики Российской империи. Техническая отсталость помешала обеспечению армии современными видами военной техники (авиамоторами, танками, тяжелой артиллерией), телефонной связью, автомобилями. Для выпуска военной продукции не хватало цветных металлов. Железнодорожный транспорт не справился с одновременными перевозками гражданских и военных грузов. И Гражданская война, в которой Шапошников участвовал на стороне большевиков, нанесла хозяйству страны колоссальный ущерб.

В 1928 году восстановление дореволюционного уровня в промышленности в количественном выражении было далеко от завершения. По структуре и технике экономика СССР оставалась на уровне 1913 года. Из-за нехватки квалифицированных кадров и низкого уровня конкуренции качество промышленной продукции было значительно ниже дореволюционного…

Политическое руководство СССР стояло перед сложнейшим выбором — с одной стороны, необходимо было делом доказать населению Страны Советов, что революция и Гражданская война «были не зря» и жить становится «лучше и веселее».

Первый пятилетний план, составленный в Госплане СССР в 1927 году, полностью отразил эти колебания власти между концепциями развития «военной» и «мирной» экономки. План предполагал продолжение НЭПа при сохранении преобладающего частного сектора в сельском хозяйстве, а также в торговле и мелкой промышленности (но в гораздо меньшем объеме). Однако директивы ЦК ВКП(б) напоминали: «…учитывая возможность военного нападения со стороны капиталистических государств на пролетарское государство, необходимо при разработке пятилетнего плана уделить максимальное внимание быстрейшему развитию тех отраслей народного хозяйства вообще и промышленности в частности, на которые выпадает главная роль в деле обеспечения обороны и хозяйственной устойчивости страны в военное время» (Постановление XV съезда ВКП(б) «О директивах по составлению пятилетнего плана народного хозяйства», 1927).

И второй проект пятилетнего плана, вышедший в 1928 году под названием «Перспективная ориентировка на 1927/28–1931/32 гг.», по выражению экономиста Гирша Ханина, выдающегося исследователя экономики СССР, был «документом удивительным», в котором «военная направленность бросалась в глаза с первого предложения».

«В области повышения обороноспособности страны капиталистическое окружение вынуждает нас к особым заботам в отношении достижения наиболее желательной для нас с указанной точки зрения как структуры народного хозяйства в целом, так и отдельных ее составных частей. Соответственно, пятилетний план народного хозяйства в целом и планы развития отдельных отраслей народного хозяйства должны быть построены таким образом, чтобы обеспечить наиболее быстрый и безболезненный переход народного хозяйства Союза от условий работы мирного времени к условиям работы во время войны».

В этом документе, отмечает Ханин в статье «Три варианта первого пятилетнего плана экономики СССР: от реализма к утопии», впервые была обнародована главная цель пятилетнего плана — создание мощного военно-экономического потенциала.

Третий вариант пятилетнего плана был утвержден съездом Советов в мае 1929 года и неоднократно дополнялся новыми задачами по развитию вооруженных сил и военной промышленности. Предполагалось:

В соответствии с этими установками предусматривалось значительное увеличение заданий по мобилизационному плану по всем видам важнейшего вооружения. Допускалось превышение установленных в оптимальном варианте пятилетки ассигнований на оборону, хотя точная величина не называлась.

«Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут», — сказал Сталин на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности в феврале 1931 года.

Понятно, что столь значительное увеличение заданий по мобилизационной подготовке требовало увеличения плана по выпуску военной техники и боеприпасов. А это, в свою очередь, потребовало обеспечения увеличенным выпуском используемых в военной промышленности материалов, прежде всего цветных металлов, которых в СССР производилось очень мало… В результате поспешно принимаемые решения, почти не увязанные друг с другом, спровоцировали экстремальное перенапряжение хозяйства. Попытка пробежать за 10 лет расстояние, отделявшее СССР от «передовых стран», деформировала экономическую ткань страны на десятилетия вперед.

А дальше все пошло примерно так, как предупреждал Шапошников: «перенапряжение экономической силы государства чревато угрозами проигрыша войны, как бы блестящи ни были победы на полях сражений.

…если войну проигрывают из-за перенапряжения экономической мощи страны, то такой проигрыш может начаться уже до начала войны с высокого военного бюджета, тяжесть которого не соответствует платежеспособности населения, и военный бюджет не идет нога в ногу с хозяйственным развитием государства».