Напомним, что Михаил Саакашвили, третий президент Грузии, занимал этот пост с 2004-го по 2013 год. К концу этого периода Грузия стала парламентской республикой, и предполагалось, что Саакашвили станет премьер-министром, когда его партия победит на ближайших выборах. Но партия проиграла. Победила «Грузинская мечта» Бидзины Иванишвили — олигарха с российским гражданством, капиталами российского происхождения и московской пропиской.

Против третьего президента немедленно были возбуждены уголовные дела, 4 штуки. По двум вынесены приговоры. По «делу о костюмах» (о представительских расходах президента за счет госказны) и делу об избиении гражданина президентской охраной Саакашвили должен был провести за решеткой 6 лет. Но он уехал из Грузии и последние 8 лет провел в изгнании. За эти годы он получил украинское гражданство и утратил грузинское, поработал губернатором Одессы и советником президента Украины.

Саакашвили громко объявил дату прилета — 2 октября, разместил в фейсбуке электронный авиабилет. В стране проходили выборы в местные органы власти, правящая партия, «Грузинская мечта», нервничала. Но в самолете Саакашвили не оказалось. Правительство победоносно объявило, что Миша в который раз всех обманул и не приехал. Но Миша именно что приехал, а не прилетел. В Грузию он попал 28 сентября морем, спрятавшись в контейнере с фруктами. Из порта Поти в Тбилиси фрукты и Мишу везла фура, ее водитель Элгуджа Цомая дал своему президенту убежище в собственной квартире. Помогали им еще несколько простых граждан Грузии, их сейчас разыскивают.

Еще трое суток Саакашвили колесил по стране, опубликовал в Сети видеоролик, прогулялся по Тбилиси, напичканному видеокамерами. Представители власти крепко зажмурились и твердили, что все записи — фейки, как и сам Саакашвили. Лидер «Грузинской мечты» в парламенте заявил: ему доподлинно известно, что экс-президент в данный момент отдыхает в санатории в украинском городе Трускавец.

Это было днем 1 октября. Саакашвили тем временем прошелся уже перед носом у правительства, возле самого его здания. Вечером 1 октября премьер-министр Ираклий Гарибашвили вынужден был объявить, что да — Саакашвили вернулся и уже арестован. Его водворили в тюрьму в городе Рустави в 40 километрах от Тбилиси, там он объявил голодовку, отказавшись при этом и от медицинской помощи. На выборах его партия неожиданно потеснила правящую, в двух десятках городов мэры, представлявшие «Грузинскую мечту», не смогли победить в первом туре. И даже противники Саакашвили признают, что его возвращение сыграло тут свою роль.

Но шла вторая неделя тюремного заключения Саакашвили, а его сторонники в Тбилиси только собирались собраться.

«Это только предварительная акция»

Масштабное выступление в Тбилиси было запланировано на воскресенье, 10 октября, на 14 часов. К этому времени у здания парламента на проспекте Руставели стояли: сцена из металлоконструкций, полицейские да человек пять протестовавших. По соцсетям прошло сообщение, что «Единое национальное движение» — партия Саакашвили — перенесло мероприятие на четверг, 14 октября. Из-за объявленного в стране траура: в Батуми два дня назад рухнул дом, погибли 9 человек, причиной называют незаконную перепланировку за взятки. К 17 часам народ все-таки начал стягиваться к площади у парламента. Собрало людей движение «За освобождение Саакашвили», созданное депутатом Тако Чарквиани.

— В стране траур, но сейчас не время молчать, — объясняла Чарквиани. — К тому, что сегодня мы ищем детей под завалами, привели коррупция и незаконная выдача документов на стройку.

На площади перед парламентом собралось уже сотни три человек с национальными бело-красными флагами и с портретами Саакашвили. На многих флагах были траурные ленты — в память о погибших в Батуми. Задавать вопросы по-русски молодым людям было бесполезно, они крутили головой, показывая, что не понимают. Может быть, не хотели разговаривать. Но скорее всего, действительно не понимали: в Грузии в последние годы проще общаться на английском. У высокой яркой женщины я спросила, почему так мало народу пришло?

— Ты посмотри, на что делает акцент! — воскликнула женщина, потянув за рукав своего спутника. — Соберутся еще, так мало не будет, так что не радуйтесь.

Я и не радовалась. Женщина сказала, что ее зовут Тамара, мужчину рядом — Сосо. Он снял маску и заулыбался.

— Вы же за демократию? — почему-то был уверен Сосо. — Это предварительная акция, настоящая будет 14 октября.

— Сгорел наш дом, а в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, — засмеялась Тамара и вдруг меня обняла.

Народу действительно становилось больше и больше. Вместе с национальными флагами кто-то разворачивал европейские.

— Это люди, которые приехали из разных стран поддержать нас, — уверенно объяснил Теймураз в жилетке, обшитой грузинским флагом. —

Нынешнюю власть ругали тут все, с кем ни заговори.

— На самом деле оппозиция выиграла выборы, но вы же знаете, фальсификации, — подмигивал мне Игорь, который, как он сам рассказал, «много жил в Питере, учился в Техноложке». — Но мы не выходили до сих пор, потому что суматоха была, второго тура ждем.

У самой сцены человек высоко поднимал портрет Саакашвили.

— Тариел, — представился он. — Витязь в тигровой шкуре — это почти я!

Тариел приехал из Рустави, там он неделю дежурит у входа в тюрьму, где сидит Саакашвили.

— Шестой день, — поправил он меня. — Стою днем, ночью. Никуда не уйду, пока Мишу не освободят. Сейчас здесь закончится — обратно поеду. И там буду, пока не освободят Саакашвили, это мое решение. Погода хорошая, плохая — все равно буду. Год пройдет — я там буду. Разве можно такого человека в тюрьме держать?

Около шести вечера небольшая площадь была занята людьми почти вся, оставалась дорожка по тротуару для прохожих. Там разлеглась собака. Вдоль проезжей части стояли цепочкой полицейские. Трое из них внимательно смотрели на собаку, будто следили, чтоб никто не задел. Один, на вид — самый старший, нагнулся и погладил пса, тот повернулся кверху пузом. Я тоже почесала собаку за ухом.

— Собак любите? — обрадовался седой полицейский, достал телефон и стал показывать мне фото своего той-терьера.

— Это наш Зура! — сказал другой офицер, хлопая по плечу седого.

Зура оказался заместителем начальника тбилисской полиции. Все трое с удовольствием согласились фотографироваться.

— Коррумпированную полицию Шеварднадзе называли словом, которое переводится как «собаки», — объяснял мне Сандро, давно живущий в Грузии. — А после реформ не было ни одного оскорбительного слова в адрес полицейских. Раньше дети на вопрос, кем они хотят быть, отвечали, что хотят быть ворами в законе. А после реформ стали говорить, что хотят стать полицейскими.

На сцену поднялась Чарквиани. Она сняла маску и побрызгала на микрофоны санитайзером.

— Наша Тако, — сказал мне Гела с черной ленточкой на флаге. — А как там у вас в Москве оппозиция? Все сидят? А-а-а-а, правду никто не хочет слушать.

Гела перевел: Тако благодарит всех за то, что пришли. Потом она попросила вспомнить погибших в Батуми. На экране у нее за спиной появились кадры с рухнувшим домом и со спасателями, достающими людей из-под завалов. Площадь затихла. Полицейские в оцеплении застыли. Кто-то начал раздавать свечи, люди зажигали одну от другой, потом стояли все с тонкими свечками, воск капал на руки.

Не зная грузинского, можно было догадаться, о чем говорили со сцены и Тако, и все, кто выступал следом. Кроме фамилии опального президента все время звучали слова: коррупция, оккупация, Россия, Путин. Потом опять Путин, Россия, оккупация, коррупция. Люди на площади жадно их слушали, словно все это звучало для них впервые. В восемь вечера заиграл гимн Грузии. Митинг закончился.

Продавцы сувениров, горячего глинтвейна и хачапури, которые всегда стоят вдоль проспекта Руставели между парламентом и станцией метро по выходным, все это время не сворачивали торговлю. Двое потом сказали мне, что во время митинга она особенно хорошо шла.