27 февраля, на четвертый день «спецоперации», на русско-норвежской границе собрались художники. Спектакль готовился давно и был посвящен интернациональной дружбе в эпоху пандемии. Граница проходит по реке Паз. На норвежском ее берегу должны были в условленный момент включить многократно усиленный корабельный гудок. С российской же ему должна была ответить сирена воздушной тревоги — в память об освобождении Северной Норвегии советскими войсками от немецкой оккупации.

Звуковой спектакль должен был символизировать то, что даже в условиях закрытых ковидом границ соседи способны докричаться друг до друга. Но в назначенный час норвежской сирене никто не ответил. Сначала сослались на погоду (но она была прекрасной), потом на запрет кого-то из чиновников… Потом оказалось, что вопреки ему российские артисты все же приехали на берег, только подальше от места действия. Динамиков и сирен у них не было, и они просто, слыша норвежский гудок, кричали в ответ, но ветер уносил звук их голосов в другую сторону. Символ получился ярче режиссерского замысла.

Через неделю норвежский МИД от лица также Финляндии, Дании, Исландии, Швеции и ряда стран Европейского союза официально заявил о приостановке сотрудничества с Россией в рамках совета Баренцева/Евроарктического региона с формулировкой «учитывая вопиющее нарушение Россией международного права». Это означает фактическое исключение РФ из жизни Баренц-региона — межгосударственной организации, считающейся эталоном трансграничного взаимодействия с нашей страной. Баренц-регион, созданный Торвальдом Столтенбергом в 1993 году, фактически больше не существует в своих первоначальных границах.

«Загляни за железный занавес» — так называлась популярная в 80-х экскурсия для гостей граничащей с Россией провинции Финнмарк. Туристов привозили к реке Паз и предлагали подняться на старую вышку — поглядеть на ощетинившегося колючей проволокой соседа. И вдруг оказалось, что сосед этот может быть приветливым и радушным.

Баренц-регион — это 14 губерний Норвегии, России, Финляндии и Швеции. Шесть миллионов человек. С российской стороны участниками Баренцева сотрудничества были Мурманская область, Архангельская область, Республика Коми, Ненецкий автономный округ и Республика Карелия. В 1993 году в их жизни началась новая страница — облегченный визовый режим, совместные культурные и образовательные проекты, интеграция бизнеса…

Из Мурманска в Киркенес и обратно каждый день ходили несколько автобусов. Жители поселка Никель и вовсе могли ездить туда без визы, по «паспортам приграничного жителя». Туризм и культурный обмен, торговля и инфраструктура. Экология и радиационная безопасность. 72-часовой безвизовый режим для пассажиров круизных лайнеров в Мурманске и Архангельске, который наполнил города туристами.

Страны-участницы проводили совместные учения по ликвидации нефтеразливов, участвовали в утилизации опасных ядерных отходов, упрощали жизнь рыбакам, финансировали выставки, фестивали и концерты, боролись с изменением климата, распространением ВИЧ, помогали малым народам и обсуждали глобальную политику. При финансовой поддержке соседей приграничная российская зона более-менее приходила в человеческое состояние. От нового здания погранпоста, в котором появился, наконец, туалет, до дороги к границе, переставшей походить на проселочную.

Благодаря норвежской помощи на юге Мурманской области, в Кандалакше, работает семейный детский дом «Детская деревня — SOS», Центр постинтернальной адаптации в Мончегорске; более 500 безнадзорных детей получили помощь и защиту от насилия; в Мурманске были открыты центры дневного пребывания стариков, благотворительные магазины, куда трудоустраивались инвалиды; в Карелии работала программа помощи кормящим матерям и ранней профилактики насилия в отношении малолетних; в Мурманской области долгие годы финансировалась работа с уязвимыми группами по купированию распространения ВИЧ; миллионы крон шли на совместные проекты в области культуры.

На паузу сотрудничество встало ровно тогда, когда должна была начаться организация трансграничных коридоров железнодорожного, автомобильного и морского сообщения, семь из которых проходят по территории России, а также прорабатывался вопрос развития сети авиасообщения на севере Европы с опорой на аэропорты Архангельска, Мурманска, Киркенеса, Тромсе.

Ныне покойный отец Баренц-региона Торвальд Столтенберг свою идею сформулировал так: «Контакты ведут к безопасности». Сейчас, когда безопасность оказалась категорией мифической, контакты прерваны.

Руне Рафаэльсен, бывший мэр Киркенеса, о крушении связей говорит с болью. В первые же дни «спецоперации» он отказался от полученного когда-то российского ордена Дружбы, которым очень дорожил. Он тоже один из отцов баренц-сотрудничества, фигура на севере легендарная. Налаживать контакты с Советским Союзом начал еще в 80-е, в сфере образования. Школьные обмены — на них выросло мое поколение.

— Я помню, как школьницей ездила в шведский Лулео, а к нам приезжали дети оттуда. Мы жили в семьях, общались, — говорит Анна Киреева, председатель правления журналистской сети «Баренц-пресс-Россия». — У нас тесные и давние отношения со странами Европы, совершенно уникальные для России. Такого не было больше нигде. В советские годы много мурманских моряков ходили за границу, и то, что в Ленинграде добывали у фарцовщиков, нам просто привозили отцы. Поэтому, когда границы открылись, мы поехали не за жвачкой и джинсами, а смотреть, как живут люди, узнавать, о чем они думают.

Еще четыре месяца назад на конференции совета Баренц-региона в Тромсе [министр] Лавров говорил об уникальности и эталонности этого сотрудничества, о том, что его надо распространить на другие страны. А теперь вносит Норвегию в список недружественных государств.

— Для меня важно даже сейчас продолжать отношения с гражданским обществом России. Продолжать сотрудничество журналистов и художников, — говорит Руне Рафаэльсен.

Когда баренц-сотрудничество начиналось, оно воспринималось весьма негативно — нам говорили: вы не должны доверять русским. А я отвечал: мы должны относиться к ним так же, как к нашим финским соседям. Никакой разницы. Я пересекаю финскую границу без остановки, без всяких виз, российскую границу за свою жизнь я тоже пересек сотни раз. Это прозвучит идеалистически, но я верю, что когда-нибудь поехать в Россию будет так же легко, как в Финляндию.

Россияне такие же мирные люди, как и норвежцы, говорю я. Но многие считают, что я наивен. Я слышу о коллективной ответственности россиян за происходящее в Украине сейчас. И я понимаю это.

В Киркенесе названия улиц дублируются по-русски. В центре города стоит памятник советскому солдату-освободителю. Значительная часть населения русскоязычная. В последние годы по обе стороны границы все привыкли на выходные ездить друг к другу в гости. В Норвегию запросто можно было отправиться на концерт или в магазин (от Мурманска — всего 250 км), в Россию норвежцы регулярно ездили просто заправиться, учитывая разницу в стоимости бензина, или в парикмахерскую. Масса смешанных браков, студентов на стажировках, волонтеров.

Здесь, почти как во времена средневекового «руссенорска» — языка, родившегося от смеси поморского говора и норвежского, давно не обращали внимания на границы. Исключены из этой общности были только те, кто носил погоны, — российские пограничники, военнослужащие, а потом и полицейские, ставшие невыездными после Крыма. Но со временем в России люди в погонах из тех, кто выполняет приказ, превратились в тех, кто принимает решения.

Два года назад, в последние доковидные дни, в Киркенесе проходил традиционный «Баренц-спектакль» — российско-норвежский фестиваль искусств. Он был посвящен доверию и недоверию. Говорили об этом языком искусств — и всерьез, и в шутку. В толпе ходили комичные «русские шпионы» — условные кагэбэшники в серых плащах, темных очках, прикрывавшие лица газетой с дырочками — для скрытого наблюдения. Смех побеждал страх. А горожанам предлагалось проголосовать ногами, зайдя в дверь с надписью «Да» или «Нет», над которой было написано: «Правда ли, что русские заправляют всем?» Двери стояли посреди ничего: конспирология строится на пустом месте, наша жизнь не зависит от камланий пропагандистов. Никто тогда не верил, что пропаганда может убивать.

Недавний иммигрант Алексей говорит — в бытовом общении в Киркенесе сейчас очень четко разделяют российское правительство и российских граждан.

— Здесь не любят Путина и любят русских, — утверждает он. — Если почитать норвежские газеты, все, начиная от обычных граждан и заканчивая министрами, говорят: это санкции не против россиян.

— Сделанные заявления в первую очередь относятся к политическому сотрудничеству на уровне МИДа, правительства и региональных чиновников, — подтверждает Атле Столсен, журналист заблокированного Роскомнадзором на территории России издания The Independent Barents Observer. — Остановлены практически все международные программы трансграничного сотрудничества на Севере, такие как Арктический совет и Совет министров Северных стран. Сотрудничество низовое, горизонтальное — в сфере журналистики, культуры или спорта, конечно, тоже ослаблено, но по нему ударил еще коронавирус, когда мы потеряли возможность встречаться. 10–15 лет назад оно было на более высоком уровне. Сейчас же все вообще остановлено.

При этом мы все выигрывали от сотрудничества, и то, что происходит сейчас, делает Киркенес во всех смыслах намного беднее. Но никто больше не может верить Кремлю.

— Трудное время не только для нас, но и для всей европейской безопасности, и конечно, не лучшие дни для тех, кто здесь, на севере, пытается продолжать сотрудничество, — констатирует журналист из Тромсе Амунд Треллевик, глава «Баренц-пресс — Норвегия». — Наше дело — кооперация в медиасреде — еще сложнее, потому что российские журналисты не могут сейчас работать как журналисты в полном смысле из-за цензуры. И это большая проблема как для вас, так и для нас. Но за последние годы у нас уже были трудные времена, и мы обычно находили решения общих проблем. <Спецоперация> когда-то закончится. А граница между Норвегией и Россией будет всегда. Поэтому нам придется заново налаживать отношения, но когда это будет, сейчас не скажет никто.

— Мурманская область очень сильно теряет от происходящего, — говорит россиянин Алексей. — В первую очередь — возможность смотреть на другой менталитет, слышать другое мнение. Мы потеряли очень здравомыслящего и интеллигентного собеседника.