В начале пути

Бурный промышленный рост второй половины XIX в. породил новый многомиллионный класс населения — индустриальных рабочих. Условия труда на фабриках были тяжелыми, а плата — за редким исключением — небольшой; оторванность от привычной деревенской жизни, бедность и неустроенность делали рабочих одной из самых беспокойных групп населения. Преступность в этой среде была значительной, а глухое недовольство условиями жизни приводило к тому, что пропагандисты революционных партий неизменно находили среди рабочих благодарных слушателей.

Пытаясь смягчить «рабочий вопрос», российское правительство копировало британскую и германскую социальную политику: ограничило использование детского труда, установило надзор за условиями труда на фабриках, сократило рабочий день, а также пыталось создавать управляемые рабочие организации. Так, на фабрики было запрещено нанимать детей до 12 лет, а для детей с 12 до 15 лет рабочий день по закону ограничивался 8 часами. Кроме того, запрещался ночной и воскресный труд, а также детский труд на вредных производствах. Сегодня эти правила справедливо кажутся нам не слишком гуманными. Однако в XIX и в начале XX в. детский труд в промышленности все еще применялся довольно широко даже в странах с развитым рабочим законодательством вроде Германии.

Для подростков и взрослых рабочий день с 1897 г. был ограничен 11,5 часами в будни и 10 часами в субботы и предпраздничные дни. Нерабочими были воскресенья и праздники, которых в течение года насчитывалось 17.

Нетрудно посчитать, что в промышленности количество рабочих часов в год составляло огромную цифру — почти 3300. На самом деле фактический рабочий день обычно был меньше, чем максимально возможный по закону: например, в 1913 г. он составлял приблизительно 10 часов.

Поэтому реальная продолжительность работы была сопоставима с западными показателями: 2800–2900 часов в год (в Европе 8-часовой рабочий день повсеместно будет вводиться уже после Первой мировой войны). Однако регулировался рабочий день только в промышленности, причем на фабриках и заводах трудилась лишь небольшая (порядка нескольких процентов) доля всего трудоспособного населения. Около 80% населения было занято в сельском хозяйстве — и как самостоятельные хозяева (выражаясь современным языком, индивидуальные предприниматели), и как наемные рабочие. Помимо крестьян рабочий день был ненормированным и у мелких предпринимателей — кустарей, торговцев и т.д., и у многих, как мы сказали бы сегодня, работников сферы обслуживания.

Разрешать трудовые споры между фабрикантами и рабочими должна была созданная в 1882 г. фабричная инспекция. Одной из важнейших сфер ее деятельности было регулирование штрафов, которые работодатель ранее мог назначать практически бесконтрольно. С 1886 г. закон признавал только три повода для штрафов: за прогул, «за неисправную работу» и «за нарушение порядка», причем для каждого штрафа был предусмотрен максимально возможный размер. Сами штрафы шли не в карман фабриканта, а в особый денежный фонд («штрафной капитал»), который можно было расходовать только на пособия рабочим. Фабричная инспекция следила за тем, чтобы с рабочими не расплачивались товарами, а также регулировала ассортимент и цены в фабричных лавках. В реальности, однако, контроль был очень слабым: весь штат фабричной инспекции в 1889 г. составлял 259 человек, и на каждого инспектора приходилось ни много ни мало 80 предприятий.

Еще одной важной стороной реформ рабочего законодательства было постепенное появление социального страхования. Закон 1903 года установил единые нормы компенсаций за потерю трудоспособности (кроме тех случаев, когда виной был «злой умысел» или «грубая неосторожность» пострадавших). За временную потерю трудоспособности работодатель выплачивал постоянное пособие в размере половины заработка до полного выздоровления (лечение тоже возлагалось на работодателя); при частичной потере трудоспособности назначалась пожизненная пенсия в зависимости от тяжести полученных увечий; в случае инвалидности — в размере двух третей от зарплаты работника. Такая же пенсия полагалась членам семьи при гибели работника. Однако распространялся этот закон только на фабричную и горную промышленность. В 1912 г. для всех рабочих и служащих было введено обязательное страхование по болезни, а на предприятиях учреждались больничные кассы, пополнявшиеся совместными взносами работников и работодателей.

Несомненно, все эти реформы были правильными и нужными, однако не следует забывать, что дореволюционная Россия все еще находилась в начале долгого пути.

В хорошо известной экономистам дилемме «справедливость — эффективность» законодатель явно отдавал предпочтение эффективности. Действительно, промышленность была самым быстрорастущим сектором дореволюционной экономики. Однако это имело свою цену: социальное страхование было развито плохо, а рабочие были экономически незащищены. Так, до 1906 г. власти вовсе не разрешали создавать независимые профсоюзы, а после этого всячески старалась уменьшить их влияние. Как выяснилось, государство допустило большую ошибку: недовольством рабочих пользовались революционные партии. Ограничение легальных способов выражения недовольства и разрешения конфликтов лишь усиливало радикализацию.

Эпоха экспериментов

Восьмичасовой рабочий день был одним из главных требований европейской социал-демократии, не исключая и российскую. Он был провозглашен декретом советского правительства от 29 октября (11 ноября) 1917 г. (при этом неделя оставалась 48-часовой, суббота выходным не стала). А кодекс законов о труде, введенный в 1918 г., провозгласил право на месячный оплачиваемый отпуск (правда, в 1922 г. отпуск сократили до двух недель). Однако в реальности провозглашение восьмичасового рабочего дня мало что изменило. Дело в том, что к исходу 1917 г. российская промышленность уже дышала на ладан, и фактическая смена на фабриках длилась даже меньше восьми часов. На кону стоял вопрос о простом физическом выживании: в следующие несколько лет миллионы человек покинули города, спасаясь от голода, и устремились в деревни. На фоне Гражданской войны и разрухи новое прогрессивное рабочее законодательство мало кто сумел оценить по достоинству. К тому же львиную долю населения по-прежнему составляли крестьяне, и на них новые нормы, разумеется, не распространялись.

20-е и 30-е годы были эпохой экспериментов, и трудовое законодательство не было исключением. Например, в 20-е годы практически полностью изменилась сетка привычных для православного населения праздников, многие из которых были религиозными. Так, в новом календаре появились не только хорошо известные нам Новый год (1 января), День интернационала (1 мая) и День пролетарской революции (7 ноября), но и такие совершенно забытые сегодня даты, как 22 января (годовщина Кровавого воскресения по новому стилю), 12 марта (годовщина низвержения самодержавия по новому стилю) и 18 марта (день Парижской коммуны — Ленин считал коммунаров непосредственными предшественниками большевиков). Эти праздники просуществовали совсем недолго, всего лишь до конца 30-х годов. Однако власть была вынуждена считаться с тем, что большая часть народа еще оставалась верующей: решением местных властей можно было объявлять выходными и религиозные праздники — в законе они стыдливо назывались особыми днями отдыха.

Куда большие изменения претерпела рабочая неделя. С началом индустриализации страна перешла на семичасовой рабочий день, а рабочая неделя стала пятидневной. Формально выходных стало больше (один в каждые пять дней вместо одного в каждые семь раньше), однако на практике «пятидневка» внесла огромную путаницу. Дело в том, что все рабочие были поделены на пять групп, и у каждой из них выходные приходились на разные дни. Таким образом, например,

Неудивительно, что «пятидневка» была чрезвычайно непопулярной и была отменена спустя всего два года. В 1931 г. ее заменили на «шестидневку», однако выходные сделали фиксированными. Эта система просуществовала до 1940 г., после чего в страну вернулась рабочая неделя с одним выходным (в воскресенье).

Промышленные рабочие в Советской России считались классом-гегемоном. Действительно, в 20-е годы их положение по сравнению, например, с крестьянами, можно было назвать завидным. Однако в годы индустриализации оно стало стремительно ухудшаться. Хотя рабочий день формально составлял всего семь часов, не были редкостью добровольно-принудительные сверхурочные смены. По сравнению с 20-ми значительно понизилась реальная зарплата. Затронул рабочих и голод начала 30-х годов, хотя и в значительно меньшей степени, чем колхозников. В 1940 г. к этому добавились и новые напасти: фактический запрет менять работу без разрешения начальства и уголовные наказания за прогул. За самовольный (т.е. без разрешения директора предприятия) уход с работы по указу от 26 июня 1940 г. полагалось от двух до четырех месяцев тюрьмы. Наказание за прогул было мягче: приговаривали к «исправительно-трудовым работам», которые отбывали на прежнем месте работы, но с вычетом 25% зарплаты на срок до шести месяцев (к чему добавлялась, конечно, судимость). В годы войны к этим ограничениям прибавились и новые: запрет самовольного ухода с военных предприятий, ответственность за уклонение от мобилизации на производственное строительство, наказание за невыработку обязательного минимума трудодней для колхозников и т.д. Любопытно, что запрет самовольно менять место работы сохранился и после войны и был отменен лишь в 1956 г. А всего по разнообразным «трудовым» указам за время их действия было осуждено более 18 миллионов человек.

Советское наследие

Период со второй половины пятидесятых по вторую половину семидесятых годов был временем быстрого роста советской экономики. Именно тогда в СССР и появились основные атрибуты социального государства: пенсионная система, охватывавшая всех граждан, доступное и более-менее бесплатное здравоохранение, система льгот и пособий и т.д. Изменилось и трудовое законодательство. В 1967 г. был введен второй выходной день — суббота, и рабочая неделя сократилась до 41 часа. А в 1971 г. был принят новый Кодекс законов о труде, увеличивший отпуск до 15 рабочих дней.

В отличие от царского правительства советская власть, по крайней мере, после смерти Сталина, ставила справедливость выше эффективности, причем это явно шло последней в ущерб. Советский КЗоТ надежно защищал рабочего от увольнения — даже прогулы или пьянство нередко не были достаточным основанием: обиженный шел в суд, где не только мог выиграть дело и восстановиться на работе, но и получить компенсацию за незаконное увольнение. Еще одной проблемой была «уравниловка» в заработных платах: нельзя было допустить, чтобы разница платы за одну и ту же работу различалась слишком сильно. Разумеется, это шло в ущерб производительности труда.

Негибкость позднесоветского рынка труда накладывалась на общие проблемы плановой экономики и в конечном итоге приводила к замедлению экономического роста. После крушения советской системы сложилась

чему немало способствовала традиционная слабость и зависимость профсоюзов. Рынок труда стал чрезвычайно гибким, и это помогло экономике преодолеть трансформационный спад 90-х. Однако нельзя спорить с тем, что этот процесс был крайне болезненным.

Один из главных императивов советской политики — ни в коем случае нельзя допустить массовой безработицы — продолжал действовать и в 90-е годы.

По сравнению с масштабами падения экономики безработица выросла не так значительно, как это часто происходило во время гораздо менее масштабных кризисов в западных странах. Однако причиной этому были постоянные задержки зарплат, снижение их переменной части, т.е. премии, выплаты «в конвертах» и т.д.

Завтра в России

В 2000-е маятник вновь качнулся в сторону справедливости: современный российский рынок труда характеризуется множеством малооплачиваемых и малопроизводительных вакансий (часто в бюджетной сфере), однако уровень безработицы при этом остается низким — государство обеспечивает своеобразный «базовый доход». Сегодня многие экономисты убеждены: предстоящий экономический кризис носит трансформационный характер, и значит, российскому правительству придется найти новый баланс между справедливостью и эффективностью.

Скорее всего, ставка будет сделана на эффективность. Специфика российского рынка труда заключается в том, что и в 1990-е в нашей стране был невысокий процент безработицы: не регистрируемой, которая зависит от размера пособий и условий оформления, а реальной, исчисляемой по методике Международной организации труда. Этот показатель колебался в интервале от 5 до 7%. Причина в том, что в классических «капиталистических странах» работника скорее уволят, чем сократят ему зарплату, в России же человека будут держать на работе, а вот зарплату уменьшат. Формально все требования будут соблюдаться, но идти в этом случае людям будет некуда, значит, цена труда «в целом» будет снижаться. В этом случае предприятия не потеряют в прибыли, а вот в чью пользу эта прибыль будет распределена — большой вопрос.