Казус Галкина*

Всеобщее оцепенение меняет оптику. В тени спецоперации осталось важнейшее политическое событие — февральская культурная революция, предполагающая, как и любая революция, полную смену вех. Тех, кто уехал, безоговорочно зачислили в предатели. С остальными разбираются. Спецназ профессиональных любителей Родины настаивает на необходимости тотального обнуления культуры.

Пересмотр базовых ценностей начали с Максима Галкина. Он ещё не успел добраться до Израиля, как его уже переквалифицировали из главного любимца публики в главного врага государства. Казус Галкина настолько красноречив, что заслуживает отдельного разговора.

Внешний сюжет (отъезд из страны в годину испытаний) хорош для внешнего потребления. Им легко размахивать как дубиной в телестудиях, пылающих праведным гневом. Внутренний сюжет (духовное очищение при полной замене предателей на патриотов) — более тонкий инструмент, предназначенный посвящённым. Наложение внутреннего сюжета на внешний дает удивительный эффект. Оказывается, обнуление культуры — это история не столько о кровавом тоталитарном режиме. И не о помрачении умов, спровоцированном режимом. Это история человеческая, слишком человеческая.

Её суть предельно точно изложил более века назад молодой Чуковский в статье «Третий сорт», речь в которой шла о графоманской поэзии. Главную идею саркастический автор статьи позаимствовал в рекламе съестной лавки: третий сорт ничем не хуже первого.

В ролях истребителей блистают как известные телевизионные деятели искусства, так и те, о существовании которых прежде мало кто подозревал. Язык нового времени рождается в горниле патриотических истерик. Неистовые рапповские ревнители столетней давности были гораздо скромнее в своей жажде занять освободившиеся места.

Быть патриотом сегодня легко и приятно. Даже пластические хирурги окучивают эту доходную ниву. Самые сообразительные из них окрашивают грудные импланты в цвета триколора. Что уж говорить о пластических хирургах от пропаганды. Именно «понауехавшие», а не «спецоперация», — доминантная тема их публичных разборок. Богатство нюансов не знает границ. Дрессировщик Аскольд Запашный укрощает теперь не только тигров, но и людей. Он знает точно: русофобия Галкина — не заблуждение, а его чёткая позиция. А ещё он уверен, что Максим вернётся в Россию при одном условии: «Если будет видеть, что мы проигрываем». Теперь человечество просто обязано бдительно следить за перемещением М. Г. в пространстве.

Кстати, эпидемия третьего сорта в критические моменты истории — распространённое явление. Год назад высокие украинские чиновники внесли Галкина в реестр лиц, представляющих угрозу национальной безопасности. Вроде бы угроза сгустилась после того, как он сделал непозволительно талантливую пародию на Зеленского. Сейчас Галкина вынесли из списка; впрочем, это уже совсем другая история.

Итак, мотивы ясны. Но остаётся вопрос: почему именно Максим стал основным объектом прицельного залпового огня? Ведь уничтожают не только его, но и слитную с ним вот уже более двадцати с лишним лет Пугачёву, которая «живи спокойно, страна, я у тебя всего одна». Ответ, полагаю, таков:

(Перенасыщенность пространства знаками и символами значительно увеличилась во времена «спецоперации».) В прежней жизни Максим любил повторять: «Я не борюсь с режимом, я его не замечаю». Но в феврале случилось непредвиденное: режим сам заметил его.

Карьера М. Г. началась непростительно рано — в 17 лет. Ему было дано так много, что он единственный мог легко конкурировать по количеству просмотров с новогодними обращениями к нации президента. Он привык быть первым. Если строить дом, то сразу замок, если жениться — то на Алле Пугачёвой, если сотрудничать с Первым каналом, то быть любимцем Эрнста. Стихия избыточности захлестнула молодое дарование. Рабам рейтинга (а других в телевизоре почти нет) невозможно сохранить себя. Время Галкину досталось вязкое, тухлое. Чтобы выжить, нужно было уметь договариваться с самим собой. И он принялся успешно осваивать несложную науку.

Чем больше было Галкина везде, тем отчётливее ощущалось несовпадение внешнего и внутреннего сюжета. Только на сей раз речь не об общей, как сказано выше, жизни, а о его личной, единственной. Победоносный внешний сюжет предполагал отказ от себя. Амплуа вечного пародиста диктовало свои правила. Апогеем стало шоу перевоплощений «Точь-в-точь», где копия ценится выше оригинала. Галкин, разумеется, победил. Напряжённый внутренний сюжет противоположен внешнему, как ирония пафосу. Блестящее образование, дар тонкого лингвиста (его диссертация посвящена отражению стилистической системы «Фауста» Гёте в переводах Пастернака, Холодковского, Брюсова), трепетная любовь к литературе — всё это отвергало копию, взывало к уникальности творческого почерка. Кульминацией драмы стала вершина карьеры — авторское грандиозное шоу «МаксимМаксим». Экспериментальный формат обернулся оглушительным провалом.

Стал активен в Сети. Запустил несколько своих ютуб-каналов. А потом случился знаменитый новосибирский концерт — в жанре острой политической сатиры, на редкость смешной и откровенный. Чего стоила лишь одна реплика о том, что юное поколение уверено: должность президента называется «Путин»! Зашелестели слухи — мол, Галкин по примеру Зеленского готовится пойти в президенты. Не пошёл. Когда грянул локдаун, Максиму быстро подыскали новое место: он хочет стать мэром. Собянинский график гуляния по подъездам возбудил Галкина на ролик о том, как «лучше гражданам подышать через день свободно».

Ролик мгновенно возглавил все топы. Государственный абсурд, претендующий на роль реальности, восходит к штучным образцам жанра. В мэры Галкин тоже не пошёл. А когда рассеялся ковидный морок, пародиста назначили предателем.

«Россия — страна возможностей», радостно сообщил губернатор Беглов собравшимся на Дворцовой площади. Открывая бал выпускников «Алые паруса», он ударил в рынду. Рында в этом году, в отличие от прошлого, губернаторский напор выдержала. Именно в этом месте и в это время тезис о возможностях мог бы показаться спорным. Впервые за долгие годы бал не ведёт Иван Ургант, душа праздника. Он совсем исчез с радаров, как бы зависнув в буферной зоне между двумя противоположными тезисами. Пропагандисты считают его предателем, Дмитрий Песков — «большим патриотом».

Пока коллеге Урганта Галкину везёт больше. Его уже коснулась стихия невиданных российских возможностей. Освободившись от липкого телевизионного контекста, Максим стал стремительно превращаться в того, которого слушают и слышат. Его ролики, пародии, аналитика сегодня существует на всех носителях, включая российское ТВ. Я не оговорилась. Каждое его слово даёт ежедневную пищу топтунам в студиях. И это — самое большое поражение третьего сорта в борьбе с первым. Редкая органика, дар импровизации, безукоризненный слух позволяют Максиму легко укладывать оппонентов на лопатки. А ещё — интеллигентность, что особенно заметно на фоне прогрессирующего невроза пропагандистов, давно перепутавших телевизор с амвоном. В деле морального уничтожения Галкина лидирует святое семейство Симоньян–Кеосаян (тоже, заметим, знак и символ эпохи «спецоперации»). Маргарита даже отважилась на харакири в прямом эфире, рассказав о нетрадиционной сексуальной принадлежности Максима. Сегодня им можно всё — их время. Всё, кроме одного: третий сорт никогда не станет первым.

Максим уехал в Израиль штатным весельчаком, а вернётся оттуда (он обязательно вернётся) политическим мыслителем, артикулирующим время. Послушайте его выступления, почитайте пронзительное поздравление с Днём России, вникните в суть убийственно точных оценок, и вы поймёте, что это не публицистическое преувеличение.

Образ двух Россий сегодня актуален как никогда. Многие, в том числе и Максим, пытаются осознать новую реальность. Есть, правда, для него и здесь некая опасность, связанная с чувством меры: перейти к промышленным масштабам комментария (как было когда-то в молодости с шутками и пародиями), благо имеется огромная аудитория. Но, кажется, сегодняшнему Галкину это не грозит. Он уже вернулся к самому себе, и обратной дороги нет.