Юрий Клепиков. Фото: РИА Новости
Он написал все любимое, незабываемое: «Не болит голова у дятла» и «Мама вышла замуж», «Восхождение» и «Пацаны», и дивный фильм с дивным названием «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж».
Из лучших учеников Евгения Габриловича, у учителя взял чуткость к самым незаметным душевным настройкам. Моему товарищу Дмитрию Савельеву он рассказывал: «Для меня снимать фильм — это дружить. Это не делать бизнес. Это тонкие человеческие отношения».
Он должен был полюбить режиссера, чтобы позволить ему ставить свой выстраданный сценарий. Мог разлюбить его, и тогда, как в случае с Кончаловским, предпочитающим пробежку — работе, прерывал профессиональные отношения. Если режиссер решал: «Да, это мой сценарий, хочу его ставить!» — как Динара Асанова, Клепиков соглашался, хотя Асанову тогда еще никто не знал.
Он работал и дружил с режиссерами в особо крупных размерах: Герман, Асанова, Мельников, Шепитько, Трегубович, Аранович.
И писал только то, что ему было интересно. За свободу платил.
«В течение двадцати лет ни один из моих сценариев (я говорю об оригинальных сочинениях) не принимался в Госкино с первого захода».
У него было не только сценарное, но и режиссерское образование, поэтому сценарии он именовал «гипотетическими фильмами».
Если их читать, можно увидеть кино. В них ворованный у жизни воздух. Живые с улицы, с поселковой, деревенской дороги люди.
«Пацаны» — с их не сегодняшней верой в рассерженных молодых ребят, их бешеной жаждой жизни, вопросами, вроде «Мог бы ты ударить человека?» — бьют в самое больное, сокровенное и сейчас, спустя почти 30 лет.
И «Мама вышла замуж». Тонкость, человеческое в самых простых, бытовых ситуациях и словах. Мама Зина — Люсьена Овчинникова — говорит своему упрямому, язвительному сыночку Борьке, не принимающему ее ухажера, сыгранного Олегом Ефремовым: «А мы тебе пальто купили. Исключительно хорошее. С пояском». А за этим слышим: «Я люблю тебя!»
И совершенно фантастическое явление в советском кино — документальная мелодрама «История Аси Клячиной…» с живой речью колхозников, с мадонной хромоножкой и ее обнаженным сердцем, со страной, израненной войной и ГУЛАГом, с ее народом, с поэзией каждого кадра, рытвинами, словно после бомбежки, отношениями, с каждым неотлакированным словом.
У него был абсолютный слух на правду, в том числе правду характеров. Незабываемых.
Стоит ли удивляться тому, что когда страна и ее кинематограф устремились к материальным, капиталистическим ценностям, он просто ушел. Жил на даче отшельником. Остался самим собой, верным своему кино. Своим режиссерам, которых больше нет. Своим героям.
