Научный рецензируемый журнал «Вестник Кемеровского госуниверситета» опубликовал статью «Особая тройка НКВД Красноярского края: к вопросу исполнения приговоров (осень 1938 г.)» двух авторов — Натальи Потаповой (Институт истории Сибирского отделения РАН) и Алексея Бабия (Красноярское историко-просветительское и правозащитное общество «Мемориал»* и, добавлю, давний автор «Новой»). Анализ протоколов Особой тройки и архивно-следственных дел показал, что в Красноярском крае осенью 1938-го по национальным операциям (польской, харбинской, латышской, эстонской, немецкой, финской, румынской) прошло 1894 человека, к высшей мере наказания приговорили 1690 человек, однако в реальности в исполнение привели менее 1% расстрельных приговоров. Такая ситуация, пишут исследователи, была характерна и для других регионов СССР.

Почему? С чего вдруг в последние два месяца Большого террора его шестерни начали прокручиваться, и жернова перестали молоть? До того исполнимость решений внесудебных инстанций была безоговорочной, и по приговорам действовавшей прежде тройки (по приказу 00447, «кулацкая операция») только в Красноярском крае — 12 520 расстрелянных, по приговору двойки — 5339; что случилось в конце?

Да, и раньше, до осени 1938-го, были примеры, когда утвержденный приговор так и не был приведен в действие, отмечают авторы. Переполненность тюрем и, как следствие, ошибки в учете арестованных спасли некоторых от неминуемой смерти: просидев забытыми в местах лишения свободы, они пережили период массовых операций 1937‒1938 гг. и вышли на волю. Можно добавить к этим эксцессам и случайным чудесам те, что мы знаем из воспоминаний, документальных свидетельств —

И — бегал. Вниз по карте и вверх, и вправо, уезжал подальше. Упирался, не сознавался, не сдавался, и дотерпел до осени 38-го. А потом до весны 1953-го.

Но в данном случае речь не об ошибках и оплошностях, случавшихся даже в карательном механизме: ни один (!) расстрельный приговор тройки 606 (по приказу 00606 от 17.09.1938) не был исполнен. Да, из 1894 человек, прошедших через внесудебную инстанцию осенью 1938-го, впоследствии расстреляли 15 человек, но уже по приговорам других органов, трибуналов. Еще 73 человека умерли в тюрьме. Репрессивные решения для остальных 1806 человек пересмотрели. Их либо освободили, либо они получили небольшие сроки.

И это притом что приказ 00606 гласил: «Решение Особых троек по первой категории приводить в исполнение немедленно». Но на протяжении двух месяцев чекисты приказ наркома игнорировали. О приговорах они в Москву отчитались (и все эти без малого две тысячи человек попали в общую расстрельную статистику), а об исполнении приговоров — нет.

38 протоколов за два месяца от тройки 606. И — столь загадочный результат. Точно вырванные страницы в учебнике нашей некрологики.

Бериевская оттепель 1939 года объясняет судьбу лишь 56 из выживших. Их Особая тройка Красноярского края приговорила к расстрелу 15 ноября 1938-го — в последний день Большого террора. А Берия запретил органам НКВД приводить в исполнение приговоры, утвержденные Особыми тройками в эту дату. И последующее разъяснение наркома внутренних дел Берии от 22.12.1938 обязывало чекистов считать утратившими силу все расстрельные приговоры внесудебных инстанций, не приведенные в исполнение до 17 ноября.

Однако почему не расстреляли своевременно остальных, прошедших через «судилище» осенью 1938-го? Авторы пишут: «Скорее всего, осознавая окончание Большого террора, чекисты откладывали расстрелы, а впоследствии амнистия репрессированных стала возможной благодаря ноябрьским и декабрьским приказам Л.П. Берии». <…> Одной из причин «милосердия» стал приказ НКВД СССР № 00762 от 26 ноября 1938 г., предписывающий прекратить преследования по карательным акциям Большого террора, а нерассмотренные дела рекомендовал передавать в суды».

Это, конечно, не объяснение — жернова перестали молоть задолго до приказов Берии, и авторы сами это понимают, сосредоточившись прежде всего на открытии самого явления, описании его и обозначении главного вопроса.

«Информация непривычная и рушит стереотипы, — сказал потом Бабий. — Ну как так, осенью 1938 года без малого две тысячи человек приговаривают к расстрелу, но не расстреливают. Конечно, не верится. Да я и сам не верил, и только тогда, когда мы со Светланой Сиротининой все эти без малого две тысячи прошерстили и выяснили реальную судьбу каждого, пришлось поверить».

Уже после выхода статьи в развернувшемся обсуждении Бабий поначалу предположил:

В 1937‒38 годах все от Политбюро до последнего следователя знали, что они расстреливают не реальных врагов и шпионов, а по большей части вообще случайных людей. Но им спустили план, они план выполняли. И вот август 1938 года. Берия становится замом Ежова. Ежова, очевидно, будут сливать. Бывалые чиновники в «конторе» чуют, что ветры подули непонятные. И ровно в этот момент им спускают из центра недоделанную работу Ежова и приказывают ее доделать. Тут в любом случае риск — и перестараться, и недостараться. Вот, как мне кажется, в Красноярске чекисты поступили очень грамотно: они 606-й тройкой исправно приговаривали к расстрелу, но в исполнение приговоры не приводили. То есть вроде бы и отчитались, но от будущего врага народа Ежова заранее отмежевались. Можно и другие причины приводить, возможно, они не будут противоречить этой».

Один из оппонентов заметил, что, по имеющимся у него материалам по Донецку, там расстреливали по 200‒300 человек в день без остановки вплоть до начала декабря 1938-го — и по старым операциям (заканчивая), и, естественно, по приказу 00606. (Нельзя не заметить в этой связи вопрос о сохранности сейчас в Киеве и будущей судьбе одного из крупнейших архивов КГБ СССР, полностью рассекреченного Украиной еще в 2015-м. Российским исследователям приходится пользоваться дедукцией, архивы со второй половины 90-х все более недоступны, и Бабий опирался в основном на записи и копии, сделанные до 1996‒1997 годов). Однако красноярская ситуация с расстрелами осени 1938 года точно не уникальна: похожа на нее, например, и новосибирская — по свидетельству Потаповой, тоже много работавшей с протоколами внесудебных инстанций.

Как бы то ни было, Бабий решил проверить навскидку несколько человек из тех, кого расстреливали в Красноярском крае за время работы 606-й тройки, т.е. с 29 сентября по 15 ноября. И оказалось, что почти все эти люди были приговорены двойкой еще в мае 1938-го. Затем подсчитал плотность осенних расстрелов: «За те два месяца в крае расстреляли около тысячи человек. А вообще за 15 месяцев Большого террора — около 17 тысяч. Понятно, были пики и были спады. Но в среднем так на так и получается».

Из приведенных Бабием цифр расстрелов по датам и городам края складывается впечатление, что только Минусинск сам справлялся и Абакан обеспечил расстрелами, а по остальным городам ездила одна расстрельная команда. И она — не успевала. Осенью расстреливали приговоренных почти полгода назад. «В этой спешке до приговоренных 606-й тройкой руки просто не дошли.

Истина гораздо проще: у них просто не дошли руки до приговоренных 606-й тройкой, потому что они не успели расстрелять тех, кто был ранее приговорен тройкой и двойкой».

Вот так: уж, конечно, не «жалеет все же, сучок» (по Галичу), не милосердие, не человеческое нечто — расстрелы осенью продолжались, в последние дни выходя на пик. Не рациональные какие-то соображения вроде нужды в рабах для ГУЛАГа, в пушечном мясе для будущей войны. Не прагматизм, не здравый смысл и не слюнтяйство, не эмоции. Просто не успевали, тяжелая работа. Это всегда тяжелая работа — даже не расстреливать, просто сажать.

Бабий: «Я очень рад за этих людей, которым грозила неминуемая смерть, но которые в результате бюрократических проволочек и неэффективной работы НКВД остались живы».

Времена теперь такие, что если какая-то беда может случиться, то она случается. Нас даже предупредили — вы помните недавнее высказывание зампреда Совбеза Медведева: «Хорошая возможность восстановить ряд важных институтов для предотвращения особо тяжких преступлений в стране. Типа смертной казни для опаснейших преступников». Или формулу главы КС Зорькина: «То обстоятельство, что Конституционный суд принял решение, делающее невозможным применение смертной казни в России на данном историческом этапе ее развития, не исключает возможности возврата к этой мере наказания в будущем». Вы помните высказывания попов, депутатов, различных статусных госдеятелей, ратующих за возвращение в Россию смертной казни. Скоро еще попросят казней публичных.

Так что изыскания историков актуальны.

Но даже если этого не произойдет. Вы видите то и дело случающиеся перегрузки карательной системы, самой культуры посадок, видите забитые доверху околотки — задержанных не знают, куда доставить. И как на пиках минувших волн ковида официальные цифры заболевших отражали не реальное положение, а лишь пропускную способность тестирования, так и репрессивные нагрузки на страну имеют естественные ограничители.

Когда система забита задержанными и арестованными, она перестает функционировать, как ей положено, и в это место возвращается нормальная жизнь.

Для обычного же человека, гражданина из этого можно было бы сделать вывод, что уклоняться от репрессивной машины до последнего, не идти на сделки с ней и ей не сдаваться до последнего, не признавать несуществующую вину — это правильная тактика. Держать в голове не только «Отче наш», но и — «Не верь, не бойся, не проси». Не давать им наводить резкость на вас, стать для них сложнее, чтобы троилось в их глазах, чтоб они не могли сфокусироваться. Не попадать в их картину мира, в их логику, выпадать из нее. Тянуть время. Но это — неверные выводы, побеги из истории по своей воле удавались немногим. Когда история наступает на горло, начинает действовать другая логика, иные факторы.

Просто надо знать о том, как бывает. «Понимаешь, что это две тысячи капель в море беды. Но все равно легче», — написал один из читателей дискуссии Бабия с другими историками. «В какую же бездну мы заглядываем», — это о его изысканиях высказалась еще одна читательница.

*Непосредственно Красноярское общество «Мемориал» не внесено в реестр иноагентов, но оно является одним из учредителей Международного «Мемориала», признанного государством иноагентом и ликвидированном.