— Ты вел анонимный блог про свою жизнь. В одном из постов написал, что тебя забрали в детский дом, когда тебе было 4 года. Что стало причиной?

— Это была совокупность факторов. Мои родители пили. Пили много и каждый день. Мама была дояркой, папа трактористом. Несложно понять, что денег было совсем мало, и все они сливались по большей части на алкоголь. Мы жили в Тихвине — небольшом провинциальном городке, поэтому выпить и закусить было единственным развлечением не только для моих родителей.

Мои биологические мама и папа практически не уделяли мне времени, и я стал беспризорником. Прямо как Том Сойер, только помладше.

Воровал в магазинах уже в три года, шлялся по шпалам. Был случай, когда в город на поезде завезли огромную партию кока-колы в стеклянных бутылочках. Мы с другом тайком пробрались в открытый вагон, где стояли сотни упаковок колы, стащили оттуда парочку, а одну бутылку я разбил и сильно порезал руку. Даже зашивать ездили. Теперь у меня шрам — отметина на всю жизнь.

— В Тихвинском детском доме было лучше, чем в родном?

— Детский дом жил лучше, чем многие семьи, о которых я знал. В детдоме стабильно три раза в день мы нормально ели, много гуляли по территории, у нас были занятия музыкой и рисованием, уроки труда. Я, например, обожал делать всякие поделки из дерева. Жаль, ни одной не сохранилось.

— Как ты оказался в Москве?

Людмила (имя изменено) — моя последняя приемная мама, работала в социальных органах по защите детей, она приехала к нам в детский дом на какую-то встречу, а в результате забрала меня с собой Москву.

Когда я приехал в новый дом — а, на минуточку, он был на Тверской — разница между старой и новой жизнью сразила меня наповал. Детство я фактически провел в деревне, а тут поселился в самом центре Москвы. Для меня это было потрясением, в двенадцать-то лет.

— Твой первый наркотик. Что это было?

— Трава. Это был мой первый год жизни в Москве.

— Ты был еще совсем мальчишкой. Как удалось-то?

— Дело случая. Но эта история показала мне, насколько наркотики доступны.

У меня была компания друзей постарше. Мы часто гуляли во дворе вместе, с ними же я попробовал свой первый алкоголь. Однажды, когда мы бессмысленно шатались по осенней Москве, мой товарищ из компании завел нас в какой-то переулок, где достал маленький пакетик с чем-то. Я даже не мог себе представить, что это. Так это и произошло. Я не знал, что это был наркотик. Было уже 8 вечера. Мне надо было возвращаться к приемной маме. И именно по дороге домой меня взяло. Голова кружится, мысли путаются, ноги ватные. Казалось, что я бесконечно долго иду, хотя дорога до дома занимала всего 10 минут. Когда дошел до квартиры, то просто рухнул спать.

— Что было после?

— Те же ребята из компании мне рассказали про таблетки. В тот же день я поехал за закладкой. И самое страшное — я купил все это на деньги, которые мне моя приемная мама дала на новые кроссовки. После этого моя жизнь развернулась на 180 градусов. Все свои карманные деньги чуть ли не каждый день я тратил на «дурь». Поэтому свои 13‒16 лет я помню очень смутно. Как раз в это время я начал заниматься продажей нелегальных веществ.

— Как это произошло?

— Все очень просто. Нашел вакансии в интернете. Сначала был кладменом (курьером). Мог по Москве в метро возить от одного до пяти кг наркотиков всех видов. Платили два раза в месяц — для меня тогда это были баснословные деньги. Так я проработал почти 4 месяца, а потом меня «повысили». Я приезжал на заброшенную фабрику рядом с МКАД, там у них была база. Помещение, в котором сидели так называемые менеджеры, было крохотным. Ни света, ни отопления, чтобы не привлекать внимание. Многие прям там и ночевали. Но быть менеджером — в разы безопаснее, чем курьером. Тебе не надо никуда ездить, ты не встречаешься с полицией и так далее.

Главная задача менеджера — встречать курьеров, отдавать им вес и контролировать их местоположение в течение дня. В случае «палева» (раскрытия курьера полицией. — А. М.) база закрывается, все данные с компьютеров и телефонов стираются, менеджеры покидают базу с оставшимися наркотиками.

— А куда уходят наркотики, которые остались у менеджеров?

— Обычно их остается не так много, 2‒3 кг максимум, остальное отдают курьерам. Делается это специально для того, чтобы в случае «палева» менеджеры могли быстро свалить с места, а оставшееся раскидать по ближайшим подъездам.

— Сколько тебе платили после повышения?

— Для меня — много. Когда я начал получать такие деньги в 16 лет, у меня сорвало крышу. Как раз в этом возрасте я попробовал тяжелые наркотики.

— Какой у тебя был дальнейший план?

— Я подсел на наркотики. Они стали для меня важнее, чем будущее. Ушел из дома, жил у друга.

Поэтому о каких планах на будущее вообще могла идти речь…

— Как ты попался? И как это повлияло на то, что ты завязал?

— Однажды я заменял старшего кладмена (уже занимая должность менеджера). Помню все до мельчайших деталей. Зима, январь, выхожу из метро на Красносельской. Все было как обычно, я даже не мог подумать, что за мной хвост. Прихожу во двор, где надо было раскидать оставшиеся закладки, оставляю одну и вижу, ко мне идут два полицейских. Меня забрали в отдел, вызвали приемную маму. Могли посадить, но благодаря ее связям я отделался учетом в полиции (на учете он остается до 2025 года. — А. М.), а через неделю после этого меня направили в клинику для наркозависимых.

— Как проходило восстановление?

— Первые три месяца было очень тяжело. Меня буквально переучивали жить. Ежедневная работа с психотерапевтами, неврологами и наркологами. Я не выходил за территорию клиники почти 9 месяцев. Мама не бросила меня и навещала каждые два дня, приносила еду, книги. К слову, большую часть всей школьной литературы я прочитал в лечебнице. Наверное, именно книги подтолкнули меня к тому, чтобы завязать. Я удивлялся тому, что судьбы литературных героев такие интересные. Мне нравилось погружаться в вымышленный мир, потому что это заменяло реальность, в которой я находился под воздействием наркотиков.

— В 2018 году ты вышел из лечебницы. На тот момент тебе было уже 18 лет. Вернулся ли ты к наркотикам или начал жизнь заново?

— Я чистый уже почти 4 года, не потребляю. После выхода из лечебницы я забрал документы из колледжа и пошел работать в «Геликон-оперу», меня туда пристроила мама. Первое время было непривычно, я совсем не зарабатывал, играл второстепенные роли, смотрел на профессионалов и набирался опыта. После шести месяцев подработок в «Геликоне» наш режиссер порекомендовал меня в качестве актера своему знакомому сценаристу для съемки социальных короткометражек. Я согласился.

— Чем занимаешься сейчас?

— В корткометражках мне удалось сыграть монаха. Чтобы полностью вжиться в образ, меня связали с одним священником из Волжского Подворья, он пригласил меня к себе на пару дней. Вернувшись из Ивановской области, я сыграл свою последнюю роль и уехал в монастырь.

— Почему ты решил туда уйти?

— Мне понравился быт, природа… Помимо всего прочего, в монастырь при Волжском Подворье периодически отправляют на перевоспитание наркозависимых подростков. Я понял, что это мое место. Понял, что смогу помочь пройти тяжелый путь восстановления таким же ребятам, как я. Просто было чувство, что это предназначение.

— Пройдя этот путь, какой совет ты бы дал тем, кто сейчас стоит перед своим выбором?

— Жизнь у нас одна. Чтобы сломать ее, хватит одного дня. А чтобы исправить, нужны годы. Поэтому, как ни банально, сначала думайте, а потом делайте. Мне повезло. Но порой последствия могут быть необратимы.

— Стабильно раз в месяц у меня бывают 2‒3 подростка, которые столкнулись с наркозависимостью. И даже хорошо, что изначально они приходят ко мне — к психологу, а не отправляются по стечению обстоятельств в колонию. Причин употребления, несомненно, много, но главная — это отсутствие любви. Зачастую это дети из неполных семей, детдомов, из семей, где родители тоже обладают пагубными привычками, из-за чего не могут найти с ребенком общий язык. Главная задача в таких случаях не ждать любви от родственников, а научить подростка любить самого себя. Этим я и занимаюсь уже 35 лет.

Александра МИТИНА — специально для «Новой»