Человек в жилетке, сшитой из грузинского флага и с плакатом Free Saakashvili, разворачивает плакат другой стороной. Там, поверх черной свастики, нанесено красным фломастером имя Бидзины (Иванишвили. — Ред.) — де-факто лидера страны и главного антагониста партии «националов» — еще недавно разобщенного, но сейчас снова пытающегося мобилизоваться союза сторонников Михаила Саакашвили.

Рядом с этим плакатом на деревянной крестовине, напоминающей гипертрофированную вешалку, развевается пиджак с надписью «Кобахидзе от Миши». Ираклий Кобахидзе, лидер «Грузинской мечты» (в просторечии — партии «Коци») любит напоминать о растратах Саакашвили на косметолога и полдюжины пиджаков, повторяя как заезженная пластинка в адрес третьего президента одни и те же обвинения, превратившиеся в монотонный монолог.

Провальные для партии Саакашвили и прошедшие под давлением и с нередкими случаями подкупа избирателей со стороны партии власти муниципальные выборы закончились две недели назад, но стали триггером для политического противостояния, которое многие в Тбилиси называют «пороховой бочкой».

Вторник для оппозиции, пытающейся что есть силы мобилизовать сторонников третьего президента, не принес хороших новостей. Через сутки после того, как Саакашвили поместили в тюрьму Глдани, количество его сторонников на площади перед парламентом было меньшим, чем на митингах оппозиции днем ранее.

Вечером вторника я созваниваюсь с одним из политиков, стоящих за организацией протестов: «Завтра будет суд. В обед мы поймем, что это нам готовит».

На следующий день в Тбилиси началась настоящая осень со шквальным ветром. Ветер носит желтые листья, песок и старые картонные коробки по пустырю вокруг здания суда, где слушается дело против Саакашвили об атаках на оппозицию 7 ноября 2007 года. Это один из самых неприглядных дней в карьере третьего президента и один из главных козырей Бидзины Иванишвили для мобилизации сторонников «Грузинской мечты».

Суд, который начался на этой неделе в Тбилиси, должен поставить точку в многолетней истории о жестком разгоне оппозиции и атаке на телекомпанию «Имеди», принадлежавшую олигарху Бадри Патаркацишвили. С ним, как впоследствии и с миллиардером Бидзиной Иванишвили, третий президент Грузии затеял войну, которую в тот раз ему удалось закончить молниеносной победой.

Сейчас Михаил Саакашвили отбывает срок по другим обвинениям — невмешательство и круговая порука при убийстве его людьми из свиты топ-полицейского юного банковского клерка. Грузинский суд признал это соучастием в преступлении.

Снова, как и после победы партии «мечтателей» и последовавшего за этим бегства Саакашвили, суд над ним проходит без него, только в этот раз у соратников Бидзины нет больше повода сказать, что Саакашвили струсил. В этот раз явиться на суд над самим собой желание он изъявил весьма недвусмысленно. В свою очередь, в пенитенциарной службе Грузии заявили, что отказались доставить Саакашвили в суд из-за состояния его здоровья, а также ссылаясь на недавнее заявление службы госбезопасности, утверждающей, что

Последнее оппозиционеры со смехом отвергают.

Новое заседание по этому делу назначено на 29 ноября — адвокаты требуют отвода судьи и явки на слушание самого экс-президента.

Тем временем, по состоянию на вечер четверга, требования самого Саакашвили таковы: перевод его в надлежащие условия в гражданский госпиталь, где он примет лечение от врачей и откажется от голодовки.

По сообщению одного из адвокатов Саакашвили, Беки Басилая, на 15 ноября назначен еще один суд над экс-президентом — на этот раз речь идет о деле, касающемся растраты госсредств.

В день первого заседания суда во время акции у здания грузинской службы безопасности были задержаны 46 человек, включая бывшего шефа полиции региона Самегрело — западной грузинской провинции, где сегодня наиболее сильна поддержка третьего президента.

С флагами Грузии и Турции под зданием суда стоит 54-летний Мулкадар Магомед-оглы — этнический азербайджанец из окрестностей Марнеули, что на востоке страны.

Он скандирует лозунги в поддержку третьего президента и проклинает Россию.

«Я строитель по профессии. Этим (так он называет партию «мечтателей») я бы построил миллион клеток. Миллион клеток для каждого».

Это еще одна часть политического фольклора из прошлого, которым пронизана нынешняя горячая осень.

Клетки с тюремными номерами — как символы протеста — были частью грузинского политического языка во времена падения президента Эдуарда Шеварднадзе и его команды, на лозунгах борьбы с коррупцией которой и пришел к власти Саакашвили почти 20 лет назад. Пришел с неслыханной не только для самой Грузии, но и для всего постсоветского пространства поддержкой, достигшей 96% голосов. Кстати, «Революция роз» тоже случилась в Грузии осенью: начавшись ранним ноябрем 2003 года, она ознаменовала приход к власти самой эффективной и самой неоднозначной части политической элиты этой страны, правившей Грузией неполное десятилетие.

В ночь на понедельник бывшего президента перевели из Рустави в другую тюрьму, точнее, — тюремную больницу. Мотивация властей — ухудшение здоровья бывшего президента. Его новое место жительство — Глдани. В местном госпитале, окруженном со всех сторон тюремными корпусами, работают арестанты. Из окон доносятся слышные за десятки метров возгласы отбывающих наказание; возгласы, которые легко могут стать на Кавказе поводом к расправе и кровной мести.

и перегнувшего палку в преследовании своих соотечественников. Тюремные сроки за коробок марихуаны стали притчей во языцех так же, как борьба с ворами в законе, вот только коснулись напрямую куда большего числа граждан этой страны.

К глданскому госпиталю власти подогнали полицейский водомет и привезли аппарат МРТ, наспех демонтированный в одной из тбилисских клиник.

Если водомет выглядит функциональным, то этого не скажешь о тонкой аппаратуре: разобранный и ни к чему не подключенный аппарат МРТ стоит в лобби тюремного госпиталя скорее как насмешка над требованиями Саакашвили и его сторонников обеспечить политику надлежащий уход.

«Я уверен, что это произошло по звонку Бидзины. Это его личная политическая месть. Ни одно решение там не принимается без него», — говорит один из оппозиционных политиков — Леван Тархнишвили, бывший глава ЦИКа в период правления Саакашвили. — Мы будем и дальше проводить небольшие точечные акции. Проводить митинги, перекрывать дороги. Посмотрим, кто раньше выдохнется — полиция или мы», — добавляет он.

Саакашвили сажали в Глдани грубо и некрасиво: сцена, когда бывшего президента волоком тащат в здание тюрьмы, не добавила сторонников «Мечте» ни внутри страны, ни на Западе.

Одним из первых остро и жестко отреагировал на обращение с Саакашвили польский президент Анжей Дуда. Тот звонил своей грузинской коллеге Саломе Зурабишвили со словами, что «арест Саакашвили портит имидж страны». На следующий день Amnesty international назвала происходящее «явной политической местью», а затем призвала Саакашвили прекратить голодовку.

Черная ирония состоит в том, что эта тюрьма — та самая, что стала эпицентром наиболее разрушительного скандала в истории партии «националов», приведшего к массовым протестам на улицах Тбилиси и сокрушительному поражению партии Саакашвили девять лет назад.

Тогда просочившиеся в печать кадры разрушили иллюзию тщательной, на первый взгляд почти безукоризненной реформы правоохранительной сферы.

То, о чем знала вся страна, стало вдруг публичным достоянием общественности: в грузинских тюрьмах пытают. Десять лет назад, в последние годы правления Саакашвили, количество заключенных возросло втрое. Тогда Грузия, где на 100 тысяч населения приходилось 514 заключенных, вошла по этому показателю в первую десятку «полицейских государств» мира, обогнав даже Россию.

Этой осенью у партии сторонников Саакашвили нет ни ресурса, ни юридического шанса на сколько-нибудь значительную контратаку: проигранные выборы и токсичность многих ключевых фигур из оппозиционного спектра не оставляют партии «Наци» значительного пространства для маневра.

В офисе одной из ключевых оппозиционерок Элене Хоштарии, держащей голодовку, пахнет больницей. Ни с чем не спутаешь этот запах бинтов, капельниц и физраствора. Рядом с ней несколько помощников и врач.

Она выглядит ослабевшей, но держится уверенно.

Мы здороваемся кулачками, как принято в эпоху ковида.

— Какая у вас задача максимум и задача минимум? — спрашиваю у нее.

То, что ты идешь на голодовку из-за того, чтобы человека перевели в (качественно оборудованную. — А. Б.) клинику — это не политическое требование. Это элементарные базовые права человека.

— Вашей голодовке в стане ваших противников верят больше, чем голодовке третьего президента. Готовы ли вы быть медиатором между этими сторонами и готовы ли вы вести переговоры с «Грузинской мечтой», и на каких условиях?

— Переговоры — это всегда полезно, и мы боремся за то, чтобы переговоры были инструментом выхода из политического кризиса. Но, к сожалению, переговоры с «Мечтой» — это как с Россией. Они говорят с позиции силы и видят в этом возможность достичь своего, а не реально идти на какие-то компромиссы. Поэтому я пойду на любые переговоры, которые будут иметь четкие задачи и четкие правила игры

Впрочем, возможно, что этими посредниками станут не сами грузинские политики, но европарламентарии, прибывшие в конце недели в грузинскую столицу.

К сожалению, переговоры — не самая сильная сторона грузинской политики.

Обыкновенно, тут не обходится без медиаторов, чтобы посадить за один стол людей, не готовых к сколь-нибудь конструктивному диалогу.