То, что в России нежелание вакцинироваться от COVID-19 чрезвычайно распространено, давно не новость. До начала лета 2021 года около 60% респондентов не планировали вакцинироваться, к концу лета эта доля сократилась до 52%. И такое изменение стало следствием распространения в России более опасного штамма дельта и интенсификации кампании вакцинации.

Отказ от вакцинации нередко связывается с недоверием к властям, с той репутацией, которую государство получило в обществе. Однако как показывает новая работа исследователей из университета Пенсильвании, объяснение феномена массового отказа от вакцинации скорее всего заключается в другом.

Если говорить о Европе, то недоверие к вакцинам — отнюдь не российское исключение. Это скорее восточноевропейское явление. Или постсоветское. Если в России полностью вакцинированы 36,3% населения, и такой уровень считается недопустимо низким, когда сверхзаразный штамм дельта за несколько недель способен привести к полному исчерпанию ресурсов системы здравоохранения, то в Болгарии или Украине этот показатель еще ниже — 26,2% и 20,2% соответственно.

Последнее связано с глубоким трансформационным кризисом, который в некоторых восточноевропейских экономиках оказался даже более тяжелым, чем Великая депрессия.

Сложности у людей возникали не только из-за структурной отраслевой трансформации, в результате которой исчезали или сокращались целые отрасли, ввиду чего многие индивиды лишались работы или значительной части заработка. Трансформировались и другие сферы, с которыми сталкивались домохозяйства. Перед людьми открывались новые возможности или новые формы ранее существовавших возможностей, в использовании которых у людей не было опыта.

Этим обстоятельством широко пользовались разного рода мошенники, в том числе создававшие финансовые и строительные пирамиды. Люди регулярно лишались части своих активов, в том числе сбережений и квартир. Не лучше обстояли дела и в других сферах. С обманом легко было столкнуться не только инвестору или вкладчику, но и работнику, работодателю или потребителю.

Институты, защищавшие права потребителей или инвесторов, появились или укрепились позже. И далеко не всегда они становились надежными защитниками соответствующих прав. Поэтому людям пришлось искать иные способы защититься от хаоса переходного периода. И одним из механизмов защиты стал поиск «знакомых».

Вместо того чтобы доверять тем или иным действующим лицам рынка — работодателям, финансовым организациям, работникам — люди старались искать посредников, которые если не гарантировали им благоприятный исход рыночного взаимодействия, то по крайней мере давали важную дополнительную информацию и предостерегали от возможного обмана. Лучше всего, если такие «свои» люди обнаруживались в компаниях, больницах или банках, к которым по тем или иным причинам человек собирался обратиться. Так еще институт «знакомых», будучи востребованным и в советское время, остался распространенным и в постсоветскую эпоху.

Стоит признать, что знакомые действительно часто выручали. Знакомый хирург нередко делал операцию лучше, чем незнакомый. «Свой» человек в банке мог вовремя предупредить о том, что финансовая организация приближается к состоянию банкротства. Приятель мог дать знать, что у строительной компании нет денег для завершения строительства дома, и поэтому будущие квартиры у нее покупать нельзя.

Поэтому и сегодня, во время пандемии COVID-19, многие россияне продолжают пользоваться этим институтом, обращаясь к тем, кого так или иначе знают лично. В том числе и к врачам — за советами о том, как им обезопасить себя от коронавируса.

Увы, в отличие от информации о возможности простого обмана, в этом вопросе недостаточно просто быть инсайдером. Нужно еще обладать определенной квалификацией, которая есть лишь у части работников системы здравоохранения. Не говоря уже о тех знакомых, которые не имеют отношения к медицине.

Вполне возможно, что во время пандемии институт «знакомых» принес россиянам больше вреда, чем пользы. И в итоге он утратит часть своей репутации. Но даже если это и случится, проблема дефицита доверия ни в коей мере не будет решена. Потому что альтернативные институты и элементы культуры, способствующие формированию доверия, развиваются в России крайне медленно.