— Почему согласие на введение миротворческого контингента было дано так быстро? С момента запроса президента Казахстана Касым-Жомарта Токаева до согласия прошло всего несколько часов. Это было запланированное действие, запланированная «многоходовочка»?

— Если короткий ответ, то я не знаю. И у меня точно такие же вопросы возникают к объяснению причин того, что в середине 5 января ситуация, в первую очередь в Алматы, изменилась самым драматическим образом. То есть когда обнаружилось, что в городе появились хорошо организованные группы людей, вооруженные летальным оружием, которые действовали — и я тут готов чуть ли не цитировать Токаева — по четкому плану, скоординированному их руководителями, начальниками, занимая главные объекты государственного значения, в том числе акимата [здания администрации] и офис КНБ [Комитета национальной безопасности].

Полагаю, что в этот момент появилась опасность какого-либо неконтролируемого развития событий, исходом которого могло бы стать смещение Токаева с поста президента. И это в условиях, когда Токаев уже сместил елбасы, председателя Совбеза [экс-президента Казахстана Нурсултана Назарбаева], то есть устранил первый центр власти. А люди, которые выступили «в ответку», в интересах Назарбаева, видимо, готовы были снести второй центр власти, и таким образом, устроить контрпереворот.

Я могу только экстраполировать, какого рода сценарии были предложены Москве, которая — и я в этом не сомневаюсь — в принципе, была готова к переправке своих военных на территорию Казахстана. Скорость, с которой десант вылетел и разместился в Казахстане, подтверждает, что такого рода сценарные разработки были уже задействованы.

— Получается, в Москве боялись более опасных сценариев?

— Я думаю, что да. Речь идет о том, что те люди, которые могли прийти к власти в Казахстане, могли быть, мягко говоря, не слишком лояльны России.

— Сюжет с Кыргызстаном, который отправил своих военных в Казахстан лишь со второго раза, кажется каким-то исключением из правил. Почему в стране даже многие представители власти публично этому сопротивлялись?

— Киргизия среди всех членов ОДКБ, несмотря на весь противоречивый характер и сомнения в устойчивости власти, — страна, в общем, с некоторыми демократическими традициями. Поэтому там нужно было получить согласие парламента. Можете себе представить, что [Александр] Лукашенко просил бы депутатов, или [президент Таджикистана Эмомали] Рахмон попросил бы принять решение через парламент? Нет, конечно. А Киргизия — да. Это первое.

Второе, и это даже более существенное, хотя и вытекает из первого: Киргизия — братская Казахстану страна. И высылает теперь в Казахстан миротворцев. Киргизия, которая, в частности, сама не способна умиротворить ситуацию на границе с тем же Таджикистаном. Это, конечно, выглядит довольно курьезно.

Туда вводились и другие военные, в частности из ГДР. Это очень быстро было признано политической ошибкой: чтобы немцы снова появились на территории Чехословакии — такого нельзя допустить. Буквально в считанные дни все остальные страны, кроме Советского Союза, вывели свои войска из Чехословакии. Я, в конце концов, не могу исключать, что приблизительно то же самое случится и здесь.

— Много говорят о том, что теперь, когда есть прецедент ввода миротворцев при внутренних беспорядках, пусть это и оправдывают «внешней агрессией», другие президенты внутри ОДКБ будут с удовольствием пользоваться этой опцией, случись что. Будут?

— Никакого удовольствия здесь никто не испытывает и не будет испытывать. Что касается остального, то на наших глазах создается нехитрая политологическая уловка. «Угрозы стабильности» в странах постсоветского пространства, ориентирующихся на Россию, будут считаться внешними, характеризоваться как внешние, независимо от их происхождения. А значит, включается основной механизм ОДКБ, когда нужно оказывать помощь при внешней агрессии.

— Интересна фигура таджикского лидера Эмомали Рахмона во всей этой конфигурации. Как вы думаете, для него такое решение ОДКБ несет какие-то персональные риски или, наоборот, преимущества?

— Даже не думал, честно говоря, фигура Рахмона в этой ситуации меня меньше всего волнует. Рахмон может быть интересен только тем, что это первый из лидеров ОДКБ, кому предстоит в обозримом будущем обеспечить транзит власти. Видимо, своему сыну [действующему мэру столицы Таджикистана Рустаму Эмомали], о чем уже говорят. Поэтому, конечно, можно размышлять о том, какого рода проблемы у него могут возникнуть в ходе транзитной операции. Но в любом случае в этой ситуации мы должны помнить, что у него внутри страны с точки зрения безопасности есть достаточно много структур, гарантирующих эту безопасность. Я имею в виду 201-ю российскую базу. Ничего не надо вводить, все уже есть и в хорошо укрепленном виде, особенно после смены власти в Афганистане. (201-я российская военная база в Таджикистане располагается в двух городах — Душанбе и Бохтаре; в ее состав входят, в частности, мотострелковые, танковые, артиллерийские, разведывательные подразделения, подразделения ПВО. — Ред.).

— Почему слова об отправке миссии ОДКБ в Казахстан дали сказать Пашиняну? Только ли потому, что он — председатель ОДКБ?

— Он должен был это сделать по этому своему временному, в течение года, статусу, Армения председательствует ныне в ОДКБ, извольте доложить. Сочувствую. До этого, когда Армения попросила помощь, консультации проводил Рахмон (в мае 2021 года Пашинян обращался к тогдашнему председателю Совета коллективной безопасности ОДКБ, президенту Таджикистана Рахмону в связи с ситуацией в Сюникской области на границе с Азербайджаном. — Ред.). Тогда тоже было забавно смотреть, как Рахмон координирует ответ ОДКБ. И сейчас случайно получилось очень удачно для Москвы, опять не ее голосом…

— Вам его жалко в этой ситуации? Ведь Пашинян в 2018 году пришел к власти на волне народных протестов.

— Во-первых, у меня нет никаких личных отношений с Пашиняном, я ни разу его не видел, не знаком с ним. Во-вторых, в принципе в политике нет личных отношений. В-третьих, ситуация, сложившаяся ранее в Армении и послужившая поводом для обращения в ОДКБ, принципиально отличается от ситуации в Казахстане, на мой взгляд.

— Узбекистан не входит в ОДКБ, однако тесно соприкасается с некоторыми государствами — членами этой организации. Какие выводы из происходящего для себя может сделать Шавкат Мирзиёев? Он же даже выразил поддержку руководству Казахстана.

— Один вывод абсолютно четкий — руководство Узбекистана еще раз приходит к выводу, что позиция невхождения в состав ОДКБ была правильной и выглядит оптимальной в этой ситуации.

— Почему?

— Потому что нет никакого искушения прибегать Ташкенту к помощи ОДКБ, с одной стороны. Таким образом, проще всего избежать навязывания внешнего вмешательства. У Узбекистана достаточно имеющихся структур обеспечения безопасности, в том числе и для отражения внутренних угроз, чтобы не оказаться в таком же положении, в каком оказался Казахстан.

— Как возникшая ситуация повлияет на Россию, изменит ли она положение России в Центральной Азии? Пропагандистские каналы уже говорят, что нужно, мол, вести «братскую политику», «не играть с нациками» и так далее. Можно ли говорить, что это решение — попросить помощи ОДКБ — повлияет и на сам Казахстан, и на влияние России на него?

— Безусловно, Казахстан сегодня гораздо больше, чем раньше, оказался в силовом поле влияния России.

Москва сегодня переходит в статус внешнеполитического куратора Нур-Султана (впрочем, совсем уже скоро снова — Астаны), а сам Казахстан едва ли не становится чем-то наподобие российского протектората. Токаев это понимает, и поэтому он 7 января в дополнение к своему выступлению перед нацией еще и в твиттере посчитал необходимым указать, что войска ОДКБ будут находиться в Казахстане недолго. Он понимает, что если раньше его суверенность как лидера была ограничена центром силы в лице Назарбаева, то сегодня его действия оказываются в определенной степени связаны другим центром силы.

— Изменится ли статус ОДКБ в мире и как в целом статус этой организации теперь будет восприниматься в мире, на ваш взгляд?

— На мой взгляд, ОДКБ, впервые осуществив акцию по военному вмешательству, не может не изменить свой международный имидж как альянс, который способен принимать серьезные, я бы сказал, решительные действия. То есть если раньше его можно было считать таким «бумажным тигром» и к нему относились достаточно снисходительно, то теперь он заявил о себе как о некой структуре, реально доказывающей свои амбиции по обеспечению безопасности в зоне влияния России. Это подтвердило решимость Кремля отвечать за ситуацию в странах фактически руководимого им военно-политического блока.

— Для России это скорее плюс или минус?

— Если Россия стремится к возвращению себе некоего имперского статуса, то неизбежны и связанные с этим обременения. Мы все вместе будем за это платить.