Женщина представляется Людмилой. Поинтересовавшись, из какого я издания, и отметив, что «Новой газеты» не знает, начинает сама рассказывать, зачем пришла на площадь.

– Я родилась в Курске, но почти всю свою жизнь прожила в Харькове. Только восемь лет назад приехала сюда, в Москву, из-за работы.

Ужас, который она описывает, газета с ее слов описать не может. Единственное — подвал стал людям вторым домом, а еды у них почти нет.

– Многие у меня из Харькова уехали, — продолжает она.

– В Россию?

– В западные области [Украины]. И оттуда, видимо, тоже придется бежать.

Людмила подчеркивает, что она как украинка считает русских братским народом: «Но братья себя так вести не должны». Жалеет, что не была на площади в прошлые выходные — «не знала, что что-то будет, а когда узнала — даже плакала».

Плакать, впрочем, преждевременно: трудно судить, больше сегодня пришло людей или меньше, чем неделю назад, но определенно можно сказать одно — тех, кого я подметил в прошлое воскресенье, на площади нет. Протестующие приходят один раз — до первого задержания. Из-за новой статьи КоАП — «о дискредитации действий российских вооруженных сил» — второе задержание уже может обернуться уголовным делом и вполне реальным лишением свободы.

Силовики беспрестанно курсируют по Манежной, то и дело выборочно проверяя у людей документы. У кого паспорта с собой нет — сразу отправляются в автобус. Тех, кто с паспортом, просят показать содержимое сумок, спрашивают, куда они идут, и иногда — отпускают.

Сегодня на площади я уже не встречаю тех, кто пришел сюда из-за потери работы или иных последствий санкций. Все разговоры — чисто идеологические.

У некоторых «космонавтов» на шлемах замечаю стикеры с буквой «Z» в цветах российского триколора. Они активнее остальных занимаются проверкой документов и — в первые двадцать минут — не жесткими задержаниями.

Жесткие начинаются ближе к 14 часам. К этому времени на площади — не отличишь, где протестующий, а где нет. Много зевак, которые просто вышли прогуляться по центру и теперь не понимают, что происходит вокруг. Много семей с детьми.

– Как выйти отсюда? — испуганно спрашивает меня женщина с сыном младшего школьного возраста. В пяти метрах от нас в это время четверо с дубинками несут в автозак мужчину в серой куртке. Она прижимает сына к себе, пытаясь как бы закрыть ему глаза ладонью.

Показываю ей в сторону площади Революции. Там, среди почему-то открытых ограждений, встречаются два потока людей: одни идут на площадь, другие — с нее. Многие из тех, кто приходит на Манежную, в скором времени оказываются в автобусах полиции.

Задержанных женщин — очень много.

Силовики включают громкоговорители и начинают беспрерывно, перебивая друг друга, повторять: «Уважаемые граждане! Вы находитесь на месте возможного проведения акции, не согласованной с органами исполнительной власти. И потенциально — являетесь ее участниками. Просьба покинуть площадь. В противном случае к вам будут применены меры, в соответствии с действующим законодательством». Они говорят так десять и двадцать минут. Повторяют снова и снова. И продолжают запускать людей на площадь.

В этот раз Манежная ничего не скандирует. Лишь изредка кто-то разворачивает плакаты. И тут же — в сопровождении 4-5 силовиков — отправляется в автозак. Достается и журналистам.

– Отойти на 20 метров! — кричит на меня и моих коллег капитан полиции, дежурящий у автобусов с задержанными. — Я один раз предупрежу, второй, потом будем задерживать.

Когда журналисты пытаются снимать задержания, их технично оттесняют «космонавты». Корреспондента «Коммерсанта» толкают.

На площади вновь начинается «праздник силы»: спокойно к автобусам, кажется, уже никого не уводят — заламывают руки или относят, схватив за руки и за ноги. Все заканчивается через пять минут. Манежная зачищена. У вновь прибывающих на площадь начинают выборочно проверять паспорта и содержимое сумок… и вновь, как в самом начале, вежливо отводить к автозакам.

Уже в самом конце акции на площади появляются представители НОД. «Мы пришли сюда, чтобы поддержать спецоперацию!» — начинает разглагольствовать перед журналистами пожилой мужчина в белой папахе. Его хватают двое полицейских, но через полминуты отпускают. Офицер по рации передает кому-то сообщение: «Не трогать!» И понятно: пожилых, да еще и из НОД, пожалеть надо…