С Амиром мы договорились встретиться в небольшом кафе в центре города. Он немного опаздывал, и я высматривала его среди других мужчин азиатской внешности с зелеными и желтыми коробками сервисов доставки. Сразу несколько курьеров ждали на морозе выдачи заказов, потому что в само заведение их не пускали. Вдруг ко мне подсел худощавый мужчина среднего роста: «Привет, я Амир». Я проглядела его, хотя почти не отрываясь смотрела на входную дверь кафе! В модном пуховике, в яркой салатовой толстовке, уверенный, он совсем не похож был на человека, который, отработав смену грузчиком, ищет теплую подсобку, где можно переночевать.

— Я стараюсь не выглядеть как нерусский, — говорит он, поймав мой взгляд. — Я вижу, как они выглядят, как одеваются, и стараюсь так не выглядеть. Я всегда пытаюсь уверенно проходить мимо сотрудников. Прошу всегда помощи у Господа.

Амир — физиологический нелегал.

Он абсолютно законно, с соблюдением всех формальностей въехал в Россию и уже здесь потерял право находиться в нашей стране. У 38-летнего Амира в 2014 году обнаружился положительный ВИЧ-статус, а в России с 1995 года действует закон, который запрещает иностранным гражданам с ВИЧ пребывать в нашей стране. Те, кто узнает о своем заболевании здесь, «подлежат депортации».

В 2016 году ЕСПЧ признал данную норму дискриминационной, но Россия все равно остается единственной страной в Европе, которая депортирует иностранцев из-за их положительного ВИЧ-статуса. Попытки поменять закон предпринимались несколько раз, например, в апреле прошлого года депутат Госдумы от «Справедливой России» Федот Тумусов внес на рассмотрение законопроект об отмене обязательной депортации мигрантов с ВИЧ. Правительство не поддержало его инициативу, пояснив, что действующий закон «предотвращает распространение инфекции». Таким образом, в России ВИЧ-положительные мигранты оказываются перед сложным выбором: уехать из страны, где они работают и учатся, или остаться на нелегальных условиях — без лечения и под постоянным страхом быть разоблаченными. Многие, как и Амир, выбирают второй вариант.

Амир уже пять лет живет в России нелегально, родом он из Туркменистана, это единственная страна в Центральной Азии, которая не предоставляет ВОЗ статистику по заболеваемости, потому что как таковой учет и не ведется. Молодежь не информируют о существовании такого заболевания, тестов не делают, лечения не предоставляют. Официально в Туркменистане ВИЧ не существует.

Впервые в Россию Амир приехал почти 12 лет назад, до этого он недолгое время работал продавцом в Турции.

— Из Турции меня депортировали, потому что возникли проблемы с документами, а там с этим строго. Вернулся в Туркменистан, но долго не смог там находиться: посмотрел другую страну, понял, что больше не смогу жить на родине, — рассказывает Амир. — В других странах можно больше зарабатывать, да и я спокойнее себя чувствовал в Турции, не боялся там, что все узнают, например, о моей нетрадиционной ориентации. Не боялся опозорить родственников. Я хотел побыстрее уехать из Туркменистана.

Накопленных в Турции денег Амиру хватило на билет до Москвы. Здесь он поступил в московский колледж, а затем в университет «Синергия» на туристическое направление. В России он находился легально, по учебной визе. Днем ходил на занятия, а по ночам подрабатывал, из дома помощи не ждал: дома Амир был младшим из восьми детей, некому было ему помогать.

— Да, я был уже взрослым тогда, мне было почти 32 года, но ведь у нас в Туркменистане про это не говорят, — вспоминает Амир. — Я, может быть, слышал про ВИЧ, но никогда не понимал ничего про эту болезнь. Я просто разозлился, что на работу не взяли, пошел искать другое место. Нашел… стал уборщиком, потому что там документы не просили.

Вирусом иммунодефицита Амир заразился в России. Представители официальных структур, настаивая на необходимости депортации ВИЧ-положительных мигрантов, используют миф о том, что те распространяют заболевание по стране. Например, в 2012 году депутат Мосгордумы от «ЕР» Людмила Стебенкова предложила запретить мигрантам с ВИЧ въезд в Москву, объяснив это тем, что в столице «существенную роль» в распространении заболевания играют именно мигранты. В 2015 году в Госдуму на рассмотрение поступил законопроект, разработанный правительством, в котором предлагалось разрешить ВИЧ-положительным иностранным гражданам проживать и получать лечение в России, если у них здесь есть семья. Тогда депутаты Мосгордумы во главе со Стебенковой внесли «проект отрицательного отзыва» на эту инициативу и опять заявили, что подобные правки в действующие законы изменят «всю концепцию правовой регламентации статуса ВИЧ-инфицированных», что бы это ни значило, и повысят «угрозу распространения ВИЧ в стране». Однако, по словам участника Региональной экспертной группы «Миграция и здоровье» Даниила Кашницкого, на деле все обстоит несколько иначе.

«Из всех регионов Восточной Европы и Центральной Азии (ВЕЦА) в России самый высокий уровень распространенности ВИЧ-инфекции. Если сравнивать Россию, например, с Казахстаном и Кыргызстаном, то у нас заболеваемость выше почти в пять раз. Получается, что мигранты из этих стран, которые живут с ВИЧ-инфекцией, со значительной долей вероятности получили ВИЧ в России, а не привезли его из своей страны. В настоящее время это больше болезнь россиян, а не мигрантов», — оппонирует позиции российских законотворцев Кашницкий.

По данным Федерального научно-методического центра по профилактике и борьбе со СПИДом, с момента обнаружения первого инфицированного ВИЧ россиянина в 1987 году по 30 сентября 2021 года общее количество граждан России с лабораторно подтвержденным ВИЧ, то есть официально получивших диагноз, достигло более 1,5 млн человек. При этом эксперты отмечают, что около 20% людей, живущих с ВИЧ, не знают о своем заболевании. На 30 сентября 2021 года в нашей стране проживало 1 132 087 ВИЧ-положительных россиян с лабораторно подтвержденным диагнозом.

Если сопоставлять эти цифры с заболеваемостью среди мигрантов, то, согласно исследованиям Федерального центра по профилактике СПИДа, в 2019 году в России на ВИЧ было обследовано 40 580 588 граждан РФ и 2 550 422 иностранных гражданина.

Региональная экспертная группа по здоровью мигрантов в своем аналитическом отчете пишет, что, в сравнении с 2010 годом, общее число новых случаев регистрации ВИЧ-инфекции в регионе ВЕЦА увеличилось на 60%, из которых 80% зарегистрировано именно в России.

«От России сейчас зависит эпидемиологическое благополучие всего региона ВЕЦА, так как, сколько ни запрещай, люди будут продолжать ездить между странами. Но из-за наших законов многие мигранты переходят здесь в нелегальную, теневую сферу, они ускользают от всяческого государственного учета. По этой причине, даже если не говорить о правах человека, мы просто не понимаем размер и характер эпидемиологической ситуации в закрытых сообществах внутри России. Это угроза, и для государства есть серьезная выгода в том, чтобы людей максимально легализовать. Еще важно напомнить, что многие страны в регионе ВЕЦА самостоятельно обеспечивают своих граждан антиретровирусной терапией, даже в тех случаях, когда они долгое время проживают на территории других государств. Соответственно, по большей части финансовая составляющая даже не легла бы на плечи российской стороны», — резюмирует Даниил Кашницкий.

Амир продолжал жить в Москве без лечения и с бесконечными подработками до 2016 года, пока у него не закончилась учебная виза.

— Тогда я вернулся в Туркменистан, прожил там год, попытался найти себя. Но не получилось. Состояние становилось все хуже, лекарства достать было невозможно, там их просто нет, и люди гибнут.

Без терапии состояние Амира в Туркменистане все ухудшалось. Несмотря на это, целый год он работал у себя на родине, чтобы накопить на билет и по туристической визе приехать обратно в Москву. С въездом проблем особых не возникло: из-за того, что формально в Туркменистане нет ВИЧ, тест, который необходимо сдать для прибытия в Россию, ему пришел отрицательный. Но туристическая виза длится лишь месяц. С тех пор как она кончилась, Амир находится в России нелегально, без каких-либо документов.

— Я не поехал обратно по окончании туристической визы, так как знал, что, если уеду в Туркменистан, сюда больше не смогу вернуться, я уже не соберу деньги на билет. Я же и так еле-еле добрался до Москвы, — говорит Амир.

Согласно российскому законодательству, граждане с ВИЧ имеют право получать бесплатную терапию. Однако на мигрантов это не распространяется, они даже за свой счет лекарства купить не могут. Поэтому у Амира ВИЧ стал перетекать в СПИД — началась саркома Капоши, злокачественные новообразования на коже. Амир долго старался не обращать внимания на свое физическое состояние, ведь ему нужно было работать, чтобы заплатить за жилье, за еду. Но в один день, когда он возвращался ночью с работы домой, ему стало плохо, и он зашел в ближайшую поликлинику. По удивительному совпадению его приняла женщина родом из Ашхабада, которая смогла объяснить Амиру всю опасность его состояния. Она же направила его в больницу на срочную операцию по удалению новообразований, и она же дала ему контакты фонда по борьбе со СПИДом — «Шаги».

«Шаги» в течение 20 лет занимаются помощью людям с ВИЧ. В 2021 году, впервые за все время существования, фонд получил поддержку от государства: Департамент труда и соцзащиты предоставил ему большое оборудованное помещение в Текстильщиках. Туда может на анонимных условиях обратиться за помощью любой желающий: документы и личную информацию не требуют.

Фонд в основном занимается профилактикой заболевания, в том числе среди уязвимых групп: мигрантов, потребителей инъекционных наркотиков, мужчин, практикующих секс с мужчинами, и секс-работников. В «Шагах» им рассказывают о пользе мотивированного, то есть инициированного самим человеком тестирования, помогают с адаптацией и социализацией, проводят лекции, развлекательные мероприятия и организуют анонимные группы помощи.

Весь офис обустроен так, чтобы приходящие за помощью люди чувствовали, как часто повторяет руководитель проектов фонда Кирилл Барский, что они находятся дома, в безопасном месте: диваны, телевизоры и даже кошки, для которых вырезаны отверстия в дверях.

Когда Амир обратился в «Шаги», фонд по мере возможности стал помогать ему с поиском более дешевого лечения:

Однако, как рассказывает Амир, часто просить «Шаги» о помощи он не может: стыдно.

— Иногда сам покупаю, а когда слишком дорогие бывают таблетки, помогают знакомые. Ребята из «Шагов» всегда говорят писать, когда бывают проблемы, но я не могу, мне так стыдно перед ними, — жалуется Амир. — Но и без таблеток я не проживу. Если не принимаю их, мне становится плохо.

Сейчас у Амира нет постоянного жилья: квартира, которую он раньше снимал в Подмосковье, больше не сдается, найти новое жилье не выходит, потому что огромная часть денег уходит на лечение. По словам Амира, чемодан с личными вещами он оставил у знакомого, а сам ночует то на работе, то у друзей.

Для Амира ситуация осложняется еще и тем, что родственники не знают ничего про его ВИЧ-статус: для них он остается сыном, который более-менее беззаботно живет в Москве и время от времени присылает деньги маме и подарки племянникам.

Амир говорит, что верит в предопределенность бытия, и на вопросы о том, не боится ли он, отвечает:

— Я всегда говорю: «Будь что будет». Если мне это предписано свыше, значит, я не смогу от этого уйти. Если сегодня меня остановит полиция и у меня возникнут проблемы, значит, судьба. Депортируют так депортируют. Я живу сегодняшним днем, я просто хочу выжить. В моей голове сейчас только мысли о том, чтобы поработать, получить терапию и поспать. Я не верю, что закон скоро поменяют. Я не верю в чудеса.