Ошибка в расчетах

Дело в том, что стратегия российских властей по преодолению возможного экономического кризиса, опиралась на предположение, что накопленные валютные резервы, важное место на европейском рынке энергоносителей, и развитый потребительский рынок позволит людям «не заметить» кризисных событий. «В случае чего» валютная выручка должна была позволить компенсировать возможные экономические потери, валютные резервы могли подстраховать падение валютной выручки, и если бы «что-то пошло не так», то иностранный бизнес, работающий в России, каким-то образом справился бы с ситуацией, рассуждали начальники. Да, возможно, где-то выросли бы цены, где-то уменьшился бы ассортимент, но, по большому счету, для рядового жителя большого города в «бытовом плане» ничего не должно было бы измениться. А полные прилавки супермаркетов и сияющие витрины бутиков в торговых центрах, убеждали бы его, что «все в порядке», и делали бы это ничуть не хуже, чем телевизионные экраны. «Холодильник» должен был дополнять «телевизор», а не противоречить ему.

И если в этой ситуации власти сделали два очевидных хода — повысили ставку по кредитам и ограничили продажу валюты людям, то резкое сокращение деятельности иностранных компаний в России, судя по всему, оказалось для начальства совершенно неожиданным.

Опасения и последствия

Вопреки оптимистичной риторике, российские власти всерьез опасаются двух вещей — резкого дефицита товаров и услуг в сочетании с неконтролируемым ростом цен. Возможно, они читали исследования профессора экономики и финансов Калифорнийского университета в Беркли Ульрики Мальмендир, доказавшей, что опыт пережитого экономического кризиса и сопутствовавшего ему поведения, сохраняется с человеком на всю жизнь. А жители России, особенно старшего поколения превосходно помнят и пустые прилавки в концу 1980х и рост цен в начале 1990х. И, что самое главное, помнят свои реакции на происходящее. Не случайно, что рост цен россияне называли в числе главных экономических проблем на протяжении последних двадцати лет — даже в ситуации, когда инфляция была сравнительно невысока. Надо сказать, что власть им об этом постоянно напоминала, рассказывая, что как бы ни был трудно сейчас, по сравнению с «ужасными девяностыми» люди живут намного лучше.

Кроме того, специалисты по поведенческой экономике знают о существовании феномена «наблюдаемой инфляции». Правительство может сколько угодно настаивать на снижении цен в «производственном секторе», но люди оценивают инфляцию по ценникам на привычные товары в продовольственном магазине. Рассуждения «о снижении цен на стальной прокат» для граждан менее важны, чем цифра на чеке в супермаркете.

При этом никто не знает, как поведут себя люди, увидев пустые витрины и полки. Можно сколько угодно говорить, что граждане готовы отказаться от «враждебных продуктов», но в экономике дела важнее слов. Если сегодня закрылись эти магазины, где гарантия, что завтра не закроется моя компания, может подумать человек.

Да, можно рассуждать, что на «освободившихся» площадях появятся новые бизнесы из «дружественных стран», но утверждать этого никто не возьмется. Потребительский рынок — производная от доходов людей, эти доходы стагнируют уже 10 лет, и нет никаких признаков, что в ближайшее время они будут расти. Заметьте, что и власти, рассуждая о национализации, говорят о «сохранении рабочих мест», слов о «росте реальных доходов» в официальной риторике нет.

Риски и выгоды

Поэтому нынешняя идея о национализации заключается безусловно не в том, чтобы превратить «фастфуды» в какие-нибудь государственные «столичные котлетные», а магазины формата «do it yourself» — в номерные «магазины стройтоваров». По образцу «а вот в СССР». Наоборот, власти очень хотят, чтобы для людей «осталось, все как было», так, чтобы по возможность не снизить уровень бытового комфорта в городах.

и для вчерашних крестьян достижением цивилизации была горячая вода из крана. Нынешняя Россия — «страна городов», ее столица по уровню бытового комфорта и уровню потребления бытовых благ не уступает мировым мегаполисам, и никто не может ответить — как отреагируют 20 миллионов жителей «Большой Москвы» на потерю привычных для них сервисов. Может быть, они будут с удовольствием стоять в очереди за «московской котлетой в булочке». Но кто знает это точно?

Кроме того, с точки зрения потенциальных партнеров из «дружественных стран», теоретически планирующих выход на «освободившийся» российский рынок, принятие закона о национализации оборачивается дополнительными рисками. Да, на словах официальных лиц все получается хорошо, но бизнес верит не словам, а действиям, а «действия по национализации» — это рост рисков бизнеса. Вдруг, ситуация изменится, и «дружественная страна» станет недружественной? Вдруг вход на российский рынок обернется проблемами для входа на рынок других стран? А такие риски бизнес всегда и везде страхует одинаково — закладывает их в цены для конечного потребителя.

В случае ухода с российского рынка иностранных брендов «заместить» их в теории будет возможно при условии сохранения и роста доходов людей — но за каждый шаг по такому замещению потребитель будет платить — в ценах отразится и смена управляющей команды, и разрыв, и восстановление цепочек поставщиков, и даже смена вывески. Да, «по отдельности» это будут небольшие суммы, но, «сложенные вместе», они могут оказаться вполне заметными для покупателя.

Настоящие желания

Есть и еще одно обстоятельство — власти действительно не хотят ни потери налогов от деятельности «уходящих» предприятий, ни потери рабочих мест в городах. Может быть, начальникам и не нравится степень эффективности и уровень компетенций «западного менеджмента», но у них есть обоснованные сомнения в качестве и компетентности «российских» эффективных управленцев. Возможно, иностранцы и нелояльны, и лучше бы им уехать, но смогут ли их заменить лояльные соотечественники — это пока вопрос без ответа.

Кроме того, условный «уровень зарплаты в McDonald’s» — важный элемент российской экономической политики с точки зрения формирования рынка труда для молодежи в больших городах. Платить молодому сотруднику с дипломом «меньше, чем в McDonald’s» выглядит абсурдно. Зарплата в McDonald’s до последнего времени и была тем самым «настоящим», а не «фискальным» уровнем МРОТ, который поддерживал цену на труд в России, по крайней мере для определенной социальной и демографической страты.

Поэтому вывод здесь может быть таким — нынешний законопроект о «национализации» — это, в первую очередь, инструмент давления на владельцев бизнеса, которым предлагают найти какую то форму своего присутствия в России — и, одновременно, «поделиться» с российским управленцами долей от выручки и долей от собственности.

Власть довольно долго не обращала внимания на внутренний, «потребительский» контур экономики, получая все, что нужно, за счет эксплуатации внешнего «сырьевого» контура. Теперь «внутренняя» экономика, по замыслу начальства, должна компенсировать проблемы «внешней».