Подобной по полноте и объединительной всеохватности его выставки на памяти специалистов, любителей, гурманов живописи не было уже чуть ли не две трети века: три этажа новой Третьяковки; более 300 работ Врубеля из 14 российских и зарубежных музеев, а также из личных коллекций. Один только Русский музей предоставил свыше сотни работ из постоянной экспозиции и из фондов. Что, между прочим, дало возможность впервые встретиться вместе трём самым знаменитым врубелевским Демонам — Сидящему и Поверженному из ГТГ и Летящему — из Русского. Сама организация выставочного пространства — чудо, произведение искусства…

Выставку сопровождает цикл лекций:

• 14 ноября — Демон. Пророк. Серафим.
• 21 ноября — «Музыка цельного человека». Лик Музы.
• 28 ноября — Религиозные композиции, декоративные панно, театр.
• 5 декабря — «Живописец в скульптуре, скульптор в живописи». Майолика.

Начало всех лекций в 14:00.

Но эти мои записи разных лет — о другом.

Личное.

Меня многое поражает в мировой живописи. От петроглифов пещеры Шове во Франции (самого древнего, 30-тысячелетней давности, свидетельства человеческого изобразительного творчества, открытое по историческим меркам буквально вчера, в 1994 году); фресок Древнего Египта и мозаики, изображавшей битву Александра Македонского с Дарием, которая была выложена на полу дома Фавна в погребённых под пеплом Везувия Помпеях и представляла собой копию с картины древнегреческого художника Филоксена. До «деревянных деревьев» фовиста Дерена, «Танца» Матисса и «Герники» Пикассо.

Так же поразительно и многое в отечественной духовной истории, отражённой на стенах храмов, иконных досках, холстах и графических листах. От псковской, владимиро-суздальской, московской иконописи и допетровских ещё парсун. До замечательных наших мастеров XVIII, XIX, XX, XXI веков (и несть им числа — любой может выбрать художника по душе: кто Рокотова или Левицкого, кто Иванова или Саврасова, кто Фалька или Филонова, кто Кандинского или Шагала, кто Попкова или Домашникова, кто Зверева или Булатова… ).

И надо же так случиться, что уже в новое, наше время в ГТГ прошли впечатляющие выставки троих из них. Вот теперь пришёл черёд Врубеля. Остался Суриков. Его, конечно, считают «крепким реалистом», но между прочим, когда он в галерее Щукина знакомился с картинами Пикассо, и одна дама стала возмущаться этой страшной, ни на что не похожей в реальности чепухой, Суриков ей ответил: «Вовсе это не так страшно. Настоящий художник именно так должен всякую композицию начинать: прямыми углами и общими массами. А Пикассо только на этом остановиться хочет, чтобы сильнее сила выражения была. Это для большой публики страшно. А художнику очень понятно»…

Удивительное «продолжение» этого разговора я прочёл на днях в интернете, в публикации «Как Пикассо подсмотрел у Врубеля идею кубизма».

Манифестным первоистоком кубизма все искусствоведы мира называют полотно Пикассо «Авиньонские девицы» (1907 г.) Но… под чьим наваждением был сам Пикассо, когда его воображение рождало облик этих самых девиц?

Итак, 1906 год. Париж. Осенний салон. Выставка русского искусства, организованная С. Дягилевым. Из 12 залов один полностью отдан работам Врубеля.

Сегодня — час Михаила Врубеля. Сами понимаете, каким дорогим подарком стала для меня его нынешняя выставка в Третьяковке. Однако, думаю, о ней лучше, ярче и объективнее напишет для нашей газеты (и уже, наверное, пишет) кто-нибудь из специалистов. А эти мои рифмованные дневниковые записи — просто личные, во многом субъективные впечатления от свиданий с картинами, иконами, стенописями Врубеля.

7 января 1961 г. Суббота. Рождество. Ульяновск.

После окончания МГУ живу и работаю на симбирской земле. На одной из выставок в местном художественном музее очарован был картиной художницы, недавней выпускницы не то московского Суриковского, не то питерского Репинского института. Картина называлась «Сказка». На фоне врубелевской «Царевны-Лебеди» (размер обоих полотен, между прочим, совпадал, но конечно в «Сказке» врубелевская картина как фон была поменьше) изображена была обыкновенная девчушка с берегов нового Волжского водохранилища, ровесница, наверное, его рождения. С облупленным загаром носом, льняными косичками, в выцветшем голубом сарафане. Не красавица — куда ей до Царевны в лебедином оперенье, писанной с певицы Надежды Забелы, любимой жены Врубеля и исходной модели для многих его полотен (кстати, партия Царевны-Лебеди в опере «Сказка о царе Салтане» была написана Римским-Корсаковым специально для неё). Очарование были тут вот в чём. У этой девчушки с Царевной-Лебедью были одинаковые глаза. Огромные, густой, бездонной синевы. А самой Царевне такие глаза были подарены Надеждой Забелой-Врубель. И в них — и у Царевны-Лебеди, и у симбирской девчушки — светилась Сказка…

За сказки детства есть расплата:
Пройду по зыбкому лучу,
Добуду золото заката
И Золушку озолочу.

И воскрешу святую боль
По алым парусам «Секрета»,
И мудрость Ветхого Завета
Отдам за торжество Ассоль.

И синевой бездонных глаз
За жемчугами оперенья
Перечеркну предсмертный час
И невозвратное затменье.

И вспыхнет вещая звезда,
И Дева-Лебедь встрепенётся,
И Врубель в души к нам вернётся
Из тьмы Аида навсегда.

P.S. 2021 г.

Почему расплата за сказки детства? Да потому что и во многих взрослых, давно расставшихся с детством людях всё еще живёт неосуществимое желание эти сказки «сделать былью», как поётся в песне-марше, сопровождавшей былые авиационные парады на Тушинском аэродроме. Но там, в песне, — про «стальные руки-крылья». А я — про гриновские «Алые паруса», про пушкинскую «Сказку о царе Салтане», про врубелевскую «Царевну-Лебедь». Да и про «Сказку» с той выставки в Ульяновске тоже…

Будь я тогда, 60 лет назад, в ином финансовом состоянии, чем скромная зарплата литсотрудника отдела культуры и науки «Ульяновской правды», непременно попытался бы приобрести эту картину. Правда, неизвестно, продавалась ли эта «Сказка» вообще? Не была ли она для самой художницы личным бесценным в прямом смысле, непродаваемым талисманом, «расплатой» за сказки её детства?

Так что «Сказка» так и осталось неосуществлённой мечтой. И теперь, в Третьяковке, когда задерживаюсь у врубелевской «Царевны-Лебеди», мною неизменно овладевает то состояние, которое Александр Грин называл ностальгией по Несбывшемуся…

4 августа 1992 г. Вторник. Киев. Кирилловская церковь, что рядом с Бабьим яром.

Земная женщина. В глазах
Такая боль, такая вера,
Что ей одна на свете мера –
Звездою ставшая слеза.

Её глаза — как совесть века,
В котором жить досталось нам.
И не достать до человека
Карающим его богам.

16 февраля 1995 г. Четверг.

На днях снова побывал в Третьяковке. И снова поразил Врубель. При свободном, казалось бы, излучении дара гениальности — какой он всё-таки труженик, пахарь. Но не такой, каким изобразил Репин графа Льва Николаевича Толстого за сохой (нарочито демонстрирующим свою причастность к мужицкому труду), а с потом, с кровью вгрызающийся в неподатливые глубины. Впрочем, пота нет. Есть бешеное неистовство красок, высоковольтное напряжение поиска. Даже в самых «спокойных», поэтичных, сказочных его работах. Таких, как «Царевна-Лебедь». В них Любовь, Поэзия, Сказка. Поэзия не в смысле соответствия врубелевского Демона тексту лермонтовской поэмы (это, конечно, тоже есть). А вообще в смысле этого очеловечивающего нас начала в дарованной каждому свыше такой короткой в общем-то, если по библейскому счёту, жизни.

Путь на Голгофу начат от сохи,
От той звезды, что светится в сирени,
От Девы в лебедином оперенье.
На скалы лягут меховые мхи,
Застынет Демон в каменном цветенье.
И мы начнём отсчитывать ступени
И рифмами откладывать в стихи.

8 августа 1995 г. Воскресенье.

Слышал версию, будто у Врубеля Демон вовсе и не лермонтовский, а бальмонтовский. Но если сравнить его графические иллюстрации к поэме Лермонтова со всеми известными врубелевскими Демонами, слишком уж очевидно, что это один и тот же персонаж. Конечно, в мировом искусстве нет другого такого образа, который был бы так созвучен герою лермонтовской поэмы. И всё же это не Демон Лермонтова, не Демон Бальмонта или любого другого поэта или прозаика. Теперь на века, пока будет существовать на земле искусство, это единственное в всех своих ипостасях — Сидящий, Летящий, Поверженный — или ещё какие там бывают? — творение гениального художника, жившего в стране Россия на стыке двух уже ушедших в историю столетий. Неповторимый Демон Врубеля. При всей еретичности этого образа, есть в нём что-то библейское, евангельское, ведущее не к богоборчеству, а к Голгофе.

В час разрушения основ
Непроходимыми ночами
Светил очами, как свечами,
Мне Демон врубелевских снов.

Честнее был он и прямей
Тех мельтешащих мелких бесов,
За коими не видно леса
Страны, единственно моей,

Где под хрустальною луной
Молчат печальные озёра,
Меж Богом где и сатаной
Игра окончится нескоро.

И вновь Россия на кону,
И вновь ей — крестная дорога.
И снова бесы «верят» в Бога,
Но Демон — в Истину одну.

26 марта 1996 г. Вторник.

Как ты непробудимо залегла,
Полночная сиреневая мгла!
Как девичий тебя тревожит лик,
Как свет очей в соцветия проник,
И утолила боли и печали
Звезда, от синевы ночной отчалив!

29 мая 1997 г. Четверг.

Бездомная сирень. Бездонная тоска
Далёких звёзд реликтового света,
Родился что до Ветхого Завета
И не добрался до Земли пока,

Где гениальный Врубель не в чести
С звездой тревожной над ночной сиренью.
Но как до света душу донести,
К фаворскому её преображенью?

Нас в выдуманный мир стезя вела,
И видели мы в интернетной раме
Хрустально-голубые купола
Над звёздными нездешними мирами.

А после, из вселенных без границ,
Из призрачных вернувшись наваждений,
Мы остужали жар горящих лиц
В прохладных гроздьях утренней сирени,

Преодолев неодолимый страх
Для нас судьбой определённой роли
В земном саду, что в росах и цветах,
Что осязаем до сердечной боли.

2 февраля 2004 г. Понедельник.

Вячеславу Всеволодовичу Иванову.

Апостолы в белых одеждах
В Кирилловском храме живут,
И ночь не смыкает им вежды
На несколько даже минут.

И ведомы все им языки,
И истину знают они.
И этот синклит многоликий
Вселенскую тайну хранит,

Как нам в вавилонской гордыне
Чужое услышать без слов,
Сведя воедино отныне
«Аминь» и «Вовеки веков»

И не вопрошая друг друга:
«Где Авель, где брат?» сгоряча…
Пространство прогнув полукругом,
Апостолы мудро молчат.

Эта фреска кисти Врубеля выгибается на овальных сводах древней Кирилловской церкви. Есть в Библии такой новозаветный сюжет о том, как апостолы в одночасье обрели дар понимать все языки мира. Сюжет, контрапунктный другому — уже из Ветхого Завета — о вавилонском взаимонепонимании людей из-за смешения их языков. Взаимодействие и противостояние этих двух начал сопровождали всю людскую историю.

И об этом был нынче наш диалог с академиком РАН Вяч. Вс. Ивановым, которого мировое научное сообщество почитает одним из отцов математической лингвистики. У нас его также знают как создателя и руководителя института «Русская антропологическая школа» при РГГУ.

Сам по себе этот человек чертовски интересен. Бытует легенда: он знает или, во всяком случае, понимает более ста живых и мертвых языков. Это между тем не легенда — просто факт. Куда необычнее другое. Понимание им чуть ли не всех языков, на которых «разговаривают» современные науки и искусства — часто, кстати, друг друга не понимающие. Такое соединительное понимание в наше смутное время расщеплений, распадов — и атомов, и государств, и душ — дорогого стоит.

И ещё одно его непременное достоинство. Обостренная совесть гражданина мира и своего отечества. С какой болью во время нашей беседы он говорил о вымирании языков в сегодняшнем мире:

Стихи о фреске Врубеля, как мне показалось, прямо соотносятся с нашим диалогом для «Новой». И я посвятил их В.В.И. и поставил эпиграфом к тексту. В записке по электронке, дающей добро на публикацию, он поблагодарил за стихи и написал, что ему врубелевское «Сошествие святого духа» тоже очень нравится.

P.S. 2021 г.

Вспоминаю 17-летней давности прогноз Вяч. Всев. Иванова (его, к сожалению, уже нет с нами) о вымирании живых человеческих языков. Интересно, сбывается ли он? Вхожу в интернет. Читаю: «Сегодня две трети населения планеты говорят примерно на 40 языках. Это значит, что остальные будут постепенно исчезать. Вероятно, уже через 50–100 лет их количество сократится в разы и будет равняться 10–15».

22 ноября 2021 г. Четверг.

Завершался жизненый круг Врубеля печально. В стенах психиатрической лечебницы. Нет, это не было удушающее бездушье чеховской «Палаты № 6». Рядом оказались душевно благорасположенные к нему доктора, позволявшие и помогавшие ему творить и там (тому свидетельство — специальный раздел на нынешней выставке в Третьяковке). Пока судьба не нанесла ему последний, страшный удар — он ослеп. Что может быть для художника трагичнее, чем невозможность видеть всё окрест в красках, в потоках света, рождающих светотеневую объёмность мира? И всё-таки, как не хочется смириться с очевидным бессилием даже гениальности перед ликом безумия, затмения, смерти. Как хочется поверить, будто всё было иначе, чем было на самом деле. Вот так:

Безумен Врубель? Боль прозрений
И ясновиденье разлук…
Нет!
Врубель был нормальный
Гений –
С ума сходило всё вокруг.

И знаете, когда встречаешься с такими документальными свидетельствами гениальности, как эта вот удивительная выставка Врубеля в ГТГ, действительно начинаешь верить в её — гениальности — бессмертие.