Началом Второй мировой войны в Европе принято считать 1 сентября 1939 года, хотя педанты могли бы обратить внимание на тот факт, что британцы и французы объявили войну Германии лишь 3 сентября, и именно эта дата должна обозначить тот момент, когда немецко-польская война превратилась в мировую. С другой стороны, те, кто смотрит на Вторую мировую войну с глобальной точки зрения, часто утверждают, что на самом деле она началась с момента китайско-японской войны летом 1937 года. Таким образом, данный вопрос является более сложным, чем может показаться на первый взгляд.

Несомненно, в 1939 году Польша находилась в одном из самых опасных мест на земле — между двумя хищными, безжалостными, экспансионистскими и тоталитарными режимами, которые хотели ее уничтожить. В то время Польша сделала все возможное в рамках здравого смысла, чтобы избежать нападения Германии. Она стойко сопротивлялась немецким угрозам и требованиям (случай с Чехословакией в предыдущем году доказал, что политика умиротворения Гитлера уступками ни к чему не ведет) и вступила в международные союзы с целью отговорить Гитлера не нападать на Польшу.

Не обошлось, конечно, без ошибок. Можно обоснованно утверждать, что Польше следовало более эффективно вооружаться или больше инвестировать в моторизованные подразделения, но в то время такие расходы, вероятно, легли бы непосильным бременем на экономику страны. Польша не была единственной страной, которая не предвидела доминирующей роли танковых войск в грядущем конфликте. Так что трудно сказать, что еще можно было бы сделать, чтобы избежать сентябрьского поражения. Польша использовала все разумные возможности, но ее положение было безнадежным.

Ее часть — Познанское воеводство, бывшая Западная Пруссия — принадлежала Германии до 1918 года, и там жили представители немецкого национального меньшинства. Кроме того, Польша также занимала некоторые земли, которые немцы задумали сделать своим будущим Lebensraum, то есть «жизненным пространством», и которые они намеревались завоевать.

Как славяне поляки с расовой точки зрения не считались нацистскими теоретиками «правильными» людьми. Из-за большого количества евреев, проживающих в Польше, страна также воспринималась как полностью иудаизированная, а ее жители — как бесполезные, потому что они были слишком смешаны в расовом отношении. Таким образом, с нацистской точки зрения разрушение Польши было мотивировано причинами исторического, территориального, идеологического и расового характера. По этой причине судьба Польши во время самой войны оказалась крайне трагичной — достаточно упомянуть сентябрьскую кампанию, Холокост и Варшавское восстание. Неудивительно, что по сравнению с другими странами новейшая история чрезвычайно ярко присутствует в повседневных разговорах поляков. В каком-то смысле это вполне естественная реакция. Если бы не было национальной несправедливости, не было бы необходимости ее обсуждать.

Однако в случае Польши речь идет о чем-то другом. Каждой стране нужна «практическая история», то есть повествование о самой себе, объясняющее ее прошлое, но также объясняющее идентичность государства и народа. Проблема в том, что в Польше честная дискуссия о современной истории, в частности об истории XX века, могла начаться всерьез лишь в 1989 году. Таким образом, дискуссия все еще продолжается, а историческое повествование в некоторой степени все еще формируется. Отсюда лихорадочный и запоминающийся тон разговоров об истории.

Уинстон Черчилль сказал, что историю пишут победители. В значительной степени это утверждение является истинным, и оно хорошо отражает дилемму, с которой сейчас сталкивается Польша. После войны историю в основном писали победители. Британцы, американцы и Советы писали свои собственные рассказы о завершении войны. Дополнительно Запад принял советское повествование благодаря сторонникам международных левых сил. В этом контексте все попытки честно оценить военную историю Польши и польского вклада в победу союзников были фактически заглушены. Даже поляки, находившиеся в эмиграции, не смогли прорваться сквозь повествование победителей. Польский рассказ о войне мог существовать только в той мере, в какой он был одобрен коммунистическим режимом.

Сегодня, когда от завершения Второй мировой войны нас отделяет несколько поколений, мы наконец можем взглянуть на данный вопрос более честно, а следующее поколение пишет его историю по-своему. В случае Польши проявлением этого нового подхода являются открытые дискуссии о польской истории и появление новых повествований. Причины очевидны. Исчезли идеологические ограничения, навязанные коммунизмом, и время, прошедшее после окончания войны, позволило взглянуть на прошлые события со стороны. Так надо заниматься историей. Каждое поколение в той или иной степени пересматривает повествования, построенные предшественниками.

Вопрос, который необходимо задать, заключается в том, насколько далеко можно в этом направлении действовать. Я знаю, что многие поляки озабочены тенденцией, появляющейся в основном в англосаксонском мире, использовать слова «нацистский» и «немецкий» как синонимы. Они опасаются, что однажды весь мир начнет думать, что Вторая мировая война была начата какими-то таинственными «нацистами» и что немцы были лишь их первыми жертвами. Я не разделяю этой озабоченности. Ответственность Германии за Вторую мировую войну и Холокост правильно обоснована в западном историческом повествовании. Я прекрасно понимаю, почему некоторых поляков раздражает использование слова «нацисты». Они видят в этом стратегию освобождения немцев от вины, как будто только нацисты совершили зверства войны. Однако, на мой взгляд, это связано с неправильным пониманием языка, на котором говорится об истории. Я признаюсь, что

Если говорить о политике забвения, я бы отметил более серьезную проблему в советском или российском повествовании на тему Второй мировой войны, а также в попытках путинского режима контролировать историю, чтобы представлять войну в благоприятном для себя свете и стереть советские преступления. <…>*

Сравнение довольно абсурдное, но мы должны понять, что ни Советский Союз, ни его преемница, Россия Путина, никогда не сделали честного изложения военной истории СССР. В результате российская ложь и попытки скрыть правду рассчитаны на разделы и, на мой взгляд, наносят больший ущерб, чем лень нескольких западных журналистов и исследователей использовать слово «нацист» как синоним слова «немец». Если для нас важна защита исторической правды, мы должны твердо подчеркнуть исторический факт советского вторжения в Польшу в 1939 году, а также исторический факт советской ответственности за Катынское преступление. Скорее, именно здесь должна иметь место настоящая борьба за память.

С геополитической точки зрения Польша сейчас, по крайней мере, находится в лучшем положении. Однако ее отношения с соседями по-прежнему являются вызовом: на востоке — агрессивная Россия, ориентированная на прошлое, а на западе — та часть стран ЕС, которые ведут себя так, будто хотели бы полностью забыть о прошлом. Польша не может позволить себе игнорировать этот вызов.

Роджер Мурхаус

* Лакуна в тексте перевода статьи Мурхауса связана с требованием текущего российского законодательства, трактующего сравнение с режимом Гитлера как «реабилитацию нацизма».

Текст публикуется одновременно в польском ежемесячнике Wszystko Co Najwazniejsze, а также в мировых СМИ в рамках проекта «Рассказываем о Польше миру», осуществляемого Институтом новых СМИ совместно с Институтом национальной памяти Польши, Министерством иностранных дел Польши и Польским агентством печати.