Надо признать, что позиция, которую занимает патриарх, глубоко укоренена в православной традиции, где она именуется «симфонией властей» — государственной и церковной. А раз это «симфония», то ни одна нота в ней не должна звучать диссонансом. Историческое православие стало заложником (и жертвой) византийской модели цезаропапизма, которая в российских условиях доросла до абсолютизма, когда император был провозглашен «главой Церкви» (ст. 42 Прим. «Свода законов Российской империи»). Но, несмотря на эту «родовую травму» восточного православия, в его истории встречались первосвятители, ставившие Евангелие выше мирских законов и шедшие на прямой конфликт с государями. Часто это стоило им жизни. Напомнить о них важно с точки зрения оценки самой возможности «альтернативного» пути РПЦ в тех экстремальных исторических условиях, в том «огненном искушении», через которое она проходит сейчас.

Нетипично для русской истории

Священномученик митрополит Филипп (Колычев) — почти единственный в русской церковной истории пример предстоятеля Церкви, вступившего в открытую конфронтацию с царем, совершающим беззакония, — Иваном Грозным. Именно о митрополите Филиппе в первой своей проповеди после изгнания из Москвы в Будапешт говорил митрополит Иларион (Алфеев) — бывшее доверенное лицо Кирилла:

Символично, что в бывшей подмосковной усадьбе бояр Колычевых рядом с Переделкино в 1952 году открылась загородная резиденция патриархов РПЦ, где проживали Алексий I, Пимен и Алексий II. Но Кириллу стало неуютно в историческом месте, связанном со св. Филиппом, — и он перебрался в новопостроенный Объект «Скит», поближе к Рублевке.

Подвиг Филиппа запечатлен в его житии, составленном на Соловках в конце XVI века, в летописях того же времени (Третья Псковская, Новгородская), в «Повести о разорении Великого Новгорода» 1570 года, в «Истории» Андрея Курбского и в свидетельствах иностранцев, посещавших Москву.

«Мы здесь приносим бескровные жертвы Богу, а за алтарем льется невинная кровь христианская… Везде грабежи, везде убийства совершаются именем царским», — передает слова Филиппа Н.М. Карамзин. Уже после вынесения приговора, 8 ноября, святого заставили служить в Успенском соборе, однако службу прервали опричники, которые вытолкали святого из храма, а потом томили в подвалах московских монастырей в оковах с тяжелой цепью на шее. Около года Филипп находился в заточении в Тверском Отрочьем монастыре, где 23 декабря 1569 года был, как считается, задушен Малютой Скуратовым.

Факт убиения митрополита по приказу царя вошел в службу священномученику, составленную в середине XVII века по инициативе патриарха Никона. В те времена в Москве и других городах появилось несколько храмов св. Филиппа. Однако все это вековое церковное предание теперь «отменено». 3 сентября прошлого года президент, по сути, «реабилитировал» Малюту Скуратова:

Против этой версии выступает консенсус классиков русской истории — Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев, Н.И. Костомаров, Г.П. Федотов, А.В. Карташев, Макарий (Булгаков). Отрицать очевидное стали лишь в наше время «ревнители памяти царя Иоанна», которые добиваются канонизации одной из самых мрачных фигур русской истории.

Однако русских иерархов, противостоявших власти князей и царей, можно пересчитать по пальцам одной руки. С князем Дмитрием Донским одно время конфликтовал митрополит Киприан, а царь Алексей Михайлович не принял властных амбиций патриарха Никона, отправив его в ссылку на Валдай.

В эпоху Российской империи известен лишь один «вольнодумец» в митрополичьем сане — родившийся на Волыни (Украина) митрополит Арсений (Мациевич), посмевший противоречить самой «матушке» Екатерине II. Иерарх не принял «секуляризации церковных земель», в процессе которой императрица закрыла почти две трети монастырей России. В 1763 году Арсений возгласил в своем соборе анафему «обидчикам монастырей», но на сторону императрицы встал назначенный ею же Синод.

После приговора Арсения к смертной казни императрица «смилостивилась», вернула ему монашество и повелела сослать в северные монастыри. Однако за сочувствие к бывшему императору Иоанну V, убитому в Шлиссельбурге, Арсений был вторично лишен монашества и сослан в Ревельскую крепость, где и скончался. Собор РПЦ 2000 года причислил его к лику святых.

Византийская фронда

Древние христианские иерархи — как западные, так и восточные — часто обличали власть, в том числе верховную, но с течением истории обличительный пафос постепенно сходил на нет, пока не затух совсем. Св. Ипполит, епископ Римский, четвертованный в 235 году, писал: «Если начальники <…> принуждают сделать что-либо противное вере, то лучше умереть, чем исполнить приказание». Св. Климент, епископ Анкирский (совр. Анкара), казненный в 312 году, говорил императорскому наместнику Домициану: «Ваши дары мы признаем ничтожеством, ваш почет — бесчестием и высокий сан — работою пленника».

Спустя 17 веков первый советский патриарх Сергий (Страгородский), обращаясь к новым гонителям христиан — большевикам, перефразировал эти слова противоположным образом:

Пожалуй, самым неудобным для императоров уже христианской Римской империи был во второй половине IV века епископ Амвросий Медиоланский (совр. Милан), который не пустил в церковь императора Феодосия. Его слова при этом напоминают обличение митрополитом Филиппом Ивана Грозного:

Наверное, крупнейшим тираном в византийской истории был Юстиниан II (конец VII — начало VIII века). Его правление началось с унизительной казни на константинопольском ипподроме двух императоров-предшественников. Борис Акунин уподобляет Юстиниана Сталину: «Он любил отправлять в ссылку неугодные народы, которые в пути вымирали от голода и болезней».

Кстати, замурованный в стене патриарх — св. Каллиник — несколькими годами ранее благословил народное восстание, завершившееся свержением Юстиниана и его ссылкой в Крым, за что император и отомстил, вернувшись с войском варваров в Константинополь.

Цареградские патриархи иногда отлучали от причастия глав своего государства. Например, св. патриарх Тарасий (IX век) отказывался расторгнуть брак императора Константина VI, а св. патриарх Арсений (XIII век) отлучил императора Михаила VIII за приказ ослепить малолетнего сына своего предшественника, который мог бы претендовать на престол.

«Власть от Бога» и русская историческая ловушка

После катастроф ХХ века православное богословие стало признавать, что слишком тесный конкордат с государством, обернувшийся рабской зависимостью церкви, разрушителен для нее. Для такого признания потребовались беспрецедентные гонения, когда в 1920‒1930-е годы на территории бывшей православной империи были убиты за свои религиозные убеждения десятки тысяч епископов, священников, монашествующих и мирян. Но инерция 17 веков цезаропапизма оказалась столь мощной, что среди гонимых иерархов нашлись желающие заключить новый «конкордат» даже с открытыми гонителями и воинствующими атеистами.

Это отказ церковной администрации от собственной нравственной субъектности, лишающий ее голоса. Такая администрация обрекает себя механически повторять идеологические нарративы власти. Подлинный отказ от религии проявляется не в воинствующем атеизме (который тоже вера, причем довольно фанатичная), а в «сергианском» отречении церковной организации от Христа ради сохранения своей внешней структуры.

Когда «большая» церковь отказывается от Христа, христианство продолжает жить в малых общинах или сердцах верующих. «Пусть гражданский строй идет любой для него дорогой, — писал в 1929 году священномученик епископ Дамаскин, — мы пойдем своей дорогой «со Христом и ко Христу». Будем пользоваться от «внешних» лишь тем немногим, что необходимо для скромной жизни». Столь радикальный слом церковной реальности предсказывал в середине XIX века св. Феофан Затворник: «Хотя имя христианское будет слышаться повсюду, и повсюду будут видны храмы и чины церковные: но все это только видимость, внутри же отступление истинное. На этой почве народится антихрист».

Наш современник, псковский священник Павел Адельгейм, убитый в 2013 году, с горечью констатировал:

«Богословским» оправданием сервилизма РПЦ служат знаменитые слова апостола Павла «Нет власти не от Бога» (Рим. 13:1). Но перевести эту фразу на русский язык довольно сложно: в греческом оригинале перед словом «власть» стоит неопределенный артикль, а в русском языке артиклей нет. Это как английское «А Power» понимать в значении «The Power». Апостол говорит о принципе властвования, об иерархическом начале бытия, а не о каждом конкретном политическом режиме. Именно так эту фразу понимает православное Предание. Преподобный Иустин Попович отмечал: «Если власть отрекается от Бога и начинает выступать против Бога, то она превращается в сплошное олицетворенное насилие, <…> становится тиранией, свирепым насилием — и тем самым переносит себя под власть антибога, противобога, дьявола <…>. Христиане должны противиться безбожным и богопротивным указам и постановлениям». Св. Николай Сербский так обличал политических лидеров, узурпировавших власть: «Под видом закона они грабят и угнетают народ и отвергают правду, милость и веру. Это те, которым Бог мешает, а Христос досаждает, и они действуют лукаво <…>. Это самые большие враги народа, которые гонят и убивают его истинных друзей».

Россия имеет специфическую склонность к тиранической власти. Выдающийся мыслитель русской эмиграции о. Александр Шмеман видел причину этой склонности, если угодно —

«Русское сознание ностальгично, ностальгия его — по «авторитету», который легче всего найти в прошлом, — писал о. Александр. — Все всех зовут куда-то и к чему-то «возвращаться», причем возврат этот оказывается одновременно и концом, завершением истории посредством апофеоза России <…>. И вот потому-то свобода так мало нужна.

В истории православия было немало по-настоящему свободных личностей — как правило, они становились мучениками и потомки их называли святыми. Это образцы, но их никак не назовешь большинством. И после столетнего опыта «сергианства» и тысячелетнего опыта цезаропапизма кажется закономерным, что новое испытание современное русское православие не прошло.

Это стало чертой, которую история подводит под многовековым церковным сервилизмом. И когда все это закончится, в православном мире начнется покаянный процесс по искуплению исторических ошибок, подобный тому, который ведется в западном христианстве, но еще более сложный и кропотливый.