Фото: Геннадий Гуляев / Коммерсантъ
Очередной проект про «культурную политику» выполз не так давно из нутра отечественного Минкульта и, трагически не понятый многими из современников, то есть цивилизованной частью культурного сообщества, огрызаясь и отплевываясь, вполз обратно. Временно, разумеется.
Этот проект и прочие начинания подобного рода есть не что иное, как пробные шары — «схавают не схавают».
«Проект указа президента о сохранении и укреплении традиционных российских духовно-нравственных ценностей — в числе всего прочего сообщалось в этом духоподъемном документе — должен помочь выстраивать приоритеты и распределять средства бюджета на культурные проекты по понятным правилам, чтобы не допускать траты на антироссийские проекты».
Опытные-то люди, тем или иным образом связанные с культурными процессами, понимают, что ключевым понятием в этом и прочих «ценностных» проектах служат не невнятные «духовно-нравственные ориентиры», а хорошо понятные «средства бюджета», распределяемые кем надо кому надо на что надо, сколько надо и, что главное, «по понятным правилам».
Ну, то есть «по понятиям», по которым давно уже осуществляется не только культурная, но также и всякая прочая политика государства.
Слово «традиционный», мягко говоря, не новое. В годы учебы и позже я много слышал и читал о «диалектическом единстве традиции и новаторства в литературе и искусстве социалистического реализма».
Как автор, я сформировался именно во вполне сознательном и вполне последовательном противостоянии «традиционному искусству», каковым виделось прежде всего позднее советское искусство, и тогда, и теперь воспринимаемое многими из нас как безнадежно отсталое и провинциальное.
Традиции — вещь необходимая. Они необходимы как надежный и наглядный фон для нового. Как все то, что необходимо время от времени расшатывать и конструктивно нарушать их границы.
Впрочем, и это давно понятно.
Проницательные, повторяю, люди понимают, что речь в этих «ценностных» проектах идет, прежде всего, о «средствах бюджета». Но не только. Речь идет также и о цензуре, какими бы псевдонимами ее ни камуфлировали.
Кстати, было бы совсем не плохо — по примеру того, как в СМИ с некоторых пор предписывается напоминать о том, что некоторые упоминаемые организации запрещены в нашей стране, — всякий раз, произнося в тех или иных случаях слово «цензура», непременно прибавлять: «запрещенная в Российской Федерации».
Впрочем, цензуры в Российской Федерации вроде как и в самом деле нет. По крайней мере, ту статью Российской Конституции, где сказано прямо, что она запрещена законом, никто официально не отменил.
Да и зачем ее, эту статью, отменять и зачем вводить цензуру, если ее легко можно осуществлять под другим именем. Зачем называть цензуру цензурой, если можно придумать пару-тройку законов. Ну, например, закон об оскорблении самых разнообразных чувств, кроме, конечно, чувства меры и чувства юмора?
Зачем, действительно, нужна цензура, если можно просто «не допускать траты на антироссийские проекты».
Цензура есть, но ее нет. Ее нет, но она есть. Цензуры нет как института, но она есть как практика.
И не надо, ради бога, спрашивать, что такое «антироссийские проекты». Ничего кроме страстно-агрессивной духовно-патриотической глоссолалии вы не услышите. Ничего вам не объяснят, а только еще сильнее запутают.
Из всего этого вы сможете понять только то, что под «антироссийскими проектами» подразумевается любая культурно-художественная деятельность, конвертируемая в современный мировой культурный и художественный контекст и просто в силу своей природы сопротивляющаяся напору агрессивного провинциализма и угрюмого мракобесия, генерируемых то ли «духовной нравственностью», то ли «нравственной духовностью», то ли тем и другим вместе.
Мракобесие и все его оттенки и нюансы в наши дни принято респектабельно величать «здоровым консерватизмом».
Ну, в общем-то, да, — с виду этот парень действительно кажется довольно здоровым. Даже, можно сказать, здоровенным. Здоровенный такой консерватизм с тяжелым взглядом из-под насупленных бровей и с увесистой дубиной в руке.
На сегодняшний день культурное сообщество вроде как осторожно ликует: мракобесие слегка отступило. Но я бы, дорогие мои работники культуры и цивилизованные ее потребители, не стал бы так уж особенно праздновать. Это и подобные этому отступления носят, скорее, тактический, чем стратегический характер. Основная же тенденция, или, как сейчас принято говорить, тренд, в общих чертах все равно очевидна и понятна.
Так что, извините за пафос, не будем терять бдительности и, главное, не будем забывать о солидарности. Потому что лишь она в союзе со свободной творческой энергией, а никак не «культурная политика государства» и не «распределение средств по понятным правилам», делает возможным само существование культуры.
