Над нами небо с улыбкой женщины…
Андрей Синявский

И, разумеется, все это сбудется —
Весна дождливая, трава еще нестриженая,
Полузабытая покинутая улица,
Толпа ликующая, несколько пристыженная,
И возвращенье эмигранта-триумфатора,
Иноплеменными объятьями захватанного,
В рыданиях сближения внезапного
Тепла и холода, Орды и Запада,
И омоложена, и так облагорожена,
И вмиг завалена всеобщим подаянием
Полураздавленная, плачущая Родина,
Преображенная повальным покаянием.

Естественно, всеобщая люстрация.
Ну для кого-то, может быть, кастрация —
Конечно, не физическая, химическая,
Чтоб больше он случайно не размножился.
Но нас вполне устроит их прострация,
Озонный шок переворота мирного,
Для прочих же — братация, сестрация,
Прощание, прощение, помилование.
Не может быть,
Чтобы твои усилия
Ради всего живого-прогрессивного
Пропали зря. Поверженных помянем,
Почтим их память массовым камланьем.

Над нами небо исполнения желаний —
Лилово-серое над ядовитой зеленью,
Столь милосердное над безутешной плесенью,
Над всей открывшеюся бездной омерзения,
И мразь, бегущая в Италию и далее,
И ядовитые газоны цвета озими,
И ощущение, что все-таки мы дожили,
Хотя и жизнь ушла на выжидание.
И черви под дождем полураздавленные,
И посрамленные пророчицы бездарные,
Хотя что так все будет — знал из Дарвина я,
А если честно, знал бы и без Дарвина.

И все бы хорошо, но отвлекают
Откуда-то долетающие звуки —
Полузабывшиеся люди отвлекают,
Напоминая об окончившейся муке,
Но в общем это можно игнорировать,
Все заслонить озоном и газоном,
Оттенком Родины, очнувшейся в разлуке,
Тем материнским, серым и зеленым,
И розовым! Еще немного розовым!
Иль это цвет червей? Но также детства.

…Но, разумеется, и это тоже сбудется —
Столица мира, нашими захваченная,
Рычанье танков, воинская музыка,
Опять победа, дорого оплаченная,
Толпа ликующая, несколько пристыженная,
Молящие о снисхожденье матери —
Но Родина гуманна, и не мстит же она:
Вы обыватели, и вы не виноватее.

Вот кто сопротивлялся — тем отмщенье,
Люстрация, кастрация, прострация,
Взысканья, штрафы, массовые казни,
Но остальным — смущенье и прощенье,
И то сказать,
Мы разве ненавидели?
Оставьте причитанья пономарьи —
Мы просто ваше благо лучше видели
И ваше счастье лучше понимали.

Над нами небо исполнения желаний —
Вечно-весеннее, слегка дождливое,
Из-за руин до победителя доносится
Блаженный отзвук ликованья черни,
И этот час неокончательных итогов —
Неразличаемо, дневной или вечерний,
По резко пахнущему мокрому асфальту —
Полураздавленные розовые черви,
Не может быть,
Чтобы твои гуляния
Для угнобления всего нерегулярного
Пропали зря.
Они разверзлись адом
И увенчались воинским парадом.

И жизнь была не средством достижения —
Достичь нельзя, мы тут не ради спорта, —
А накоплением картинок для просмотра,
Когда пора настанет их просматривать.
Роднят их только сумерки весенние,
Они свои у каждого героя,
И чтобы каждый раз не рушить строя,
Их выдают в награду за терпение.

Ведь все равно ничто не достигается,
Не изменяется, не прогрессирует,
Сперва захватывают, потом отхватывают,
Но это никому не интересно.
Имеет смысл лишь это исполнение
Мучительных прижизненных желаний,
Исчезновенье рифм, свободный стих,
Свободный вздох. Все остальное — черви.

Мешают, правда, отвлекающие звуки —
Не то какие-то рыдающие внуки,
Не то как будто металлические звяки
В кювету бешено бросаемых приборов,
Таких сверкающих железных инструментов,
Чья грозность мнимая сравнима с бесполезностью,
О чем еще не знают люди в белом,
И благородный муж, на возвышении,
Внимая плеску своего триумфа,
Не отвлекается на реанимационные,
Уже ненужные
Мероприятия.