Холодным снежным днем 8 марта я приехал на Саввинскую набережную попрощаться с домом. Я знал этот дом десятилетиями, множество раз ходил мимо него, знал его спокойный московский нрав и огромное граффити — лицо Германа Гессе на фасаде. Это граффити работы португальского художника Alexandre Farto aka Vhils влилось в Москву, стало частью Москвы.

У него свой способ работы, у Александре Фарте. Он рисует граффити не на поверхности, он снимает верхние слои и вкладывает изображение во внутренность старых стен. И они соединяются воедино, граффити и старинный дом.

Пуста была набережная в этот день, на другом берегу активно дымили две красно-белые трубы ТЭЦ, тоже всегда бывшие здесь, как и дом под номером 27, на высоком фронтоне которого под гербом Москвы виден знак со словами «Лучший город Земли».

Река, трубы, давно знакомый дом, близкий Новодевичий монастырь — Москва.

Слитая воедино в жизни и памяти, цельная, целостная, любимая, родная Москва, в которой камень к камню и ощущение к ощущению пригнаны так плотно, что кажется — выбей что-то одно, и рухнет всё.

Но выбивают безжалостно, и рушатся и город, и душа.

«Очевидно, что в настоящее время новостная повестка занята информацией о происходящем на Украине. К сожалению, в последние недели это совпало с резкой активизацией работы застройщиков, довольно цинично расчищающих себе площадки в центральной части Москвы», — написал мне Алексей Дружинин, один из защитников дома на Саввинской набережной.

Вот он, обтянутый зеленым саваном, за серым строительным забором, на котором вывешен смертный приговор: «Снос», стоит добрый, сильный, хороший московский дом, молча рассказывающий историю места. С 1817 года идет эта история, история шерстоткацкой фабрики, жилой усадьбы, деревянных пристроек, котельной, домика для конного привода, фабричных спален и купцов Чижовых и Ганешиных. В 1888 году архитектор и инженер Владимир Герасимович Залесский построил здесь этот дом, вдоль фасада которого в порывах холодного ветра я иду, считая шаги. 124 шага. Захожу в приоткрытую калитку в заборе, иду вокруг дома, мимо ям, наваленных труб, застывших гор снега. Набегают охранники с похожей на лай руганью, здесь они какие-то особенно злые.

Залесский был выдающийся инженер, специалист по вентиляции и отоплению. Алексей Дружинин прислал мне список работ инженера Залесского: отопление и вентиляция Музея изящных искусств, Румянцевского музея, Политехнического музея, Белорусского (тогда Брестского) вокзала, Сандуновских бань, гостиницы «Метрополь» — длинный список, в котором 1500 объектов по всей России. Можно назвать Залесского и соседом «Новой газеты», потому что усадьбу по адресу Потаповский переулок, 8, тоже строил он. Что с ним стало после 1923 года, мы не знаем, следы инженера и архитектора Залесского теряются, он исчез в смутном времени, сгинул в русской истории, но дом его на Саввинской набережной остался памятью о нем.

«Под угрозой два здания фабрики Гюбнера на Саввинской — дом 27 (с портретом Гессе) и дом 17… По обоим — весьма сомнительные документы. Фасадная (и самая ценная) часть дома с портретом Гессе находится на другом земельном участке (в собственности РФ), не фигурирующем ни в одном из разрешений застройщика, равно как и в самом инвестиционном договоре. Дом 17 непосредственно граничит с объектом культурного наследия и строительство там запрещено согласно 95-ФЗ, — пишет мне Алексей Дружинин. — Сейчас держим уже последний рубеж обороны».

На месте дома, вокруг которого неравнодушные люди держат последний рубеж обороны, дома, чьи стены пропитаны Москвой и ее историей, в немногих минутах пешего хода от Новодевичьего монастыря, которому через два года 500 лет, хотят построить шестиэтажный красный дом на ножках, спроектированный голландским бюро Architekten Cie. Ну все на месте в этой банальности: богато, престижно, ножки, ресторан на первом этаже, «элитное жилье», «элитный клубный дом». Голландское бюро сделало свою работу, не зная Москвы, не ощущая ее как есенинский «город вязевый», не зная про то, что «Москва, как много в этом слове». Заказали? Заплатили? Получите! Стерильный дом, никак не связанный с городом как с душой и историей, готовый встать хоть на Гудзоне, хоть на Рейне — куда поставят, там и будет стоять. Но я сомневаюсь, что в Амстердаме это позволили бы воткнуть на набережной в центре, состоящей из узких старинных фасадов.

А кто застройщик? Странное это слово. Раньше были архитекторы, инженеры, и их имена входили в историю, а теперь первый вопрос: кто застройщик? Застройщик компания Level Group, принадлежащая миллиардеру Вадиму Мошковичу. Вот к нему я и хочу обратиться.

Вадим Николаевич, вы ведь видите, знаете, что сейчас происходит. И какая это катастрофа и боль и как плохо и тяжело людям. Обязательно в этот момент еще раз ударить людей по голове? Ведь снос дома в исторических Хамовниках, вблизи Новодевичьего монастыря, в защитной зоне внутри Камер-Коллежского вала — это удар по Москве, по москвичам, по всем нам.

Вы же москвич, Вадим Николаевич. Вы же не можете прийти в исконные московские Хамовники как чужак, как захватчик, и ломать тут, наплевав на людей, на их просьбы, на московскую историю, на инженера Залесского, на то ощущение живой и цельной Москвы, которое есть в душе у каждого, для кого она родная? Не можете?

Я читал в Вашем интервью, что деньги Вас уже не интересуют. Ну когда ты в списке «Форбса», то, конечно, могут быть другие интересы. Но что же Вы тогда делаете на Саввинской набережной и ради чего? Может быть, когда деньги уже не важны, лучше быть с жизнью бережным, сохранять, лелеять, восстанавливать, а не рушить?

Еще я читал, что Вы велели Ваших менеджеров — все как один умнейшие люди с высочайшим IQ — протестировать на эмпатию. То есть Вы понимаете, что холодный ум это еще не все, что нужно живое сердце и сочувствие. Ну и где оно? Сколько раз Вы встретились с людьми, которые стоят на пути Ваших бульдозеров? Хоть раз попытались найти с ними общий язык, что-то объяснить им и понять их?

И вот что еще. Я знаю, что Вы выпускник 57-й математической школы. Эта знаменитая школа всегда давала не только отличное знание математики, а нечто большее: кругозор, достоинство, но главное — она выпускала людей с эмпатией. Школа помещается в Знаменском переулке, в том самом здании, которое архитектор Буров в 1900 году построил для реального училища Мазинга. И с тех пор вот уже 122 года в этот дом приходят учиться дети, и никому в голову не может прийти снести его. Что Вы сказали бы о миллиардере из списка «Форбса», который захотел бы снести здание Вашей родной школы? Вы были бы возмущены, Вадим Николаевич, Вы встали бы в последнюю линию обороны перед старинным домом, близким Вашей душе, так же, как сейчас в последней линии обороны стоят москвичи в Хамовниках перед домом, который Вы сносите.