Проехали огромный металлический мост. После него что-то изменилось внутри. Путь превратился в цель. Мы поняли, что несвободны. Доставка еды и отпуск в Турции сделали жизнь легче, но просто спрятали за собой свободу. Она за бесконечными пользовательскими соглашениями, интерфейсами, повседневной одеждой и потребительскими кредитами. Мы забыли, что свобода есть. У нас просто слишком много забот. Но когда путь освободил поле зрения от белого шума, то поиск свободы стал целью. Она часть пути. Но где ее искать?

Обрывки новостей пробиваются через помехи бортового радио. Над темным лесом красные огни. Это стратегические бомбардировщики летят в Афганистан. Нет, это просто сотовые вышки — железные деревья, несущие сервисы туда, где бани топят по-черному. В сумеречную зону между северным побережьем Ладожского озера и Петрозаводском. Деревня Кинерма. Она принадлежит пути, и в ней есть цель.

Цель. Поиск

Кажется, что лучшее всегда где-то впереди. За тем поворотом или по следующей ссылке. Или в стране, куда еще не сделана виза. Поиск рождает путь. Цель пути — свобода. Просто она имеет разные имена. Чтобы их увидеть, нужно попасть на фронтир между мирами, где имена свободы проявляют себя. Там боги предлагают разные таблетки — синие или красные. Правильной таблетки нет, есть только ощущения от нее. Наш Бог остался где-то за огромным металлическим мостом, поэтому нужно найти нового.

Сумеречная зона находится за вышками древних сосен — через них не проходит 4G-сигнал. Когда-то здесь был ледник, а сейчас восемь домов и церковь, в которой мироточит икона. Корейский автобус высаживает туристов и потомков у церкви. Пока взрослые отдают души своему Богу, который на небе, их дети бегают по старинным надгробным плитам и стараются тихо смеяться. Люди расступаются, чтобы пропустить лесовозы — они от другого бога, который из машины. Знакомое чувство, ведь это Бог, которого мы оставили 12 часов назад.

Павел сидит за столом и пьет чай. Это его цель. Пыль в воздухе подсвечивается плотными лучами солнца, на столе стоят тарелки с надкусанными карельскими калитками.

«В Книге Бытия написано, что Бог дал человеку призвание, цель — ухаживать за райским садом. Наверное, на одном из самых базовых уровней в этом есть великий смысл для каждого человека. В глубине человек создан и призван ухаживать за творениями Бога. Для меня свобода — это когда у вас с живыми существами и соседями выстроены хорошие отношения. Когда это становится нормальным, то от этого не только начинаешь кайфовать, а приходишь к выводу, что оно так и должно быть. Думаю, что крестьянская жизнь наиболее близка к божественному».

Бог из машины построил город и освободил людей от забот. Его заповеди в уличной рекламе, а его стиль — в каталогах. Освобождение не принесло облегчения. Люди не знают друг друга, их отношения обезличенные и одноразовые, а свободу они видят в стремлении к бессмертию через самовыражение и бесконечный поиск. Они бредут от метро в лабиринт городских кварталов. В этой толпе выживут все, но кто-то будет собирать скидочные купоны у промоутеров, а кто-то поедет в булочную на такси. В учебниках по экономике это называют капитализмом. Их заботы не исчезли, они просто изменились, поменяли названия, а проблемы так и не решились.

Человек думает, что, оптимизировав жизнь, решив бытовые проблемы, он придет к миру внутри. У него останется время на себя, и он сможет освободить свой разум, чтобы достичь просветления — через приложение для медитации на смартфоне, где первые три занятия бесплатно, а потом за 99 рублей в месяц. Ссылка на психолога в браузере. Одна, вторая. Йога по вторникам, подписка на документальное кино, фестиваль молодых поэтов, кредитка в банковском приложении, распродажа на «черную пятницу». Вышел на проспект за крафтовым пивом — приехал в автозаке в районный отдел МВД. А там все те же четыре стены, все те же люди в рубашках по скидке. На ярком экране SMS — напоминание об оплате кредита. Они тоже служат своему Богу и ищут свободу в искусственном городе с искусственными отношениями, но думают, что это нормально, ведь у всех так. Когда человек был изгнан из Эдема, он захотел построить свой. Но у него не получилось. Райский сад стал бесконечным проектом из будущего, утопией из стекла и камня. Он будет, но не сейчас и не для тебя, как коммунизм к 80-му году.

Сельская местность — это природная среда. Она неподвластна человеку, не он ее создал. В силу того, что человек сам несовершенен, он своими достижениями посадил себя же в клетку, — говорит Павел, попивая чай. — Когда я в городе — я в клетке. Жизнь среди природы, там, где ты мало что можешь противопоставить ей, — здесь ты понимаешь собственные ограничения. Подул сильный ветер, началась осень, и ты ничего с этим не можешь поделать. Ты вынужден взять и спрятаться. Но в этом и есть свобода — в том, что ты ничего не можешь поделать. Что ты просто пошел, спрятался и принял это».

Свобода — прогресс/состояние

Для бога из машины прогресс — это постоянное освобождение от внешних ограничений. От забот, от страданий, от сложности выбора книги/фильма/путевки туда, где все включено. Прогресс — это не состояние, а движение. Это не момент, а цель, которую не достигнут даже дети детей. Люди ищут свободу внутри, но там пусто, а заборы и стены не дают смотреть вперед — это забота системы.

Бог, который на небе, — он внутри. Он создает сообщество. Это общение сегодня, завтра, через год и через десять лет. Это дети, которые выбирают университет ближе к дому, чтобы ездить на выходные к родителям. Это двухэтажный дом, где сохраняют родной язык и предлагают надеть бахилы из коробки с улыбающимся Райаном Гослингом. Это вечеринка «Сенокос пати», потому что сенокос закончился.

Саша сидит в столовой, пока на кухне варится уха. Пахнет деревом и едой. В ее светлых глазах блестит вечернее солнце, а об ноги трется кот — он ждет рыбу, которую не получит.

«Я ощущаю себя здесь на своем месте. В городе ты больше мыслишь материально. У тебя больше доступа к людям, развлечениям, комфорту. А здесь есть доступ к спокойствию. В городе много людей, там я не чувствую себя комфортно. Если в Ведлозере вы пройдете по улице, то там каждый с вами поздоровается. Люди видят друг друга. Это так уютно, что люди друг друга замечают. Ты можешь рассмотреть каждого. Здесь человек не одноразовый прохожий, у тебя с ним есть связь. В деревне больше вспоминаешь. Здесь есть время на подумать и пообщаться. Свобода в деревне — это когда ты знаешь людей и себя».

Технологии забирают у человека рутину. Предполагается, что это подарит ему золотой век, когда не нужно будет думать о таких недостойных вещах, как уход за домом, составление списка покупок, и помнить чужие дни рождения. Как будто бы это даст больше времени на развитие и прогресс, который бог из машины обещает вон там, за очередным поворотом, где сингулярность и искусственный интеллект. Но пока что там просто лесовозы, они снова везут бревна.

Где-то недалеко от дома Павла погиб цыпленок, но он об этом еще не знает. Это естественный круг жизни. В комнате, у стены, на одеяле лежит новорожденный козлик — его мама умерла при родах, дети по очереди кормят его из бутылочки с соской. Павел все еще пьет чай, а его огромная борода двигается вместе с губами.

«Иногда говорят, что в деревне скучно жить: все одно и то же. Ни фига оно не одно и то же. Каждый день отличается. Все это замечается со временем. В городе ничего не меняется, а здесь все разное. Мудрость приходит из того, что ты изо дня в день повторяешь рутину и начинаешь видеть, чувствовать, слышать такие нюансы, что это невозможно не погуглить, не скачать, этим нужно жить. Мудрость — это божественная штука. Рутина дает в какой-то степени свободу. Ты знаешь, что ты делаешь. Ты на своем месте».

Время пить чай и петь песни

Старый ГАЗ в деревню пригнали вчера, но кажется, что он там уже вечность. В его кузове четыре квадратных метра карельского Вудстока. Рок-группа из старшеклассников играет психоделический рок из 70-х и поет псалмы под соло на балалайке. Женщина в традиционном карельском костюме гладит белого пса по покатому брюху. На сцену прыгает мужик и просит сыграть лучшую песню Цоя — «Самолет». Только эту песню никто не знает, но все соглашаются и на «Кукушку». Он двигается как Йен Кёртис под звуки перегруженных гитар. Музыка стихает: по дороге снова проехали лесовозы и Кинерму затянуло пылью.

Жизнь в райском саду — это наслаждение моментом. Крестный ход идет по деревне под знаменем Бога, который внутри. Церковный отец разбрызгивает святую воду вокруг себя. Капли падают на айфоны потомков, на ржавые пудовые гири, штанги и на блины по пять килограмм — это деревенская качалка. На людей с высоты крыльца смотрит 89-летний дядя Ваня. В его ушах стереогарнитура слухового аппарата, раньше он работал на лесопилке, а теперь в сумраке старого дома смотрит два телевизора и абсолютно счастлив. Дядя Ваня много смеется и его совершенно не беспокоит, что не вся его речь и мысли понятны окружающим.

Уход за райским садом — это и путь, и цель. Это осознание того, что ты на своем месте. Нет нужды в соревновании с другими и нет нужды лететь на Марс — зачем? Ведь на Марсе пока нет любви, там нет людей, о которых надо заботиться. Там не выкормить козленка и не спеть Цоя под грязную lo-fi-гитару. Сумеречная зона перестает быть сумеречной, потому что нет уже никаких сумерек. Есть теплое солнце, любовь и забота, а люди знают друг друга — это свобода.

Павел допивает свой чай и двигает чашку пальцем на пол-оборота.

«Вот у меня картинка такая перед глазами, что я хочу такой жизнью жить здесь, в деревне, чтобы было время пить чай с соседями и друзьями и петь песни. Потому что когда есть время пить чай и петь песни, именно тогда в деревне все хорошо. Деревня двигается куда надо. Когда поешь песни, то чуть ли не на духовном уровне общаешься».

Возвращение

Смартфон поймал 4G-сигнал, через iPod заиграла электронная музыка. Дорога ведет назад, в город вечных семи утра. Мы двигаемся обратно к богу из машины. Его ржавые артефакты выплывают из вечернего тумана. Сквозь него видны заросли борщевика. Они как пальмы из «Апокалипсиса сегодня», только без вертолетов и музыки The Doors. Тишина начинает расползаться, уступая место нарастающему шуму. Пазл реальности снова собирается, но уже в другую композицию. В ту, где есть место тишине.

Дорога перестала быть целью, она уже и не путь, а просто дорога назад. Человек — пересечение пути и цели. Мы искали то, что скрыто, а на самом деле ничего не скрыто. Образы мистического — их нет. Киберпанк-эклектика советской тяжелой промышленности — она есть, но это просто фон, чтобы заполнить смысловую пустоту. То, что важно, всегда на виду: сообщество, любовь, забота. Свобода — это отношения, это чувство, это Бог внутри.

Бога из машины придумали, чтобы найти свободу в технологической утопии, чтобы всегда был «кофе с собой». В рекламе говорят, что он дарит радость, но радость дарит человек.

Послесловие

Образ российской деревни в массовой культуре сложно назвать привлекательным. Вы наверняка видели посты в интернете, где полугнилой деревянный дом по окна врос в землю, а под ним подпись, что «это в 15 километрах от Москвы». Экономический спад, урбанизация, русская тоска — это действительно убивает деревню, превращая ее в населенный пункт курильщика. Когда мы отправились на север, то неизвестность заставляла нас играться стереотипными образами русской глубинки. Мы скрещивали лубочную романтику мультиков «Карусель» и гибсоновский киберпанк, искали в полуразрушенных совхозах следы линчевского безумия. Но в реальности нас встречали только сонные собаки, дома с пластиковым сайдингом и густые леса, где ничего нет, но так хочется, чтобы было хоть что-то мистическое. Но Кинерма оказалась совершенно особым местом.

Когда мы проснулись в старинном карельском доме, то с действительностью нас соединяли только скрипучие икеевские кровати — они из той, вчерашней жизни. Было непонятно, продолжаем ли мы спать или, наоборот, первый раз в жизни по-настоящему проснулись. В этом сне мы увидели невероятных людей. Они показали нам жизнь, которую мы не ожидали увидеть. Свободную в своей простоте, где не особо-то и важен образ будущего, где люди и их отношения — это и есть свобода здесь и сейчас.

Говорим спасибо всем людям, которые провели нас через свою жизнь и показали моменты счастья: Ивану и Надежде Калмыковым, Павлу и Бетси Притупам, Александре Огорчаловой, дяде Ване Ершову и его дочери Людмиле Ласениной.

Влад Чертыков, Алексей Душутин