Утро 30 сентября. Бледно-желтое дореволюционное здание Нижегородского окружного суда с пилястрами и развевающимся под хмурым небом триколором на крыше. Высокие деревянные двери суда изредка распахиваются, внутрь заходят мужчины в серых пальто с кожаными портфелями в руках и женщины в форме прокурорских работников. По местному Арбату — Большой Покровской улице, это на ней расположен суд, — проносятся без умолку болтающие студенты с кофейными стаканчиками и сгорбившиеся пенсионерки в невзрачных пуховиках. На лавке у суда под деревом сидит Роман Гусев, невысокий короткостриженный мужчина с сединой на висках и тюремной татуировкой на пальцах левой руки, и курит беззубым ртом крепкие недорогие сигареты — одну за другой. Если бы не отсутствие зубов и не эта татуировка на руке, Гусев вполне мог бы сойти за среднестатистического жителя российской провинции — он мог бы сойти за одного из тех людей, которые живут сейчас свой обычный четверг и идут по Большой Покровской по своим обычным делам, не обращая на Гусева никакого внимания.

Он и одет так же, как они, — синие джинсы, отутюженный синий свитер, из под-которого выглядывает воротник синей рубашки, черная куртка. И утро его началось примерно так же, как и у них: он проснулся в своей съемной однушке на окраине Нижнего (светлая квартира с хорошим ремонтом, большой кроватью, огромным телевизором и грилем на кухне, с иконами на полках в коридоре), позавтракал с женой, высокой блондинкой Натальей Брандуковой. А потом поехал с ней в Нижегородский райсуд — без вещей, не веря, что домой ему сегодня уже не вернуться.

Гусев курит на лавке у суда, пока судья Маргарита Толстякова пишет ему приговор. Сегодня у нее еще два заседания по другим делам. Несколько минут назад закончилось эмоциональное выступление адвоката Гусева Натальи Добронравовой, Толстякова удалилась в совещательную комнату для вынесения решения, а Гусев, обняв плачущую жену в белоснежном зале заседаний с огромным золотым гербом над креслом судьи, вышел с ней на улицу. Кроме нее никто из близких Гусева на суд не пришел — да и из неблизких пришли только журналисты местного телеканала и юрист Комитета против пыток Кристина Диогидзе (Комитет проводит общественное расследование по факту избиения Гусева в полицейской машине). «У меня родители пенсионеры, у родственников у всех семьи, все заняты, — искренне удивляется Гусев, когда я спрашиваю его, почему никто, кроме Натальи, не пришел его поддержать. — Родители в курсе, что идет какое-то разбирательство, но зачем им нервничать? Матери тяжело ходить, у отца сахарный диабет. После приговора им скажу».

Гусев говорит об этом так, словно это какая-то повседневная вещь — и я все расспрашиваю его о жизни и о том задержании, пытаясь найти настоящую трагедию в его рассказе.

Ни студентам с кофейными стаканчиками, ни старушкам в невзрачных пуховиках, ни друзьям, ни соседям. Общество, узнав историю Гусева, скажет, что эта история с кражей бутылки и последующим избиением — в целом вписывается в сюжет его жизни. Гусев несколько раз сидел, на нем до сих пор висит непогашенная судимость — и таким, как он, общество не сочувствует. Про таких, как он, общество говорит: «Сам виноват». А для правоохранителей его жизнь по определению ничего не стоит, его проступки караются строже, и сегодня у него нет шансов на оправдательный приговор. Гусев — изгой, несмотря на то, что он одевается так же, как мы, живет в такой же квартире, в каких живем мы, и ест ту же колбасу на завтрак. Гусев — изгой, но это не дает полицейским права его бить, сколько бы бутылок виски он ни вынес из супермаркета.

Роман Гусев родился в городе Муроме Владимирской области. Там же отучился на мастера отделочных строительных работ в училище. Работал слесарем на заводе, женился, жена родила ему двоих дочерей: «Старшая в «Гнесинке» учится, я посылаю ей деньги. Младшая еще несовершеннолетняя», — говорит Роман. Когда «на заводе все стало рассыпаться», Гусев «пошел заниматься отделкой»: «Сначала один работал, — вспоминает Роман. — Потом приятели, родственники, знакомые пацаны стали со мной подрабатывать. Набралась бригада из 12 человек. Работы было очень много — делали магазины, детские садики, школы». Гусев никогда не был примером для подражания, за свои 45 лет он трижды сидел в тюрьме: «Первый раз по малолетке за хулиганство на год попал, — неохотно делится Роман. — Потом снова на год. В 2011 году [сел за] нанесение тяжких телесных повреждений». «Мы же не круглые сутки работали, — отвечает Гусев на мой вопрос, как он, имея семью и хорошо оплачиваемую работу, успевал совершать преступления. — Сабантуи какие-то были. Если день рождения, то собирались всей бригадой вместе с женами, где в кафе, где дома выпивали».

В 2018 году, отмотав свой последний срок, Гусев устроился на работу в такси в Муроме. С женой он на тот момент уже развелся. Вскоре после освобождения он сошелся с жительницей города, владелицей небольшой парикмахерской Натальей Брандуковой. После суда мне удалось поговорить с ней — я спросил ее, зачем ей вообще нужен такой, как Гусев. «Если бы он был плохой человек, я бы никогда не стала с ним жить, — коротко ответила мне Наталья. — Мы познакомились перед его последним сроком. Я его знала как хорошего специалиста, он несколько раз что-то чинил мне в квартире. Он очень добрый и отзывчивый, просто ведомый. Он никогда не будет ни с кем конфликтовать, лезть в драку сам не будет, он просто словами все постарается решить. А в последний раз он сидел не свой срок, его друзья говорили мне, что его подставили».

Наталья уговорила Гусева переехать в Нижний и «начать новую жизнь» — в Нижнем у нее живет дочь, и Наталья, по ее словам, давно хотела перебраться к ней поближе, но все не могла решиться «бросить квартиру и бизнес». Гусев дал еще один повод для переезда. «Заходили к нам приятели мои старые — Наталья нервничала, переживала, что опять какая-нибудь канитель из-за друзей произойдет, — вспоминает Роман. — Я говорю: «Нормальные же отношения, мне что — с ними ругаться просто так?» В итоге решили переехать сюда — вроде и у меня заказов тут будет больше. В начале 2019 года переехали, Наталья продала парикмахерскую». По словам Брандуковой, после переезда Роман «полностью изменился»: «Если до этого он был как бы сам себе на уме, то тут стал семейным человеком, все для дома, для семьи. Мы стали очень хорошо и спокойно жить». Семья сняла квартиру, Наталья устроилась на работу парикмахером, Гусев продолжил таксовать в Нижнем.

Спокойная жизнь закончилась в понедельник 19 апреля 2021 года. «У меня двоюродный брат занимается отделкой в Муроме, — издалека начинает Роман. — Он не успевал с одним объектом и попросил меня помочь. Я в будни там жил, чтобы не мотаться каждый день, а в Нижний на выходные приезжал. И вот в пятницу, 16 апреля, я приехал сюда, в выходные мы гуляли по набережной, здесь по Покровке (Большой Покровской улице. — А. Р.) с Натальей и подругой ее, вечером в воскресенье я взял коньячка — дома в семейном кругу посидели, выпили. А в понедельник я проснулся с похмельем».

В 9 утра 19 апреля, когда Наталья ушла на работу, Гусев пошел в супермаркет SPAR возле дома, чтобы купить спиртного. По его словам и словам Брандуковой, он был трезв («Если бы я был пьян, то врачи написали бы это во время освидетельствования после того, как меня избили»).

В магазине он «неожиданно для себя» решил «вынести бутылку» виски за 795 рублей — спрятал ее за пазуху и пошел к выходу. «Да фиг его знает, зачем, — пытается объяснить Роман свой поступок. — Это просто ребячество. Я знал, что мне за это ничего не будет — бутылка стоила меньше тысячи, ну выписали бы мне штраф в 500 рублей и все. У меня и деньги были с собой. И когда меня остановил грузчик на выходе, я ему сказал:

Ну мы в итоге прошли в подсобку, подошел кассир. Мы там стояли, разговаривали, приехал ГБРовец (речь идет об инспекторе охраны частной охранной организации «Эскорт» Сергее Колотилове, который приехал в магазин, получив сигнал о срабатывании тревожной сигнализации. — А. Р.). Я его спокойно ждал, ни руками не махал, ничего, думал, что он приедет, я ему скажу, что оплачу и все. Он приехал и наручники на меня надел — как он объяснил, у них разные клиенты бывают, и он так на всякий случай делает».

После суда над Гусевым мне удалось поговорить в магазине с кассиром Виктором Никоноровым, который работал в супермаркете 19 апреля. По его словам, Гусев в то утро «был пьяный» и дважды ударил его: «Он пытался закурить в подсобке, я у него вытащил сигарету, он меня ударил — в живот и в бровь. Потом глаз зашивали. Но я забрал заявление, когда узнал, что на него завели уголовку за нападение на полицейского — подумал, что раз уж уголовка, то чё ему моя административка». В материалах дела медицинских документов, подтверждающих слова Никонорова, нет — есть только допрос кассира, во время которого он заявил, что «участковый проводил процессуальную проверку» по факту нападения Гусева (материалов этой проверки в деле нет). В ходе этой проверки Никоноров, по его словам, якобы написал заявление о том, что не желает привлекать Гусева к ответственности. Инспектор охраны Колотилов, согласно материалам дела, во время допроса заявил, что не застал конфликта между Гусевым и кассиром, но «словам кассира поверил в полном объеме», потому что поведение Гусева было «крайне вызывающим», он якобы высказывался «в грубой нецензурной форме», угрожал Колотилову и провоцировал его на конфликт.

После Колотилова в супермаркет на вызов о краже прибыли полицейские на служебной «Газели» — участковый отдела полиции № 5 УМВД России по Нижнему Новгороду, лейтенант полиции Андрей Чухрин и младший сержант патрульно-постовой службы Анна Бочкина. Водитель «Газели», старший сержант полиции Александр Меркулов, остался в машине, Бочкина и Чухрин зашли в магазин.

Из противоречивых показаний Андрея Чухрина следует, что Гусев в подсобке магазина при полицейских «вел себя более-менее спокойно», ничего «порочащего честь и достоинство» не высказывал. В то же время, согласно показаниям участкового, Гусев «пренебрежительно высказывался» в адрес полицейских и «пытался спровоцировать на конфликт» — каким именно образом Гусев это делал, Чухрин не уточнил.

Из магазина полицейские в наручниках повели Гусева в служебную «Газель». В СМИ позже разошлась видеозапись с камеры наружного наблюдения, установленной на соседнем супермаркете «Магнит», на которой видно, как в 11.51 Чухрин открывает дверь машины Гусеву, Гусев спокойно сам заходит в салон (согласно показаниям Чухрина, задержанный «в момент посадки в салон автомобиля» кричал, размахивал руками и оказывал активное физическое сопротивление).

— Наручники с меня сняли. Бочкина стала составлять протокол (по неизвестной причине протокол задержания Гусева в материалах дела отсутствует. — А. Р.), задавала вопросы, — вспоминает Гусев. — У нас даже завязался какой-то неформальный разговор: я ее спрашивал, не страшно ли молодой девушке работать в полиции, все-таки пьяных дураков много. Чухрин рядом сидел, никаких претензий у них ко мне не было. Это сейчас они говорят, что я там прыгал, размахивал рукам, — но там даже места нет, чтобы чем-то размахивать. В какой-то момент в салон зашел водитель. Он в форме был, но не представился. Стал задавать какие-то вопросы. Я ему говорю: «Подождите, отвлекаете меня, меня девушка опрашивает». Может, ему не понравилось, что я его проигнорировал, — короче, он меня за руку сначала потянул, потом Чухрин меня под руки сзади взял, а водила начал мне ломать ногу всей тушей (согласно показаниям Чухрина, в машине Гусев якобы оскорблял полицейских «грубой нецензурной бранью», заявлял, что хочет «избить» и «изуродовать» Меркулова и даже «ринулся в его сторону», после чего полицейские схватили Гусева и решили за руки и за ноги перенести его в отсек для задержанных в задней части машины. — А. Р.).

Как видно на видео с камеры наружного видеонаблюдения, полицейский, выйдя из машины, тянет находящегося в салоне Гусева на улицу за ногу, зачем-то сгибая ее о дверной проем в колене и упираясь в корпус «Газели» для устойчивости (на часах — 11.53, прошло всего две минуты с того момента, как Гусев зашел в машину, что могло за такое короткое время спровоцировать полицейского, загадка). Гусев в ответ на действия полицейского наносит ему удар левой рукой (он правша) и остается в салоне, после чего Меркулов поправляет кепку, заходит в «Газель» и закрывает за собой дверь; машина начинает трястись.

— Чухрин меня отпустил, получилось так, что я упал на колени, — рассказывает Гусев о том, что происходило в машине. — Меркулов прыгнул и с колена в лицо мне [ударил]. Тут хруст, кровища и такое состояние, когда не понимаешь, что происходит. Помню, что потом был удар в бок — то ли рукой, то ли ногой меня Меркулов ударил. Меня на спину откинуло, я лежал и захлебывался кровью. Меркулов разжал рот мне руками: «Зубы все на месте?» У меня до сих пор после этого неправильный прикус. — Гусев открывает рот и показывает, что его нижняя челюсть выступает вперед относительно верхней.

Согласно показаниям полицейских, регистратор на груди Бочкиной, которая находилась в салоне в тот момент, был разряжен, а камера в салоне автомобиля была отключена.

Спустя некоторое время, как видно на видео с камеры наружного видеонаблюдения, из машины выходят полицейские. Чухрин ходит возле машины и говорит с кем-то по телефону. Затем из салона, согнувшись, выходит Гусев. Он сплевывает кровь, держась за дверь «Газели», а потом самостоятельно идет в клетку для задержанных в задней части машины.

Гусева отвезли в городскую больницу № 35 для оказания ему медицинской помощи — согласно материалам дела, это произошло только в 14:10, до этого Гусева якобы возили в травмпункт, но он оказался закрыт.

Кроме того, врач указал, что у Гусева может быть черепно-мозговая травма и перелом верхней челюсти — рентген Гусеву делать не стали, согласно медицинской справке, фигурирующей в материалах дела, «ввиду неадекватности пациента».

Тут-то полицейские и развернули бурную деятельность. Несмотря на травмы Гусева, после больницы его отвезли в отдел полиции № 5 — согласно показаниям Чухрина, «с целью установления личности гражданина и составления в отношении него административного протокола» по факту кражи. В отделе Чухрин написал от лица Гусева объяснение, в котором указал, что задержанный никаких претензий к полицейским не имеет и «не помнит, каким образом получил имеющиеся у него телесные повреждения, так как был пьян». В материалах дела есть это объяснение, под ним стоит подпись Гусева.

«Да, я расписался. А что от них ждать, если меня только что чуть не убили? Два удара — и я вообще готов», — объясняет Гусев свое малодушие.

Меркулов тоже не терял времени. Сначала он съездил в травмпункт и зафиксировал свою «подкожную гематому верхней губы». Затем написал рапорт на имя начальника отдела, в котором указал, что Гусев «нанес ему удар правой рукой в лицо» и что в этом действии «усматриваются признаки преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 318 УК РФ» (применение насилия в отношении представителя власти, не опасного для жизни). Что до травм Гусева — Меркулов сообщил, что задержанный «оступился, упал и ударился лицом об ступеньку служебного автомобиля».

Уже вечером 19 апреля из отдела полиции № 5 в СК был направлен «материал проверки» по факту получения Меркуловым «телесных повреждений».

Гусев в это время лежал на матрасе в обезьяннике, практически без сознания.

— Я не понимал, что вокруг происходит, у меня было состояние какой-то абстракции, — вспоминает Роман. — Я думал, что это из-за перелома носа. В итоге мне вообще стало хреново, вечером мне вызвали скорую и увезли меня в Семашко (Нижегородскую областную клиническую больницу им. Н.А. Семашко. — А. Р.).

По словам Гусева, в больницу вместе с ним поехали Меркулов и Чухрин, которые на тот момент уже не были на службе: «Они всю ночь там просидели, и я в их присутствии врачам говорил, что просто упал. Ну они же полицейские — увезут меня, и непонятно, что там может произойти. Врач сказал, что это надо было упасть с третьего этажа и прямо на лицо».

В больнице выяснилось, что «хреново» Гусеву было не только из-за перелома носа. Врачи подтвердили у него «множественные переломы костей лицевого скелета, передней стенки лобной пазухи», «сотрясение головного мозга», переломы ребер, «гематомы мягких тканей сердца» и другие травмы. Несмотря на свое состояние, Гусев отказался от лечения: «В больнице меня обкололи, стало полегче, и я стал настаивать, что мне надо домой, мне хотелось, чтобы никого рядом не было. Но меня из больницы 20 апреля повезли в мировой суд, там мне дали трое суток за кражу, а после суда опять повезли почему-то в пятый отдел, хотя должны были в спецприемник».

В отделе Гусеву вновь стало плохо («Лекарства отпустили, меня тошнило постоянно», — говорит он) и его на скорой увезли в Городскую клиническую больницу № 39.

— Я Рому в 39-й больнице впервые после произошедшего увидела, — вспоминает Наталья Брандукова. — Сначала я вообще не знала, где он находится. 19 апреля я не смогла до него дозвониться и как будто почувствовала что-то, ушла с работы, увидела, что телефон его дома — он его на зарядке оставил, когда вышел в магазин. Стала искать его, звонить в полицию, мне сказали, что его задержали за мелкое хулиганство. Ночью мне позвонил Меркулов, сказал, что Рома находится в Семашко: «При задержании мы его уронили на асфальт, он поцарапал лицо». На следующий день Меркулов опять позвонил, сказал, что прошел суд и ему дали трое суток. Я спросила: «Как он?» Он сказал: «Немножко опухшенький». 21 апреля Рома мне сам позвонил из 39-й больницы, у кого-то телефон взял. Я сразу примчалась — на нем живого места не было, фиолетовый шар вместо лица, куртка, рубашка, джинсы — все было в крови.

— Я лежал в палате, приехал следователь Следственного комитета [Заур Фикрет оглы Халыгвердиев], чтобы поговорить. Это было 21 или 22 апреля. Он сказал, что Меркулов написал в рапорте, что я на него напал. Я говорю: «Я делов не знаю, я ни на кого не нападал, просто избили меня. Давайте всю это катавасию закончим, мне не надо, чтобы на меня или на них что-то возбуждали». Я хотел просто забыть обо всем этом. Он говорит: «Я вынужден возбудить против тебя дело, чтобы в последующем их привлечь». Как он мне говорил, ему эти сотрудники интереснее, чем я, и он типа возбуждает против меня дело, чтобы потом из него вынуть дело о превышении полномочий. Начались очные ставки. Следователь просил у врачей какой-то свободный кабинет — Чухрин, Бочкина, Меркулов по очереди приходили. Я рассказывал все как было. А они все разное говорили, каждый свою задницу прикрывал.

Когда Гусев узнал, что против него возбуждено уголовное дело, он все-таки нанял адвоката и написал заявление в Следственный комитет — в нем он попросил «привлечь к ответственности» сотрудников отдела полиции № 5, «которые проводили его задержание», за «нанесение ему телесных повреждений». Следователь СК Заур Халыгвердиев в возбуждении уголовного дела «в отношении неустановленных сотрудников полиции» отказал в связи с отсутствием в их действиях состава преступления. В постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела следователь указал, что полицейский, согласно положениям закона «О полиции», имеет право «применять физическую силу», если «несиловые способы не обеспечивают выполнения возложенных на полицию обязанностей». Я прочитал этот закон — там не написано, что полицейский имеет право ломать задержанному нос, челюсть и ребра.

29 апреля следственные действия по делу о нападении Гусева на полицейского были завершены. Вскоре дело было передано в суд.

— Я вообще не понимаю, как так получается, что меня избили, лишили меня, по сути, работы, потому что у меня зрение ухудшилось и я перестал таксовать, а теперь еще судят, — заканчивает свой рассказ Гусев и закуривает свою последнюю сигарету на свободе.

Мы заходим в суд на оглашение приговора. Я замечаю в зале Александра Меркулова — он игнорирует все мои вопросы, молча смотрит в даль, натягивая маску повыше. Судья Маргарита Толстякова зачитывает приговор 40 минут — читает монотонно, тихо и очень быстро, проглатывая целые слова. Толстякова отмечает, что показания свидетелей обвинения «являются последовательными и соотносятся с другими доказательствами по этому делу» и назначает Гусеву почти два года колонии строгого режима. Особое внимание судья уделяет характеристике Гусева: «Неоднократно судим… Имеет непогашенную судимость…» Основное доказательство защиты — видеозапись с наружной камеры наблюдения, на видеотехнической экспертизе которой настаивала адвокат Гусева Наталья Добронравова во время прений, — Толстякова из перечня доказательств исключает. Наталья Брандукова плачет, уткнувшись лицом в ладони. Когда Гусева уводит конвой, она успевает сунуть ему в руку бутылку минералки.