I

Данил в Питере занимался строительством: подбирал под заказ мастеров, делал проекты для частных домов, квартир и даже промышленных зданий. Что-то вроде прораба, только со своей фирмой. Виктория работала бухгалтером, разводила левреток.

— Мы оба выросли в Петербурге, — рассказывает женщина, — но жить тут все время невыносимо. Не чувствуешь себя частью сообщества. Ты просто идешь от метро до дома и от дома до метро, и так каждый день. Из-за этого забываешь, кто ты есть на самом деле, теряешься. А ради чего?

Несколько лет Головины-Леводянские приглядывали себе новое место. О Сырковицах, деревушке под Волосово, где, по последней переписи, жило 72 человека, пара узнала в 2014 году. Туда уехал друг семьи: решил, что займется органическим фермерством. Данил и Виктория друга поддержали и даже вложились в хозяйство, стали поставлять его продукцию в город. Через год переехали сами — выкупили пустой, поросший бурьяном соседний участок и решили строить дом.

Просторный бревенчатый сруб в два этажа так и стоит на участке недостроенный. Пара вместе с тремя детьми — 19-летним Никитой, девятилетним Мироном и семилетней Матреной — живет во временном каркасно-щитовом доме. Друг, позвавший в Сырковицы, давно вернулся в город — с жизнью в селе не справился, а экологическое фермерство променял на компьютерные игры. Его землю семья выкупила, скоро будет оформлять еще. Все из-за лошадей и Кекса.

II

Кекс — осел из Токсово, с которого началась история «Подворья спасения лошадей». Объявление о продаже животного Виктория увидела случайно через неделю после переезда. Зацепила фотография — «уж очень мимическая». Супруги позвонили владельцам ослика, признались, что опыта содержания нет, но есть участок и желание. С Кексом и его хозяевами познакомились через пару дней, сделали ветеринарные справки и повезли нового питомца домой. На уазике.

— Кекс много лет участвовал в исторических реконструкциях и работал в прокате. Он хорошо социализирован, поэтому ни машины, ни нас не боялся. Вообще на нем учился держаться в седле ребенок прошлых хозяев. Ребенок вырос и перешел на верховую лошадь, а осел меньше есть не стал, поэтому от него и решили избавиться, — объясняет Виктория.

В Сырковицах Кекс уже шесть лет. Ушастый, большеглазый, с громким голосом, он уверен в своем превосходстве над лошадьми. Каждый раз, когда отходишь от него к другим питомцам, Кекс возмущенно кричит.

— Сейчас он катает детей только по праздникам, разленился, — смеется Виктория.

III

— Если честно, мы не хотели заниматься лошадьми. Просто так получилось.

Машу Старостину, координатора группы помощи лошадям, я этим не впечатлила.

После долгого, больше похожего на допрос разговора Мария помогла договориться с продавцами и найти коневоз. Так у пары появился первый конь — небольшой жеребец со стриженой челкой. Гаврюша единственный из табуна не боялся людей.

Данил и Виктория честно высылали Марии фотоотчет, расспрашивали про содержание. А потом она сама позвонила и со словами «я вам верю» предложила забрать еще одного коня — орловского рысака Лаколина. В прошлом он выступал на Московском ипподроме. Хозяин Лаколина разорился, и пожилой, когда-то титулованный конь оказался ненужным. Чтобы выкупить его, пара взяла кредит и продала обручальные кольца.

Затем забрали карачаевского жеребца Серпантина. Он много лет ходил вместе с туристами на кавказские горы. Из-за постоянной работы у него искривились суставы. Вместо того чтобы лечить, коня сдали на мясо.

С выкупом Серпантина паре помогли. Так же получилось с Зиной. Денег на покупку не было, но мясник сказал, что готов подождать. Он же и предложил семье забрать «лошадь, которую жалко резать». На Зинаиду открыли сбор, закрыть его удалось за два месяца. В мае Зина уже была дома, а в октябре родился Зевс.

— Зина совершенно случайно оказалась беременной, — рассказывает Виктория, — Так что благодаря неравнодушным людям удалось спасти сразу две жизни. Трудно было сдержать слезы, когда приходили сообщения со словами «Зиночка, живи!» и 10–20 рублями от детей.

IV

Бо́льшую часть дня лошади проводят на улице: единственная деревянная конюшня на ремонте. Сейчас семья достраивает дополнительные денники и расширяет имеющиеся. Работы нужно закончить до холодов.

Виктория мечтает построить на свободной земле новую конюшню, а еще — уличные загоны с навесами. В них должны разместиться коротконогие башкирские лошади, их теплая шерсть позволяет им жить вне стойла. Но на все это нужны деньги.

Зимой, когда подножный корм исчезает, сумма увеличивается вдвое. Со всеми остальными конскими нуждами за год набирается более миллиона. Виктория понимает: если б не бизнес Данила, который продолжает заниматься строительством удаленно, ничего бы не получалось.

— С голоду мы, конечно, никогда не умирали: в трудные моменты продаем козье молоко, конский навоз. На животных стараемся не просить. Для меня это стыдно. Раз уж взялись за это, должны сами справляться.

Несколько раз в году Виктория и Данил организуют праздники, зовут в Сырковицы гостей.

Некоторые местные с недоверием относятся к переехавшим петербуржцам. Не понимают, для чего им приглашать к себе просто так. Но вводить плату за мероприятия Виктория не хочет:

— Люди в округе небогатые, средняя зарплата — 15 тысяч. У многих банально нет лишних 50 рублей, чтобы прокатить ребенка на лошади. Как с них деньги брать? Зачем? Потому и бесплатно.

Порой в Сырковицы приезжают туристы, школьники, дети из детских садов или ресурсных центров. Правда, не все предупреждают о своем визите.

— Как-то без предупреждения приехала женщина. Стала ходить по двору, все рассматривать. Я занималась уборкой, поэтому встретила ее с лопатой и кучей навоза. Кричу ей: «Здравствуйте!», а она молчит. Подошла, поздоровалась снова. Она на меня даже не взглянула и говорит: «Я здороваться буду с хозяйкой». Я ей в ответ: «Ну, она перед вами». Как она на меня посмотрела…

В мае с Викторией связался фонд «Протяни руку». Ее попросили провести экскурсию для подростков из Колпинской воспитательной колонии. Виктория согласилась. Как признались в фонде, первая и единственная.

— Я понимаю, что они осуждены за преступления. Но нельзя человеку постоянно говорить, что он свинья, иначе он однажды захрюкает. Ребята приехали к нам с сотрудницами фонда и со своей охраной. Сначала охрана каждый шаг контролировала, все вместе ходили. Уже к концу разбрелись: одни — животных смотреть, другие — кататься. Я разговорилась с охраной. Вот стоим мы, болтаем, и вдруг: «Ой, а где наши-то?!» А они с лошадьми в леваде (приусадебный участок. — Ред.). Зачем и куда им исчезать? Успокоились окончательно и пошли чай пить! После такого кажется, что мы больше людям помогаем, чем лошадям…

V

Данил и Виктория сами не знают, сколько еще лошадей смогут принять. Виктория смеется: никакого квартального плана не существует.

— Мы каждый раз говорим, что больше никого не берем.

Замолкает, а потом рассказывает: недавно питерская знакомая показала двух упряжных лошадей из проката, которых собираются продать на мясо. У одной сломано плечо и повреждена нога. Второй нужно специальное питание — она упала с каретой, сломала челюсть и больше не может пережевывать обычную пищу.

— Да, лошади проблемные. Но мы загорелись идеей поставить их на ноги. Потому что это реально. Их за такую гуманную сумму продавать хотели, по 20 тысяч рублей за голову. Знакомая попросила хозяев подождать нас с Даней. Объяснила, что кони подлечатся и будут жить до старости у нас. Руководство все это выслушало и запросило 70 тысяч за каждого. Решили, видимо, что так можно, если есть спрос… За эти деньги на замену им в прокат возьмут нормальных здоровых лошадей.

И снова их угробят…

Арина Васильчук