Победа, одержанная градозащитниками, способна переломить ход многолетней борьбы за спасение памятников Охтинского мыса. Судья Куйбышевского районного суда Петербурга Ирина Воробьева обязала смольнинский комитет по охране памятников (КГИОП) рассмотреть заявление археолога Петра Сорокина о взятии под охрану оборонительных рвов и основания башни крепости Ландскрона. Отрицательный вердикт комитет вынести не сможет: по закону он обязан признать объект выявленным памятником, получив заявление археолога — держателя открытого листа (разрешения на археологические исследования конкретной территории). А им и является Петр Сорокин, первооткрыватель «Петербургской Трои».

Первое такое заявление Сорокин подал в КГИОП еще в 2009 году, когда его экспедиция обнаружила на мысу остатки крепости Ландскрона — оборонительные рвы и сохранившееся на высоту до четырех метров основание деревянной башни-донжона с подвалом и колодцем. По федеральному закону объекты археологического наследия считаются выявленными с момента их обнаружения. И для придания им защитного статуса установлена довольно простая процедура (п. 11 ст. 45.1 73-ФЗ): получив уведомление от археолога, проводившего раскопки на основании открытого листа, комитет обязан в течение трех дней включить обнаруженное в перечень выявленных объектов культурного наследия. А потом уже назначается экспертиза, призванная определить ценность этого объекта, и на ее основании определяется дальнейшая судьба такой находки — будет она или нет включена в госреестр памятников. На практике временной зазор между первым и последующими шагами может растянуться на годы. И все это время выявленный объект должен оставаться в неприкосновенности.

За прошедшие годы комитетом и Минкультом было выпущено несколько документов по Охтинскому мысу, которыми в том числе устанавливались границы и предмет охраны объекта культурного наследия под длинным названием: «Ниеншанц (Охта 1) Шведская крепость 1611–1703 гг., участки культурного слоя неолита и раннего металла V–II тыс. до н. э. и грунтового могильника XVI–ХVII вв.», V–VII тыс. до н. э., XIII–XIV вв., XVI–XVII вв., ХVII–ХХ вв.». Но ни в составе этого памятника, ни как самостоятельный объект Ландскрона никогда не учитывалась и не охранялась. Ее в упор не видели все те, кто по долгу службы обязан был беречь как зеницу ока такое сокровище.

Доцент кафедры истории искусств Уппсальского университета, сотрудник Национального архива Швеции Кристиан Ловен в интервью газете Dagens Nyheter оценил находки Петра Сорокина как нечто «совершенно невероятное»: «Когда я писал диссертацию о Ландскроне, у меня было всего несколько карт из Санкт-Петербурга. Он [Сорокин] раскопал огромную территорию и обнаружил деревянные конструкции. Вы видите всё сооружение целиком — рвы, бревенчатую башню на двух этажах (которая, вероятно, была намного выше). Деревянное здание 1300 года постройки! Их осталось совсем немного. Ужасно, если эти останки будут стерты. Большая редкость, когда удается обнаружить столько находок на месте, о котором мы так много знаем из письменных источников». Как напоминает ученый, «взятие Ландскроны было одной из больших побед Новгорода». По мнению Ловена, «Газпром мог бы сделать из этого памятник российской победе».

Но у Газпрома иные виды на Охтинский мыс. И нетрудно догадаться, чем руководствовались чиновники, скроившие шапку-невидимку для Ландскроны: она находится в центре участка, где «дочка» газового монополиста желает построить бизнес-центр.

Распоряжением Минкульта в границы охтинского памятника включено лишь 15% ценной для наследия территории мыса. Выпущен этот документ был на основании выводов скандальной экспертизы казанского археолога Айрата Ситдикова 2018 года. На приложенной им графической документации рвы Ландскроны вообще не указаны — зияющая пустота у него на этом месте. Хотя он и приводит выдержки из отчетов экспедиций прошлых лет, фиксирующие оборонительные рвы Ландскроны и основание башни, и не опровергает эти сведения. Более того, выводы проведенных самим Ситдиковым раскопок подтверждают наличие «стенок рвов, законсервированных полиэтиленовым покрытием». Но в границы охтинского памятника он их не включает. Как и территорию башни-донжона, хотя включает в предмет охраны периметр деревянного сруба — только без его содержимого и в отрыве от основания самой башни. То есть превращая недвижимый объект в движимый.

Эти и многочисленные другие нестыковки, ничем не обоснованные выводы экспертизы Ситдикова, как и выпущенное на ее основе распоряжение Минкульта, градозащитники пытались оспорить в суде. Но дойдя до Верховного суда, в итоге проиграли.

Доктора и кандидаты исторических наук (всего 21 человек), а также градозащитники Павел Шапчиц, Владимир Чернышев, Анна Капитонова и депутаты Борис Вишневский и Надежда Тихонова обратились в суд с жалобой на бездействие КГИОП, требуя включить объект «Оборонительные рвы и основание башни крепости Ландскрона» в список вновь выявленных объектов культурного наследия.

Противная сторона (ответчик — КГИОП, заинтересованные лица — Минкульт, а также собственник участка и застройщик «Газпром нефть Восточно-Европейские проекты») в своих возражениях упирали на то, что все уже определено решением Верховного суда. Но судья Куйбышевского районного суда Петербурга Ирина Воробьева отмела эти доводы — именно потому, что в прежних процессах Ландскрона не была предметом спора, ибо никак не учитывалась в распоряжениях КГИОП и Минкульта по Охтинскому мысу. Получили бумеранг в лоб.

Эта тяжба длилась почти год. И вовсе не по причине волокиты — в отличие от формального рассмотрения дел по Охтинскому мысу в высших инстанциях судья Воробьева подвергла тщательному разбору всю документацию и назначила судебную комиссионную историко-культурную археологическую экспертизу. Над ней работали авторитетные специалисты по археологии Северо-Запада, сотрудники Эрмитажа, СПбГУ, Археологического центра Псковской области. Они изучили полный научный отчет обо всех проведенных на Охтинском мысе археологических изысканиях (поработав в Москве, где в научном архиве Института археологии РАН эти отчеты хранятся). И в этом судебном процессе впервые удалось заслушать показания самого Айрата Ситдикова, которого до сих пор как будто старательно оберегали от публичных объяснений. Ни в один из других процессов по Охте не удавалось его завлечь. Без ответа оставались и вопросы, которые направляли ему коллеги, возмущенные бездоказательностью выводов его экспертизы (см., например, «33 вопроса Ситдикову» главного научного сотрудника сектора архитектурной археологии Государственного Эрмитажа Олега Иоаннисяна).

Настоящей сенсацией стало прозвучавшее в Куйбышевском суде признание Ситдикова в том, что сам он не обращался в архив Института археологии РАН, с подлинным отчетом о проведенных на мысу раскопок незнаком. А свое заключение сделал на основании копий, предоставленных ему ООО «Город» (эта компания выступала заказчиком экспертизы в интересах газпромовской «дочки»). Причем в каком именно объеме ему их поставили, как была удостоверена полнота и корректность этих копий, вопрос остается открытым — можно лишь на слово принять заверения Ситдикова, что все тут было как надо.

Между тем эти отчеты составляют основной объем ситдиковской экспертизы — на них приходится 5 томов, свыше 5000 листов. Все это было выдано на-гора ИП «А. Ю. Зеленеев» из Йошкар-Олы, по договору с тем же ООО «Город». Аттестации Минкульта на производство историко-культурных экспертиз у ИП Зеленеева нет, основной вид деятельности — «подача напитков», среди прочих указана «розничная торговля».

Но Ситдикову индивидуальный предприниматель Зеленеев подогнал не напитки, а копии археологических отчетов, а также копии исследований и экспертиз по Охтинскому мысу и до кучи — протоколы разных судебных заседаний прежних лет. Выказав, правда, при этом определенную избирательность. В общий свод подателей напитков не попали документы, показывающие несостоятельность действий КГИОП (например, судебные решения, отменявшие распоряжения комитета как противоправные). Не оказалось среди них и материалов, свидетельствующих о том, что и после раскопок на мысу сохраняются рвы древних крепостей, а не их небольшие фрагменты.

«Согласно Положению о государственной историко-культурной экспертизе, если она проводится для обоснования включения объекта в госреестр, то выполняется одним экспертом, а не группой (Положение, п. 11.1 б), — напоминает Олег Иоаннисян. —

Мне могут возразить, что он не является автором экспертизы, а лишь выполнил на подряде подготовительную работу. Но в любом случае, как следует из Положения, эксперт должен «обеспечивать объективность, всесторонность и полноту проводимых исследований, а также самостоятельно оценивать результаты исследований, полученные им лично и другими экспертами». То есть Ситдиков обязан был оценить предоставленные ему материалы и систематизировать их, удостовериться в полноте документов. Но следов такой работы не видно — все свалено в кучу и механически соединено с его заключением. Похоже, Айрат Ситдиков даже не удосужился внимательно прочесть то, что получил от этого ИП, — на что указывают бросающиеся в глаза противоречия. Например, по Ландскроне он приводит отчеты экспедиции Сорокина, где сказано об обнаружении в хорошей степени сохранности оборонительных рвов и основания башни. Но в своем заключении Ситдиков трактует их не как недвижимые фортификационные объекты, которые по закону должны сохраняться на месте их обнаружения, а как участки культурного слоя, которые можно раскопать под снос перед началом нового строительства».

Отстаивая такой подход и в судебном заседании, Ситдиков договорился до того, что рвы Ландскроны «перестали существовать» после того, как археологи выбрали заполнявший его культурный слой и провели зачистку (сняв до 5 см при их глубине в 3 м). Да и основание башни-донжона — по его мнению, всего лишь руины, которые тоже сохранять незачем.

«Если следовать вашей логике, незачем охранять и Помпеи, и Геркуланум — после извлечения памятников из пепла?» — попытался воззвать к разуму истец Павел Шапчиц.

Однако заявления Ситдикова по поводу исчезновения рвов Ландскроны суд оценил как «ненаучные». Выказанный им подход «в принципе отвергает возможность сохранения такого археологического объекта, как ров, представляющего также архитектурную и историческую ценность», — укажет Ирина Воробьева в судебном решении, напомнив также о таких примерах, как охраняемые государством рвы Новгородского кремля, Рюрикова городища и других памятников.

Что же до обесцененных Айратом Ситдиковым «руин», то такому подходу судья Воробьева противопоставит положения ФЗ-73 и вынесенное еще в 2010 г. определение Конституционного суда РФ, указав в своем решении: «В историческом поселении (каковым является Санкт-Петербург) государственной охране подлежат все исторически ценные градоформирующие объекты, в том числе руинированное градостроительное наследие».

Наличие и сохранность рвов и основания башни Ландскроны подтвердила и судебная комиссионная экспертиза. Ее выводы представители газпромовой «дочки» попытались побить совсем смешным способом — представив суду лингвистическую рецензию на заключение судебной экспертизы, выполненную по их заказу специалистом-лингвистом Иссерс, с дипломом учитель русского языка и литературы. Но такой способ суд счел «ненаучным методом». Сомнения вызвала и рецензия на судэкспертизу археолога Постнова, сделанная в Новосибирске — как указал суд, господин Постнов «ранее состоял в договорных отношениях со структурами Газпрома».

Суд признал незаконным бездействие КГИОП (отметив его «длящийся характер» с 2009 года) и обязал комитет рассмотреть заявление Сорокина «в порядке, предусмотренном п. 11 ст. 45.1, п. 16 ст. 16.1 73-ФЗ» в течение трех дней с момента вступления решения в законную силу.

«Указанный в судебном решении порядок в принципе не допускает возможности отказа в выявлении объекта археологического наследия на основании заявления археолога — держателя открытого листа. Таким археологом и является первооткрыватель «Петербургской Трои» Петр Сорокин,— убежден Павел Шапчиц. — Это цугцванг для КГИОПа — Ландскрона есть, и чиновникам придется ее увидеть».