С фотографии, сделанной 30 апреля 1945 года в центре Берлина, на нас смотрят командиры двух полков 150-й стрелковой дивизии. Им предстоит, может быть, главное дело их жизни — взять Рейхстаг и закончить наконец длинную, мучительную, окровавившую весь мир войну.

Слева, в пилотке, командир 756-го полка, украинец, полковник Федір Матвійович Зінченко, справа, в ушанке, командир 674-го полка, русский, подполковник Алексей Дмитриевич Плеходанов.

Это утро, только что на КП Зiнченко закончилось совещание двух командиров полков, получивших один приказ. Договорились, что штурм начнется с залпа реактивных минометов и пяти красных ракет, выпущенных в закопченное дымом берлинское небо. Потом сверили часы. «Это была как бы торжественная минута молчания». «После этого мы с Плеходановым вышли во двор и сфотографировались на память». Две фразы — из воспоминаний Зiнченко.

Смотрите на них, на крепко сжатые губы Зінченко и чуть улыбающиеся Плеходанова, на лихо сдвинутую набекрень ушанку на его голове, на их телогрейки с погонами. У Зінченко телогрейка заляпана, у Плеходанова порвана и зашита. Вот так они стоят на фоне берлинской стены в окрестностях Рейхстага и смотрят в объектив, как сказал им фотограф. Сейчас прозвучит: «Внимание, снимаю!» — потом щелчок, потом решительное: «Ну все, пошли!» И они пойдут заканчивать войну.

И закончат ее.

Закончат в полной, абсолютной уверенности, что теперь больше войны никогда не будет, что смерть, гибель, трупы, могилы, сожженные деревни, оторванные осколками головы и полевые госпитали, откуда сестры выносят железные тазы с ампутированными конечностями, остались за спиной. Что остался навсегда за спиной запах горелого мяса из подбитого танка. Что остались навсегда за спиной разбросанные по полям и дорогам, измочаленные временем, промокшие от дождя и снега босые трупы. И теперь надо вернуться домой и жить, потому что впереди —

Зінченко и Плеходанов, Плеходанов и Зiнченко не могут стрелять друг в друга, это противоречит всему, что они знают и видели, всему, что они думают и чувствуют, всему, из чего они состоят. Не могут стрелять друг в друга украинец и русский, воевавшие пять лет — Плеходанов начал в 1941-м под Брестом, Зiнченко весной 1942-го, — вместе бравшие Рейхстаг, вместе пившие спирт за победу, вместе хмельными ходившие по Берлину. Их качали солдаты. Их представляли на Героев. «Звезду» получил Зiнченко, а Плеходанов по непонятным причинами — не «Звезду», а орден. Но разве в этом дело?

Дело в том, что через 70 лет после того, как русский и украинец закончили войну, война между Россией и Украиной стала реальностью. Она идет уже семь лет, но маскировалась блудливыми фразами о том, что «нас там нет». И вот теперь, накануне Рождества Христова, рядом с Новым годом, на фоне мило мигающих елочек, маски слетают и страшная жуть, оскаливаясь, вылезает на нас из чьих-то нездоровых мозгов.

В самом сочетании всех этих слов кроется безумие.

Не может быть войны России с Украиной, им не за что воевать, им нет причины воевать. Ни в политике, ни в экономике, ни в морали, ни в психологии, ни в чем вообще нет ни одной причины, чтобы две страны вцепились друг в друга и начали убивать друг друга.

Назревает война стран-инвалидов, стран с шатающимися экономиками, война бедных против нищих и нищих против бедных — абсурдная и нелепая война, как страшна и нелепа драка людей на костылях. И России, и Украине надо бы долго жить в мире и покое, чтобы восстановить себя, чтобы отстроить себя, чтобы добраться до уровня жизни хотя бы Португалии — но куда там.

Мы, Россия, пришли в Украину войной, оккупировали ее часть, ранили ее и семь лет ворочаем железкой с острием в этой ране. За семь лет погибли 15 тысяч украинцев. За прошлый год 43 украинца погибли от выстрелов российских снайперов. А сколько погибло с другой стороны фронта? Мы не знаем, нам не говорят. Убитые украинцы, раненые украинцы, покалеченные украинцы, похороненные украинцы — за что? Зачем? Почему? Ответа нет и не может быть в рамках разумного, на почве смысла, в дыхании человеческого. Ответ — только в безумии.

Это безумие может принимать разные виды и формы, может являться в вальяжном виде дипломата, перешедшего на матерный язык, или в сальной ухмылке пропагандистки, смакующей грядущие смерти, или в гладкой и пустой речи апологета войны, расшаркивающегося перед высшим величеством. Это безумие приходит к нам с самого верха властной пирамиды, из тех кабинетов, где упорно не выветривается запах сталинского табака и на столе по-прежнему лежит красный карандаш, которым он ставил подписи на расстрельных списках и по карте делил Европу.

Риторика войны убога и лжива. Ее цель — населить сознание людей призраками. Страшное НАТО наползает на нас миллионом щупалец, чтобы отнять у нас наши пенсии в пятнадцать тысяч рублей и зарплаты в двадцать пять. Уже давно помер и рассыпался некогда бродивший по Европе призрак коммунизма, а призрак НАТО все бродит и бродит вот уже лет пятьдесят… Но НАТО — это тридцать стран, включая Албанию, Исландию и Люксембург, — и как поверить, что все они соединились в заговоре с целью захватить Россию?

Что мы к ним лезем? Что мы мучаем их семь лет и дошли уже до того, что сейчас будет не мнимо тайная, а явная война? Они закрывают окна, закрывают на засовы двери, а Россия, как одержимый безумием сосед, все ломится к ним, все выкрикивает угрозы, оскорбления, матерные присказки. Убью! Захвачу! Заставлю любить! Отрежу! Зарежу! Из темных пластов сознания, из комплексов и слабостей прет это желание убивать и насиловать, сминать чужую волю и ломать чужую жизнь.

Летчик-истребитель майор Степаненко, украинец Іван Ничипорович Степаненко, летал на истребителе Як-9, на фюзеляже которого его механик нарисовал Геббельса в желтых портках, бегущего с микрофоном прочь от тигра. Скрюченный, уродливый Геббельс — это пропаганда войны, это ложь и ненависть к людям. Тигр и молния — правда и здравый смысл.

Генерал Батицкий, Павло Федорович Батицький, расстрелявший Берию из своего парабеллума — украинец.

Англичане после войны загоняли немцев в кинотеатры и показывали им документальные фильмы, сделанные в освобожденных концлагерях. А нам бы стоило по телевизору показывать медленные, подробные и беззащитные в своем человечестве рассказы украинских узников донецкого концлагеря «Изоляция», где они после освобождения подробно описывают, что с ними там делали. Да и телевизора не надо, это есть в интернете. У кого хватит выдержки смотреть и слушать до конца — смотрите и слушайте. А тех, кто не хотел смотреть, отворачивался, англичане оставляли на второй сеанс.

В Кирове несколько дней назад шесть человек вышли на антивоенный пикет и стояли с флагами России и Украины и плакатами «Нет войне, Путину нет», «Руки прочь от Украины» и «War is over». Прохожие, как сообщается, плевали в них и оскорбляли их, а также призывали «стереть Украину с лица земли».

Вы — с плакатом «Нет войне» или харкаете в него с искаженным злобой лицом?

То, что кто-то в России может говорить о войне с Украиной, что такое вообще возможно в публичном пространстве, — свидетельство болезни. И справки с диагнозом не надо. Говорить о войне, требовать войны, грозить войной, готовить войну, то есть массовое убийство людей, — болезнь. Заплутавшая на своем пути через время, впавшая в обморок от постоянных кровопусканий, не понимающая ни мира вокруг себя, ни саму себя, оболваненная десятилетиями пропаганды, страна живет в сумерках сознания и сквозь тяжелый сон и вату безразличия слышит речи о войне. Сон разума рождает чудовищ, в сумерках сознания пляшут бесы.

Полковник Зiнченко и подполковник Плеходанов смотрят на нас со старой черно-белой фотокарточки апреля 1945 года. Смотрят на нас с той стороны времени. Долетают ли до них туда наши голоса? Знают ли они о ста тысячах российских войск на границе Украины, об эшелонах с танками, идущих в ту сторону, о пропагандистской подготовке войны, о лжи про Украину, мутным потоком льющейся с ТВ? Тошнит ли их от сытых лиц ТВ-миллионеров, замешивающих военное пойло для масс? Видят ли они мародера с автоматом, радостно хвастающегося подобранными детскими игрушками на обломках сбитого «Боинга» среди 298 трупов? Мы тут, они там, они сделали свое великое дело, и в нашей жизни они нам не помогут.