Оскорбились все: ортодоксы и патриоты, ветераны и феминистки, веганы и мясоеды. Оскорбились защитники животных и бодипозитивщики, националисты и мультикультуралисты. Оскорбились#metoo и тоскующие по патриархальности. Россия больше не страна для грустных, Россия стала страной оскорбленных.

Вязальщиков варежек, утепливших на зиму петербургских коней Клодта, а также коней у Манежа, задержали и «шьют» им вандализм. Вязальщики утверждают: опасались, что бронзовые животные замерзнут (а с ними и обнаженные укротители оных), а городской комитет по культуре вещает, что реставраторы осмотрят объекты на предмет повреждений. Еще, дескать, неизвестно, как рукавички крепили на копытца. И правда, а вдруг шутники неукротимых коней подковали…

Целовавшихся у Вечного огня в Москве барышень ищет Следственный комитет. Поцелуй, который следователи именуют «элементом однополого полового акта» (странный пассаж, не оскорбились бы любители русской словесности), вызвал у них подозрения в осквернении символа воинской славы, а это уже уголовка.

По подсчетам «Медиазоны» (мы вынуждены указывать, что Минюст считает это СМИ иностранным агентом), на конец 2020 года было вынесено 32 приговора по статье 148 УК РФ (в быту она именуется как «оскорбление чувств верующих»). Верующих оскорбляли фото, видео, комментарии в соцсетях и ловля покемонов. По иронии законодателя статья на самом деле называется так: «Нарушение права на свободу совести и вероисповедания». То есть, по идее, привлекать по ней можно тех, кто свои убеждения навязывает другим, срывает по псевдоидеологическим соображениям театральные спектакли или пишет доносы на авторов репостов. То бишь — самих оскорбленных.

К тому же, если доводить новинки правоприменения до логического абсурда, после дел о голых ягодицах на фоне храмов как бы не пришлось заводить таковые на граждан, которые погружаются в крещенскую «иордань» в купальных костюмах. Тут тебе и полуобнаженка, и купола на заднем плане. Давайте тогда уж эти омовения проводить, как делают в настоящем Иордане — с выдачей рубах до пят.

Кроме того, оскорбляться могут начать и атеисты: давеча в радиоэфире профессор кафедры уголовного права и криминологии юрфака МГУ Игорь Мацкевич заметил, что по аналогии с административным правом уголовную статью следует дополнить нормой, по которой чувства неверующих тоже будут подлежать защите.

Попытки на практике защитить атеистов уже были: несколько лет назад в Краснодаре завели дело на местного поэта, которого заподозрили в разжигании ненависти к неверующим. Правда, затем дело закрыли.

Нагота оскорбляет. Учитель спрашивает, можно ли показать ребенку фото античных статуй, а то недавно другие родители были шокированы: на уроке в кадре учебного фильма промелькнул Ахиллес во всей торжествующей телесности.

Россиян судят за оскорбление чиновников, чиновников — за оскорбление россиян, правда, заметно реже. Жаль, нет статьи за оскорбление здравого смысла.

Впрочем, и без участия государства мы готовы оскорбиться. Защита жертв дискриминации и насилия оборачивается ненавистью. Феминитивы — отличный повод поссориться в приличном доме, блогерки и кураторки обижаются на слова общего рода (мы уже забыли в пылу полемики, что есть такие в русском языке — вполне гендерно нейтральные). Защитники нормативного языка, в свою очередь, готовы тащить на костер этих самых директорок и корреспонденток. А пуристы весомо добавляют, что по аналогии с феминитивами впору изобрести мужские окончания для слов, не имеющих мужского рода (горничная, например, или сиделка).

Провозгласив нулевую терпимость к приставаниям и харассменту, что само по себе вроде бы хорошо, мы отменили презумпцию невиновности в совершенно либеральной среде. «Он» всегда насильник. Как целующиеся возле условного монумента для околоточного — всегда экстремисты. Шутники — всегда вандалы. Не нулевой терпимости к праву сильного мы достигли — нулевым стал уровень терпимости друг к другу. Резкая фраза в рабочем чате или не тот тэг под постом в фейсбуке ранят, будто мы ходим без кожи.

Нормы новой этики на Западе не без перегибов, но ложатся на почву многолетнего уважения границ приватности. В России, добрая половина населения которой имеет травмирующий опыт жизни в коммуналках и бараках, мы узнали о личных границах недавно и расставляем их с восторгом уверовавших неофитов. С равным энтузиазмом — оскорбляемся и оскорбляем других.

Можно ли сделать общество стерильным? Не исключено. Но, боюсь, будет оно глуповатым. Как в маленьком эссе Виктора Ерофеева, где «разом поглупели — все». Надо бы всем нам пойти пересмотреть захаровского «Мюнхгаузена». Ну или хотя бы финальный монолог Олега Янковского.