— Каждую неделю мы слышим о репрессиях белорусских деятелей культуры. Аресты, штрафы, обыски. Давайте оценим масштабы бедствия. Сколько людей в общей сложности пострадало?

— По последним данным, репрессиям подверглось около 40 тысяч. Из них 800 — деятели культуры (истории репрессированных читайте в конце материала — Ред.). Это то, что мы знаем, по моим прикидкам, реальная цифра как минимум в два раза больше. Но репрессии отразились на всей культуре, даже если не коснулись кого-то лично. Ситуация мертвая. Все попытки что-то где-то провести, даже тихо и аккуратно, заканчиваются налетами ОМОНа и задержаниями. Концертные площадки еще как-то существуют за счет гастролей политически нейтральных исполнителей, которых не очень много. Остальные под негласным или гласным запретом.

Летом в Минске должна была состояться онлайн-премьера спектакля «Белый кролик, красный кролик». Оксана Зарецкая, которая в нем играла, пригласила друзей в кафе на просмотр. А через несколько минут пришла милиция и повязала всех, включая саму Зарецкую. Зрителям дали по 15 суток. На концерт группы «РСП» ворвался ОМОН и забрал всю группу и всех без исключения зрителей. Причем концерт был закрытый. И так далее. У тех, кто высказывался в поддержку протестов, нет ни одного шанса продолжать деятельность. Удар пришелся по всем, кто не молчит, а не молчит большинство.

— Можно назвать это «запретом на профессию» для тех, кто находится в оппозиции?

— Он был и раньше, начиная с середины 90-х годов. После протестов 2010-го в черные списки попали Сергей Михалок, Леонид Вольский, очень известный у нас музыкант, и десятки артистов, которые сказали тогда свое «нет» власти. Вольский не мог играть большие концерты пять и больше лет. Потом происходила разморозка на какое-то время, потом случались очередные выборы, он опять что-то говорил, и его опять запрещали. А сейчас уже запреты распространяются не только на большие концерты или радиоэфиры, но даже на корпоративы. Если раньше можно было хотя бы встретиться со зрителями на закрытом концерте, на частной территории, то сейчас люди просто боятся приглашать артистов, они понимают, что с большой вероятностью будет маски-шоу, приедут спецназ и ОМОН.

— Я расскажу вам, как это происходит у нас. В принципе музыкант может петь что угодно, самые резкие песни, по крайней мере, пока. В крайнем случае, внесут в экстремистский список, но это редкость, скорее всего не заметят. Но не дай бог ему высказаться в соцсетях или со сцены, вот тут за человека берутся всерьез и начинают перекрывать кислород. Они реагируют не на песни, а на прямые высказывания.

— А у нас сам факт существования артиста, его присутствие в Беларуси является фактором риска. Зачищают всех активных людей, всех, кто хоть как-то проявил свою позицию. Не важно, высказался он в песне, сфотографировался с флагом или что-то написал в интернете. Для этого даже необязательно быть артистом. Недавно забрали парня, который нес колонку, помогал музыкантам. Достаточно неформально выглядеть, читать в телефоне канал, который признан экстремистским, или просто полицейским не понравится, как ты на них посмотрел.

— Самая распространенная обывательская реакция на репрессии и запреты: «А кто это вообще такие? Их до этого не слышал никто». Насколько запрещенные люди влиятельны, насколько у них большая аудитория? Какой вообще смысл репрессировать артистов, у которых аудитория человек триста?

Если у нее в телефоне экстремистский канал, этого бы хватило. Понимаете, какая штука: в прошлом году белорусы открыли для себя, что они белорусы, что у них есть свой язык, своя литература, музыка, театр. У многих большая аудитория появилась как раз год назад. Большинство тогда впервые услышало наши лучшие независимые группы, хотя они до этого играли уже лет десять. Аудитория группы NIZKIZ, чей клип «Правiлы», снятый на марше протеста, набрал больше миллиона просмотров, сформировалась в последние год-два. В 2015 году они отлично звучали, но собирали до 500 человек. А сейчас, я думаю, могли бы собрать стадион, если б им дали играть.

— И его сразу же убили.

— Не убили, убивают. Хочется кричать, что все пропало, все плохо, творческие союзы разогнали, издательства под прессом, концерты делать не дают, театральное движение разгромлено. Но идет накопление потенциала, белорусы только-только начали говорить своим голосом. За этим очень интересно наблюдать, рождение культуры происходит на твоих глазах. Если сравнить с теми же украинцами, у них всегда была востребована национальная культура, был доступ к ней. А у нас ничего белорусского нет ни на радио, ни на телевидении уже давно, в этом плане мы русская провинция. В школах не изучают даже тех, кто в советское время считался классиком — Василь Быков, Алесь Адамович, их позачищали из программы.

— Расскажите о коллаборационистах, о тех, с кем все в порядке, кто продолжает давать концерты, ставить спектакли, выпускает книжки. Кто эти люди, насколько их много?

— По моим сведениям, очень мало. Я много лет занимался организацией новогодних шоу на польском канале «Белсат», поэтому всегда смотрю в Новый год белорусские госканалы. И у меня ощущение, что в этом году на госканалах не набралось артистов для участия в шоу. Их практически не было, а то, что было, выглядело крайне невнятно. Куда ни копни, почти все известные люди уже высказались, их уже не пускают в телевизор. Многие народные артисты, заслуженные артисты Беларуси подписали письмо против насилия, которое мы инициировали прошлой осенью. По этому списку, кстати, тоже прошлись, многим не продлили контракты. Конечно, кто-то остался, но их явное меньшинство.

— Но все-таки «Славянский базар» они из кого-то собрали, кто-то же выступал там?

— Судя по афише, он выглядел довольно позорно. Да и афиша была враньем. Многих артистов включили туда, не сказав им об этом ни слова, многие отказались, а те, кто согласился, вряд ли могут представлять белорусскую культуру сегодня, это позавчерашний день. Но нельзя отрицать, что телешоу проходят, и какой-то смысл у них есть. Я, например, с интересом смотрю белорусский вариант «Х-Фактора». Молодежь идет туда, объясняя это тем, что «мы просто хотим где-то себя показать», хотя вокруг разруха и фактически военное положение. Винить людей в том, что они хотят успеха, хотят, чтобы их увидели, тоже нельзя. У меня нет ощущения, что таким образом они поддерживают государственное насилие. Если и поддерживают, то бессознательно. Сознательно в нашей сфере режим поддерживают немногие.

— Расскажите про кампании солидарности, которые проводит Совет по культуре.

— Каждую неделю делаем трансляции, например. Артисты дают онлайн-концерты в пользу коллег, которые нуждаются в помощи, а в помощи сейчас нуждаются многие. Нужны деньги на адвоката, на переезд в другую страну, на врача. Нужд масса.

— Откуда идет трансляция?

— Из Минска, хоть это и рискованно. Недавно власти каким-то образом пронюхали про наш концерт, чудом никто не пострадал. Часть нашей команды находится в Беларуси, по понятным причинам мы не можем их афишировать. А остальные кто где. Один в Англии, другой в Литве.

— Что такое Совет по культуре? Можно сказать, что это альтернатива минкульту лукашенковской Беларуси?

— Не совсем. Мы позиционируем себя как культурный штаб новой Беларуси и взяли на себя ответственность за менеджмент этой сферы. В первую очередь за информирование людей о том, что происходит с культурой, — в телеграме, фейсбуке, инстаграме, твиттере.

Второе направление — помощь.

Третье — стратегия, обсуждение культурных реформ. Когда придет время, надо будет что-то положить на стол новому президенту.

И четвертое — международная деятельность, мы представляем новую Беларусь на международных форумах. На заседании стран Восточного партнерства, где встречались министры культуры, Беларусь представляли мы, потому что никакая уважающая себя структура в Европе не будет говорить с представителями Лукашенко, в том числе по культуре. Плюс международные кампании, самая успешная из которых — по недопуску Беларуси на Евровидение. По ее результатам белорусское ГосТВ было исключено из Европейского вещательного союза. Сейчас думаем о кампании против кинофестиваля «Листопад», хотим, чтобы его лишили международной аккредитации. Будем просить западных режиссеров и продюсеров кино не приезжать на него, бойкотировать.

— Получается все-таки, что вы министр культуры.

— Как раз нет.

— А в чем разница?

— Мы не хотим быть государственной структурой, даже если ситуация поменяется в лучшую сторону. Хотим отстаивать интересы деятелей культуры, а не государства, каким бы оно ни было. Такие структуры уже существуют в Европе. Самый известный пример — Британский совет.

— Кому-то покажется, что вы действуете слишком мягко. То и дело я слышу от радикальных людей, что беларусы сами слили свой протест, а могли бы уже давно победить. Вели себя слишком мирно, и именно это послужило причиной краха. А надо было брать в руки оружие, закидывать ОМОН «коктейлями Молотова» и все в таком духе. Что вы об этом думаете?

— Мы работаем с культурой, это наше оружие. Моя позиция и позиция моего окружения однозначна — протест должен быть мирным, каким он и был изначально. На насилии, на кулаках далеко не уедешь, тут нужно топливо посерьезнее. Мы выигрываем интеллектуально, а значит, раньше или позже все равно победим, в этой сфере они точно слабее. Им не на чем строить идеологию, они не понимают, что делают и зачем. И очень условно связывают себя с Беларусью, которую якобы от нас защищают.

— А хочется иногда?

— Еще как. Когда забирают друзей, близких, которые точно ни в чем не виноваты, первая эмоция — ярость, желание отомстить. Но это может кончиться гражданской войной, она уничтожит страну. Миссия деятелей культуры как раз в том, чтобы предотвратить кровопролитие и резню. Говорить, выступать, смягчать нравы. Страшно даже представить, что может произойти, если все политзаключенные выйдут и начнут мстить тем, кто их посадил. И надо еще разобраться, кто действительно виноват, а кто просто проходил мимо и сам является жертвой. Более или менее понятно с силовиками, но непонятно, например, с ректором университета, который отчислял студентов. Не применяли ли к нему шантаж или иные способы давления?

Эмоции зашкаливают, но невозможно же люстрировать всю страну. Да и не об этом сейчас надо думать. Главная задача — спасти культуру, сохранить себя. Я не хочу, чтобы наши писатели, художники, музыканты гнили в тюрьмах. Если можешь бежать, беги. Иначе зачем это все, если нас уничтожат?

Задержан, приговорен, бежал

10 кейсов репрессированных деятелей белорусской культуры. А всего их более 800