Современная российская власть искусно овладела умением превращать политические процессы, которые когда-то были центром общественной жизни, в мероприятие такое же скучное, как вечность в баньке с тараканами, если воспользоваться метафорой Достоевского.
Мы знаем, за что судят Навального. За то, что он — противник Путина. За то, что он разоблачает коррупцию. За то, что он выводит людей на площадь. За то, что он не умер от «Новичка» и нашел своих отравителей. За «Он вам не Димон». За «Дворец Путина».
Но мы также знаем, что суд над Навальным не привлечет такое же количество зрителей, как его фильмы, и не приведет к протестам — в отличие от многих прошлых знаменитых судов.
Вспомним, например, процессы в царское время над Верой Засулич или народовольцами; немецкий суд над Георгием Димитровым по делу о поджоге Рейхстага. Какие гремели страсти, как сшибались адвокаты с обвинением, как плакали присяжные и ликовала публика. На них выяснялись в общем-то важнейшие вопросы современности, подсудимые превращались в обвинителей и произносили речи, которые гремели в веках,
а самое главное — исход их был неясен. Засулич-то оправдали.
Вспомним Московские процессы 1930-х. Они тоже были краеугольным камнем пропаганды и центром мирового внимания. Подсудимые признавались в ужасающих преступлениях, мировая общественность была потрясена. «Если это неправда, то что тогда правда», — вопрошал Лион Фейхтвангер.
На фоне этих страшных, громких — и менявших мир — процессов суд над Навальным в колонии, при всей его фарсовости, выглядит унылым.
Суд над Алексеем Навальным. Пресса в зале суда для трансдяций. Фото: Светлана Виданова / «Новая газета»
Давайте посмотрим, как это Кремлю удалось.
Во-первых, ему помог общемировой тренд правосудия, который заключается в том, что суды везде, в том числе и в России, стали гораздо длиннее. Они тянутся, как дешевая мыльная опера, за счет бесконечного количества технических и процедурных бумаг.
Во-вторых, Кремль в отношении политических противников неизменно прибегает к тактике «тысячи порезов». Он предъявляет обвинения постоянно, много и часто, а любой процесс, который является перманентным, перестает быть новостью.
В России судят Навального; ну а еще в России идет снег. Примерно с той же регулярностью.
Веру Засулич судили один раз. А Навального судят, столько же раз, сколько наступает туман.
Наступление тумана не является новостью. Суд над Навальным перестал быть новостью, как и ковид.
В-третьих, Кремль очень аккуратно не предъявляет Навальному политических обвинений. Все обвинения, которые ему предъявляют — это обвинения уголовные, абсурдные и желательно мелкие. Ну представьте себе: судят Веру Засулич не за покушение на Трепова, а за то, что она в лавке украла пирожок. И так в 80-й раз. И вам уже надоест и лавка, и пирожок, и Засулич. Конечно, попадаются в речи обвинителей настоящие перлы, вроде «Подсудимый имел преступный умысел разоблачить коррупцию в высших эшелонах власти» и пр. — но их-таки надо выискивать в куче словесной и смысловой шелухи.
Этим мастерским приемом власть изменяет предмет разговора, а оппозиционер ставится в положение оправдывающегося.
Вместо разговора о том, что делает власть, получается разговор о том, не ел ли оппозиционер чижика. А вот воровал он пожертвования или нет?
Оправдаться-то легко. Мы можем сколько угодно весело смеяться над внедренным когда-то в штаб Навального, а нынче работающим на RT «свидетелем» Серукановым, который рассказывает, что на Навального все работают за деньги, но факт-то в том, что мы вынуждены эту глупость обсуждать.
Представьте себе, если бы на процессе Засулич обсуждался вопрос, не стреляла ли она в Трепова потому, что он дал ей деньги в долг, а она возвращать не хотела. И с триумфом защита доказала бы, что нет, не брала?
И четвертое, самое важное. Исход процесса предрешен. В чем бы ни обвиняли Навального — в клевете на ветерана, похищении кировлеса, мошенничестве с пожертвованиями и пр. — мы совершенно точно знаем, что его признают виновным
и в приговоре перепишут обвинительное заключение дословно, вместе с опечатками, как переписывают вместе с описками тысячелетней древности сакральные тексты.
Как следствие — это лишает процесс интриги. Это все равно что читать детектив, если знаешь, что убийца — привратник. Если событие является ожидаемым, оно не является новостью.
В этом смысле возвращение Навального, на мой взгляд, было ошибкой. Да, это был смелый и жертвенный поступок, на который неспособны его противники. В отличие от суда, это было Событие. Выжить, найти своих же несостоявшихся убийц — и вернуться. Но События имеют ту особенность в нашем быстротекущем мире, что они кончаются. А после них начинаются тюремные будни, и оказывается, что жертвенный и смелый человек оказался в полной власти у гопников, и голос его почти не слышен.
Мне лично в эти дни было бы очень важно слышать голос Навального по поводу войны с Украиной.
Это было бы важно для всей страны, если бы такая крупная политическая сила возвысила свой голос против этого безумия. А вместо этого эта политическая сила вынужденно обсуждает «свидетеля» Серуканова.
