Юрий Борисович Норштейн предполагал родиться в Марьиной Роще в Москве. Но война спутала его планы, и он появился на свет в деревне Андреевка Головнищенского района Пензенской области (15 сентября 1941 года). Скоро, однако, юный Юрий Борисович вернулся в Марьину Рощу, где осознал себя человеком и жил в гармонии с послевоенным московским временем. Серенький Волчок уберег Юрия Борисовича от дурного влияния Марьиной Рощи, и он рос рыжим кучерявым любознательным мальчиком, хотя школьными занятиями себя не изнурял. Он рассматривал мир и лица, его населяющие, рисовал их в своем воображении, а когда стал постарше, перенес на бумагу.

Иногда он смотрел в окна ткацкой фабрики, что была во дворе напротив, на маслянистый воздух уходящих в сумрак чрева цехов, на бесконечно однообразные движения людей, бездумностью этих движений копирующих машины.

Ни о чем не думал в эти минуты Юрий Борисович, но мозг мимо воли его запоминал картину, заталкивал в темный угол сознания с прочей ненужной дрянью.

Говорят, японцы, если год-другой не пользуются вещью, выбрасывают ее. Мысль, впрочем, не вещь, да и Юрий Борисович не японец, хотя там его почитают на манер кинематографического божества не только за блестяще реализованную идею снять мультипликацию по хокку Басё.

Через много лет образ тусклого маслянистого (теперь от лампадного масла) мира явится в норштейновской «Шинели», шедевре несравненном, не законченном никогда, потому что продолжающемся, как живая жизнь наша, и Юрия Борисовича, и Башмачкина Акакия Акакиевича.

— Да я и не думал вовсе о «Шинели», и кино с мультипликацией мне было неинтересно. Я мечтал стать живописцем. Меня волновали соотношения цвета и формы. А история Башмачкина никогда не кончится, — весело говорит Юрий Борисович. — По отношению к нему я испытываю такие же ощущения, какие меня заполняют, когда я гляжу на маленьких детей, играющих в песочнице.

И его фильмы — это узнавание. Ты вступил на эту тропу — ты должен знать.

Когда-то он говорил оператору Саше Жуковскому о тональности кадра, что в нем надо разгребать темноту.

Юрий Борисович разгребает, и рядом светло.

Теперь у него день рождения. Мы поздравляем и возьмемся ждать его новых, всегда удивляющих явлений. Будь то кино, выставка, книга, рисунок, лекция или встреча, где он на сцене, а мы в зале или все вместе за столом. Ей богу, не грех поднять стаканчик за мудреца Норштейна и его персонального гения, который не дает ему покоя нам на радость.