В маленьком приморском городке Владислава Овчинникова знали, наверное, в каждой семье. Душа любой компании, спортсмен, просто хороший парень с вечной улыбкой, искренней, как у Гагарина. Его мама Ольга показывает фото с выпускного бала: высокий, статный мальчишка идет первый под руку с двумя девочками. Да он везде впереди, говорят родители. Хоть в турпоходах (Влад занимался спортивным туризмом в местном клубе «Норд»), хоть на любой фотографии. Вот и 26 февраля с двумя сослуживцами ехал на УАЗе в головном дозоре — прежде основной колонны. Попали под минометный обстрел. Семье об этом сообщили 11 марта.

«Там, где в 86-м году все произошло»

— 31 декабря я на кухне суечусь, жена тут все моет. Никого уже не ждем. Сын предупредил, что эшелон разгружают, на Новый год не успеет, — рассказывает Максим Овчинников. — Стук в дверь в полшестого вечера. Открываю — стоит. В форме, с цветами. Мамка в шоке, в глазах слезы! А мы его не видели с марта — заехали на пять минут сумку передать. Год считай. Сказал, до 15 января пробудет дома. 10-го на стрижку записались. Из парикмахерской выходит — тут телефон. Говорит: «Надо с утра в части быть на построении». Влад пошел в школу, на туризм к тренеру своему, попрощался со всеми. Говорил, что не знает, куда и насколько, — может, до весны. Сказали, на учения на три месяца.

15 января загрузились в эшелон и поехали. По пути в Псков на учения постоянно отзванивался, присылал фотографии и видео. Палатка человек на тридцать, внутри кровати. Пацаны греют сухпайки на горелках. Паштет тоже надо греть, учат Влада бывалые. Кто-то важно перефразирует девиз — не ВДВ, морской пехоты: «Где мы, там порядок!» Максим с гордостью произносит: «Спецназ!»

— Они еще кошку спасли, она по лесу бегала, — улыбается Ольга Овчинникова. — Бойцы ее забрали, так она с ними в палатке и жила. Рассказывал: она такая молодец — раз вышла, погуляла на улице, вернулась. Сделали ей клетку из досок, с собой забрали.

Сперва сын говорил, что все хорошо. Потом позвонил и сообщил, что их куда-то переводят.

Вскоре Влад перестал выходить на связь. 17 февраля прислал СМС. Написал маме: «Все дорого, положи деньги на телефон». Ровно через неделю, 24-го числа, в 4 часа утра по приморскому времени позвонил: «Мама, у меня все хорошо, ты не болей, выздоравливай. Всех люблю, целую». Сейчас Ольга говорит, что у всех сыновья, мужья звонили примерно в это время. Бойцы тогда уже всё знали. Родные узнали позже — в Приморье к началу «спецоперации» был час дня.

«Я бы его отговаривала, на колени бы падала…»

Теперь эсэмэски от сына о том, что у него все хорошо, Ольга не удалит никогда. Как не тронет ни одну из вещей Владика, ни одну из мелочей, что с ним связана.

— Даже куртку мы привезли, в кармане у него лежало 35 рублей. Я говорю: «Это — сына, это святое…» 35 рублей этих вообще не трогайте, я их положила вон там, и всё.

Теперь, говорит мама, она станет ходить туда, куда сын, опытный турист, звал раньше — на сопку Высота 611 (считается, что в 86-м году в Дальнегорске потерпел крушение неопознанный летающий объект). И в пещеры. И на кекур Белая Церковь.

— Лучше бы я с ним в поход ходила, лишь бы он был дома живой и здоровый, — плачет Ольга.

В их большой квартире на улице 50 лет Октября тихо. Над кроватью висит дембельский флаг, сослуживцы оставляли на нем свои пожелания, в каждом — «брат», «братишка», «бро», «братан». Значок за первый прыжок с парашютом — подарок отцу на день рождения. Мне показывают медали, значки, удостоверения: за Юнармию, за спортивный туризм, за соревнования. На стенке в зале — фотографии Влада: детские и взрослые — в голубом берете, в камуфляже и перчатках, в зимней шапке в каком-то вагоне.

Хотя насчет последних Максим удивляется: судя по репортажам центрального телевидения, они там все «не то, что зомбированные… информационно запутанные, получается». Но главное в их жизни сейчас точно не это.

В коридоре на вешалке — новенький бушлат с огромным белым пятном. Это кислота от аккумулятора. Дали Владу уазик сломанный чинить. Уже и масло, и фильтры поменяли — не заводится. Взял аккумулятор, зарядил. А он возьми да и взорвись в руках прямо на плацу. Все вокруг в ужасе — а бойцу хоть быть что. Сколько раз его словно что-то отводило — родители перечисляют травмы и говорят, что, видимо, судьба была погибнуть в бою. Даже жениться собирался лишь после того, как героем станет. Не дай бог, говорил, со мной что случится, дети останутся без отца.

Несмотря на абсолютно неконфликтный характер, Влад всегда хотел служить в армии. С детства обожал фильмы про войну: «Прорыв», «Офицеры», а «Марш-бросок» вообще затер до дыр.

— Даже ситуация такая у него в армии была. Сидят пацаны в расположении. Старшина берет учебную гранату, кидает туда им. Все разбегаются, а наш летит на эту гранату и падает. Звонит, рассказывает: «Я тут на гранату упал…» Я за голову хватаюсь: «Какую гранату?!» «Да вот, старшина пошутил… Все разбежались, а я лечу и думаю: она ж если взорвется, меня тут по всем стенам раскидает…» — рассказывает отец Влада. Сам он сотрудник полиции, ветеран боевых действий.

Все могло бы сложиться иначе, если бы Влада после школы сразу взяли в ДВОКУ, командное училище в Благовещенске. Но «зарубили» физкультуру. Даже смешно — уж к этому-то экзамену он был готов на все сто. Недаром предупреждали родителей, что приморцам без протекции вход заказан, охотнее, говорили, берут крымчан и вообще приезжих с запада страны.

Расстроился, конечно. Решил пойти в армию. В ноябре не успел из-за положительного теста на ковид и до 7 декабря буквально штурмовал военкомат, пока не забрали. Как и хотел, в ВДВ (сначала в роте материального обеспечения, оттуда перевелся в спецназ). Отслужил срочную и в декабре 2021-го, едва исполнилось 20, заключил контракт на год.

Ольга всегда отговаривала сына от армии, а Максим, напротив, подбадривал. Знал, что другого пути Влад все равно не выберет.

— Если бы мы знали, что начнётся … [«спецоперация»]… Я бы его отговаривала, на колени бы падала.

— Да он бы все равно ушел. Сказал бы: «Мама, так надо». Ничего бы мы не изменили. Мы даже не думали, что эта … [«спецоперация»] начнется! Как вот? На ровном месте просто! Хоп — в одночасье просто, никаких предпосылок, ничего!

Но в одном родители сходятся: никто и верить не хотел, что это [слово, которое запрещено называть].

На вид — дети

…11 марта Ольга пришла с работы, Максим дома был, после суток. Часов в 6 вечера — звонок от замполита, вызывает: «Мы тут с психологом сидим, тебя ждем».

— Он пришел, мне рассказал. У меня тут истерика была, я так орала. Не помню ничего. Медсестра пришла, меня стала отпаивать. Ничего не ем, не пью, спать не могу — снотворное муж дает мне, чтобы хоть чуть-чуть поспала. Уже какой день подряд будто кто-то в 2 часа ночи меня будит…

— 13-го съездили в Уссурийск на хату, которую он снимал с пацанами. Дай бог, чтобы пацаны живые были, — замполит вроде сказал, что живы. Вещи забрали. Что мы знаем? 26-го Влад наш, Чичюрка Алексей, тоже наш парень дальнегорский, и еще один парень втроем на уазике в головном дозоре проводили разведку дороги. На колонну навели минометный огонь, машину разведки бахнули.

В заключении экспертизы написано непонятно: «Ранение других частей головы». Каких других? Даже отец, эксперт-криминалист полиции, не понимает, что это означает, что именно случилось с сыном.

На фотографиях он с сослуживцами, всем по 20–25 лет. За несколько недель до начала «спецоперации». На вид — просто дети. Улыбаются. И пока не знают, что вскоре их отправят проводить «денацификацию» и «демилитаризацию».

Завуч школы № 2 Галина Колеснева, одна из любимых учителей Влада Овчинникова, рассказывает, что он всегда хотел защищать других.

— Я знала, конечно, что он на … [спецоперации]. У нас принято, что выпускники заходят в школу, такая традиция. И Влад пришел. Сказал, что он уже побывал на военных действиях (на учениях. — В. Ф.). Я его ругаю: «Влад, зачем? Тебя в университете ждали, что ты творишь?!» Он говорит: «Вот, Галина Ивановна, получу Героя России, там и учиться пойду». Орден получит, а учиться уже не пойдет…

Надо отдать должное, в эти дни дальнегорские официальные лица — военкомат, мэрия, дума — ведут себя достойно. Глава администрации Александр Теребилов помог оформить свидетельство о смерти, сам присутствовал на прощании и на митинге памяти земляков, погибших в ходе спецоперации в Украине: Алексея Чичюрка и Владислава Овчинникова.

Организацию похорон город взял на себя.

Жители города, чтобы поддержать родителей, собирают деньги. В местных пабликах выставили фотографии мальчишек со словами соболезнования. В комментариях поддержка от одних, обвинения от других.

— Да кого там мой ребенок убил? — недоумевает Ольга.

— Наш бы последнюю рубаху отдал. Он бы все отдал, чтобы спасти ребенка или еще кого-нибудь. Он никогда бы не пошел… Даже ствол бы не поднял, — уверен Максим.

Письмо

Когда сын перестал выходить на связь, Максим зашел в VK, нашел группу, созданную родителями бойцов бригады ВДВ. Оказывается, не звонили и не писали никому — разве что уже из госпиталей. Овчинниковы утешали друг друга: раз не звонит, значит все хорошо.

К 8 марта инициативная группа предложила отправить родным письма с эшелоном. Овчинниковы написали своему мальчику несколько строк: у нас все хорошо, любим, целуем… Письмо вернулось. Он к тому времени уже погиб.

Ольга и Максим решили положить эту весточку сыну в могилу, чтобы Владик смог прочитать ее там.

Дальнегорск