Признаваться в любви к Тарусе как-то неловко — будешь у нее тысяча первым, почтительно пропуская вперед Поленова, Крымова, Паустовского, Цветаеву, Шаламова… Круг нынешних ее домочадцев, перешедших из категории дачников в касту блюстителей места, ревнив — чужака встретят любезно, но дистанцию выдержат. Робеешь. Так и бродишь у нее под окнами, подглядывая украдкой за происходящим внутри картинных рам резных наличников: здесь смеются, сдвигая бокалы над круглым столом, там перебирают клавиши старенького пианино, а тут какой-то папа Карло в кавказской узорчатой вязаной шапочке мастерит нового Буратино.

Те, что посмелей, стряхнут излишнюю деликатность, как пыль с дорожных башмаков, да и останутся тут навсегда, обзаведясь собственным круглым столом и обустраивая свой мир вокруг него.

Таруса похожа на лоскутное одеяло, сшитое из разномастных лоскутков — сообществ художников, музыкантов и литераторов, местных самородков с их чуднЫми народными проектами и ворчащих на тех и других, всегда недовольных, но не желающих ничего менять аборигенов. К этому пестрому полотну крепится на живую нитку лоскут новой волны творческого десанта, устремившегося сюда с середины нулевых — прочь от больших городов, где все меньше вольного воздуха. Тарусская практика общинного спасения, наработанная с 1930-х (здесь, за 101-м километром, обретали пристанище освободившиеся из лагерей), прорастает новыми смыслами. Место, заряженное энергией людей редкой пробы, — вновь востребованное направление внутренней эмиграции, «и от цезаря далёко, и от вьюги». Но не только ее выбирают, выбирает как будто и она сама — притягивая тех, кто генерирует новую живую энергию, вот в чем феномен Тарусы.

Человек-генератор Ахметов

Одним из самых мощных генераторов Таруса обзавелась в 2012-м, с появлением успешного предпринимателя и мецената Исмаила Ахметова. Приехав по приглашению друзей-архитекторов посмотреть этот город, он в тот же день, по его признанию, «почувствовал внутренний зов обосноваться здесь». Но начал не с покупки дома для себя, а со спасения ветшающего здания бывшей земской больницы.

Через два года Ахметов передаст выкупленное им и бережно отреставрированное здание в пользование муниципалам за символический рубль аренды — под детскую Школу искусств.

«Каждый из нас много не съест, не выпьет… Если человек создает больше, чем ему необходимо для жизни, он должен помогать другим людям. Особенно если это касается детей», — объяснится он негромко и коротко на церемонии открытия.

А на другой год завершится возрождение второго поднятого им из руин здания — бывшего клуба-столовой советской здравницы. Теперь здесь Дом литераторов, хотя такой выбор названия — скорее дань памяти места (рядом была дача семьи Цветаевых «Песочное» — в 1960-е ее снесли, закатав поверх фундамента танцплощадку). Дом литераторов, с концертным залом отличной акустики, стал домом всех муз — выставки, театральные вечера, научные дискуссии и концерты каждую субботу, на самый взыскательный вкус, от классики и джаза до этники.

Идешь по тихой провинциальной улочке и видишь —

или встречи с мировой знаменитостью Брюно Монсенжо, создавшим около 40 фильмов о великих музыкантах ХХ века.

Исмаил Ахметов, выросший в удаленном ауле Северного Казахстана, накрываемого то снежными буранами, то песчаными бурями, хорошо знает цену пути из пустыни к широкой дороге в мир. Пытливый ум, страсть познания и воля — вот, пожалуй, и все, что сам мог взять в дорогу. Окончил физфак Челябинского университета, работал в конструкторском бюро центра ракетостроения. На рубеже 90-х его жизнь, как и жизнь всей страны, круто изменилась. Уйдя в бизнес, Ахметов держался наработанных правил: всякое новое дело начинать с той же четкостью задач и требовательностью к себе, как в ракетном центре. Флагманским его предприятием стало производство керамики для зданий, интерьеров и объектов городской среды — создание мозаичных панно или пространственных композиций с использованием такого материала, убежден Исмаил, способно помочь архитекторам усилить выразительность их проектов. Искусство мозаики стало его страстью, но не ограничилось коллекционированием (основанный им фонд по развитию образования и поддержке культуры обладает самым крупным в Европе собранием произведений современных мозаичистов). А вылилось в международный культурно-просветительский проект Solo Mosaico, включающий организацию выставок, издание журнала, создание детских школ и мастерских, к работе в которых он привлекает лучших художников со всего мира.

Само понятие мозаики, считает Исмаил, объединяет людей, разных по культуре, вере, характерам. Философия Solo Mosaico в том, что человек может сохранять свою неповторимость, как любой кусочек смальты или камня, создавая при этом в сообществе с другими творцами уникальные цельные вещи.

Худжник-алхимик Бравура

Одного из таких творцов, легендарного мозаичиста Марко Бравура, Ахметов увлек из Равенны в Россию, которая уже 14 лет остается для знаменитого итальянца вторым домом.

Таруса, признается Марко, запала ему в сердце: «Здесь сосредоточена колоссальная энергия любви. Сохранилась аура, созданная поколениями творцов, интеллектуалов. Не надо ничего изобретать, надо лишь беречь то человеческое чувство, которое есть. Только углублять его с помощью искусства. Люди, даже самые простые, всегда чувствуют открытость души. Здорово, когда не ощущаешь себя иностранцем и помогаешь своим творчеством усиливать эмпатию».

В Тарусе его легко принимают за своего. Как-то раз, когда Марко ждал жену Даниэлу возле продуктовой лавки с овощными лотками при входе, местный мужичок деловито поинтересовался у него:

— Почем помидоры?

— Sono italiano (я итальянец), — попытался художник объяснить свою неготовность сбыть чужой товар.

— Итальяно… Из Италии, значит, привез помидоры. Так сколько стоят?

В последний год ХХ века в Бейруте появился его мозаичный фонтан с латинским именем птицы Феникс — Ardea Purpurea (Красная Цапля) — в память о годах бомбежек и разрушений, в ознаменование окончания войны и с надеждой на возрождение. Создавая этот объект со своей международной командой, Марко использовал самые разные материалы — от золотой смальты до собранных по городу обломков. И соединил в своем послании миру символы разных этносов, культур и религий, графические знаки — слова силы из древних языков, «правда» на санскрите, «достоинство» на японском, «свобода» на арамейском и «знание» на древнегреческом.

А в Равенне появился почти такой же объект, вторая «опора» моста дружбы — единого, объединяющего народы проекта. Ardea Purpurea вошла в список адриатического наследия ЮНЕСКО.

Работы Бравуро в Тарусе так же многослойны и многозначны. «Золотая река» перед Домом литераторов и 40-метровая инсталляция на его стене — «высокие волны и одновременно такие глубины, которые ты никогда не сможешь постичь». «Иконостас природы» в концертном зале — 12 мозаик, но не с ликами святых, а с силуэтами деревьев (без религии в этом мире вполне можно обойтись, считает художник, но не без природы).

Даниэла всегда рядом, они вместе полвека, с ее 14 и его 15 лет. Регистрация брака для них, чуждых условностям, была бюрократической формальностью: «Наша хипповская свадьба случилась в Венеции в 1970-м, без родителей, мы оба в черном, и наши двое детей в качестве свидетелей», — улыбается Даниэла снимку из семейного архива.

На другой год они отправились маршрутом легендарной «тропы мира», из мира потребления Запада во вчерашние его колонии в Азии — через Югославию, Грецию, Турцию, Иран, Афганистан…

— Тогда, до исламской революции в Иране и войны в Афганистане, все это было безопасно. 1960–70-е — невероятные времена перемен, потрясающее ощущение движения, рециркуляции. Все было пропитано живой энергией — казалось, ее можно буквально пощупать, — ностальгирует Марко. — Нас обуревали разные идеи, страсть познания новых культур через людей. Когда ты с кем-то встречаешься, не важна национальность, нет разделений на расы или страны — есть человек.

Они как бы застыли и не осознают, как хорошо живут: базовые потребности закрыты, но все бесконечно жалуются. Конечно, на меня это тоже влияет, художник — часть общества, творить на Западе стало очень сложно.

— В России легче?

— Конечно, здесь не все работает, полно своих трудностей. Но когда встречаешь таких людей, как Исмаил, у которых масса замыслов и которые обладают энергетикой, чтобы их реализовать, это очень вдохновляет. Увидев в Равенне мои работы, Исмаил почувствовал их живой пульс. И сказал, что ему неважно, что именно я буду делать, важно, что в этом будет жизнь. Именно поэтому я здесь.

С древних времен мозаика использовалась в храмах и на кладбищах. И до недавних пор не была современным языком культуры. Отдавая должное традиционному искусству («тут, как и в джазе, чтобы забыть о правилах, сначала надо их выучить»), Марко не приемлет его жестких рамок — для него это окостенение, равнозначное смерти. По тем же причинам он не поклонник наших мозаик советского времени, создававшихся для агитации (у нее та же мертвая сущность). Символично, что одним из первых его проектов в Тарусе стали интерьеры Детской школы искусств и мозаичные арт-объекты на площадке перед ней, где прежде стоял больничный морг.

— Сам процесс создания мозаики очень метафоричен: взяв нечто монолитно-окостенелое, вы разбиваете его на много-много фрагментов, ломая жесткие связи, но сохраняя живые зерна, из которых потом складывается новая реальность.

— Это очень, очень верно. Чтобы что-то создать, надо что-то разрушить. Знаете, одно время я работал в Италии с двумя людьми с ментальными нарушениями. Для таких людей мозаика — одна из лучших терапий. Ведь у них тоже что-то зажато, перекручено и повреждено внутри. В рисовании, например, ты начинаешь с чистого листа. А здесь надо сначала разрушить — как и в себе самом нужно разрушить свои страхи, внутренние барьеры — и создать нечто прекрасное новое.

Учитель Амелин

«Части целого» — так называется мозаичная мастерская в Школе искусств. Руководит ею ученик Бравуры, художник и педагог от бога Владимир Амелин. Он тоже переехал в Тарусу несколько лет назад, вместе с женой и младенцем, по приглашению Ахметова. Занимается по своим авторским программам и с дошколятами, и со взрослыми. А еще — с особенными учениками из Тарусского дома-интерната для престарелых и инвалидов (там живут и вполне молодые люди с хроническими психиатрическими заболеваниями).

— Я как педагог всегда хотел взаимодействовать с такими людьми, мне интересны необычные авторы, — рассказывает Володя. — Несколько лет назад на выставке работ таких людей директор Тарусского дома-интерната бросилась ко мне со словами: «Владимир, вот этот парень, Сергей Бобров, очень талантливый, страсть как хочет заниматься!» А у Сергея половина тела парализована, речевого аппарата, считай, нет — его «привет» звучит как «оэуэээ». Плюс тяжелая эпилепсия. 43 года, но, как сказал их главврач, сознание примерно 11-летнего человека.

— Родных у Сергея нет?

— Есть мама, но она лет 18 не появлялась. А может, это легенда — если честно, я не суюсь с расспросами. Жду, когда мне будет доверено. У Сережи много легенд о своих близких. Рассказывает, что папа у него летчик-испытатель, космонавт, и он весь в папу — такой же сильный. У него и правда та часть тела, что не парализована, очень мощная — здоровенный, кулак с мою голову, бицепсы такие, показывает мне — у-у-у, какой я сильный! И духом он очень сильный, патриархальный такой мужик. Поначалу я с ужасом представлял наше с ним общение. Но помог опыт с собственным маленьким ребенком — понимаешь ведь его «птичий» язык. Так и с Сергеем. Теперь он почти каждый день звонит мне, и мы можем трепаться по полчаса. Хотя его речь не стала лучше, сторонний человек ничего бы не понял. Но сознание, которое заключено в этом теле, компенсаторно. И по итогам нашей работы видно —

Цветовая схема, выбор сюжета — всё он сам. А посмотрите, как живописно! Всё неспроста, конечно. Сергей — мастер пазлов, он годами постоянно их складывал в интернате, причем любит такие, метр на метр, и монохром — Айвазовского, например, где бесконечные зеленые оттенки. И так стал удивительно чувствовать цвет. А здесь все это выразилось. Сережа строго настоял на выборе сюжета и композиции для своей работы — лика Христа. Поначалу он представлял его больше на баптистский манер — с шикарной улыбкой, золотыми локонами. Мы много беседовали, а Сережа может и поскандалить, он очень высокого мнения о себе, но я его убедил. Рассказывал о каноне, о сакральных символах икон. Он проникся и создал поразительной силы работу. То, что мы с ним познакомились и стали дружить, — это, думаю, был мой такой запрос во вселенную. У Сергея есть герлфренд, его соседка Оля. Ей 41, тоже отсталость и ДЦП. Государство признало ее недееспособной и не доверяет ей использовать свои деньги. Но прислушавшись к ним, понимаешь — на самом-то деле они взрослые 40-летние люди, их потребности ничем не отличаются от наших».

Так их дружба вылилась для Володи еще и в опеку. Ольге, например, хочется тушь для ресниц или розовые тапочки. А Сережа фанат роботов, не один год собирал разные модели, и тут трагедия — самый крутой упал и разбился. Владимир разместил пост в фейсбуке, который получил невероятный отклик — коллекция Сергея пополнилась десятками роботов, собрали и много одежды, привезли в интернат новогодние подарки. Круг друзей и добра стал шире. Всем миром осуществили и другие мечты Володиных подопечных — купили Сереже компьютер и музыкальный центр для Оли.

Она, кстати, для своей работы выбрала в альбоме мозаику из Равенны.

— Потрясающая у нее получилась копия. Начинала робко, тремя красочками, — вспоминает Владимир. — Оля еще вредная бывает, капризничает — говорит, не умею по-другому, брошу. А потом берет и делает чудесно. И для меня это явный пример, какая это мощная арт-терапия — мозаика».

Доктор Осипов

Пятый год подряд в Доме литераторов проходит аукцион работ русских и итальянских мастеров — в поддержку Тарусской районной больницы.

Ее новая жизнь началась с возвращения в Тарусу кардиолога Максима Осипова. Здесь он провел детство, тут работал доктором его прадед Михаил Михайлович Мелентьев, осевший на Оке после возвращения с Беломорканала, где отбывал срок по делу «врачей-вредителей» о «покушении на сына Максима Горького».

Окончив аспирантуру и защитив диссертацию, Осипов практиковал в крупных клиниках и научных центрах — в Москве и Сан-Франциско. Мог бы, собственно, и дальше там работать, но выбрал Тарусу, где тогда ни одного кардиолога не было. Создал общество помощи Тарусской больнице. Первым крупным жертвователем стал его друг американец Бернард Сайчер (осевший в Москве «романтически настроенный предприниматель», как характеризовал его Осипов). На те первые деньги купили эхокардиограф. В попечительский совет одними из первых вошли Ирина Ясина и Людмила Улицкая. На вырученные с благотворительных концертов, творческих вечеров, фестивалей и аукционов, а также на поступившие от новых спонсоров деньги отремонтировали терапевтическое отделение, оснастили больницу невиданным в нашей провинции медицинским оборудованием. Осипов читал лекции для коллег со всей области, вдохновил на переезд в Тарусу еще одного доктора-единомышленника, Артемия Охотина. С их приходом смертность в терапевтическом отделении районной больницы снизилась вдвое, от инфаркта миокарда — вшестеро. Открыли новое кардиологическое отделение — межрайонное (с оказанием помощи уже не только 15 тысячам жителей Тарусского района, а до 100 тысяч, вместе с соседними).

После торжественного открытия под благодарности зачитанного послания министра Татьяны Голиковой тогдашний глава местной администрации уволил главврача Ирину Олейникову. Калужский УБЭП завел уголовное дело по статье «Мошенничество в особо крупном размере, совершенное организованной группой лиц по предварительному сговору». А депутаты районного Заксобрания на специально созванном заседании договорились до обвинений создателей кардиоцентра в том, что они-де собирались испытывать на тарусянах неизвестные препараты и, как наймиты ЦРУ, вообще хотят опробовать в Тарусе оранжевую революцию, чтоб затем двинуться на Москву.

В защиту Осипова и его соратников поднялись тогда многие, петиции собирали тысячи подписей. Публикации об этой возмутительной истории вышли в десятках СМИ, от «Российской газеты» до The Washington Post, рассказывала о ней и «Новая».

Описал ее и Максим Осипов в своих очерках «В родном краю», «Грех жаловаться» и других, опубликованных сначала в журнале «Знамя», а затем широко разошедшихся в интернете. С тех пор вышло несколько его книг, переведенных уже на полтора десятка языков, и теперь писатель Максим Осипов известен не меньше доктора Осипова (читайте на его сайте и наслаждайтесь).

Кардиоцентр общими усилиями загубить не позволили, но и сегодня Тарусская больница продолжает свою работу в неимоверно сложных условиях — скорее вопреки, чем благодаря государству. Ей по-прежнему не хватает врачей и оборудования. Аукцион в Доме литераторов 11 декабря — прекрасная возможность помочь не только больнице, но и себе. Оказаться в кругу таких людей, как Марко и Даниэла Бравура, Исмаил Ахметов, Владимир Амелин, Максим Осипов и другие подвижники и созидатели, — редкое счастье, целительное. Как и красота работ итальянских и отечественных художников, которая может остаться с вами.