Дурной был год: закрывшийся портал,
Растраченный без толку капитал.
Никто уже надежды не питал,
Не рыпался, не верил в смену курса.
Он самых лучших в камерах пытал,
А средних за границу выметал,
Но вещество эпохи — не металл,
А газ метан без запаха и вкуса.
Исчадие наглеющих болот,
Не кислород, не сероводород,
А медленный, незримый отравитель,
Ползучий, как иной переворот,
Всей тупости затылков и бород,
Ничтожества и скуки покровитель.

Его мы гнали в каждый закуток,
Им заполняли северный поток,
Закачивали в ропщущий роток,
Пускали на соседей, чтобы чтили.
Он катит, как асфальтовый каток,
На всех, кто мнит покинуть свой шесток:
Он вождь, герой, величия исток,
Истории итог, це аш четыре.
Он — трупный газ раздувшейся земли,
Его на трон неслышно возвели,
Ему поет придворная путана,
Он правит, он пускает пузыри,
Он вечен, как его ни обзови,
Он отрицает все, в чем нет метана!

Он дух гниенья, он убийца шахт,
Он заселил безропотный ландшафт,
Он булькает в шуршащих камышах,
Болото шепчет, пучится, рыгает.
Он князь веществ, всевластный падишах,
Ему никто не может помешать,
Он с полумиром пьет на брудершафт,
А полумиру легкие сжигает.
Насельники болотистых земель
Тогда спасались, кто и как умел:
Кто пил из поросячьего копытца,
Кто погружался в непроглядный хмель,
Кто подшивал любимую шинель…
Но главным был метан.

И он копился.