Когда тепло, Чень Дэ сидит на лавочке за низеньким столиком у кирпичной стены, рядом с распахнутыми воротами, смотрит на улицу, где изредка проезжают машины, и жмурится на солнце. Это лето выдалось хорошим — столько света, что огромную соломенную шляпу приходилось надвигать на глаза. Чень Дэ выбрала ее, когда в приюте раздавали одежду. Шляпа, конечно, не такой формы, как традиционные китайские, но немножко их напоминает. В синем платье до пят и с белым бантом, приколотым булавкой, Чень Дэ похожа то ли на картину в стиле гунби (традиционный стиль китайской живописи, в переводе означает «тщательная кисть». — Ред.), то ли на героиню мультфильма.

На вопрос, где она так хорошо выучила русский язык, китаянка старательно выводит на белом листке (орфография и пунктуация сохранены):

— Это уже история. Я 30 лет в России и родном городе С-Петербурге без дома и одиночка.

По словам Чень Дэ, она родилась в Шанхае 1 июля 1942 года, жила в провинции Цзянсу в городе Нанкин, дважды была замужем, оба раза неудачно. В Китае осталась ее дочь Лю Дзинь, родившаяся 28 марта 1970 года, которую она не видела больше 30 лет. Чень Дэ помнит, что дочь работала в Нанкинском университете.

— Почему вы не пытались связаться с дочерью?

— Потому что у меня много болезнь не хотела, что свою боль на родной.

Она пишет, что ее отец руководил пединститутом и был убит в 1968 году «в известной всему миру страшной китайской культурной революции». (Политическая репрессивная кампания, организованная лидером компартии Мао Цзэдуном против чиновничества и интеллигенции. — Ред.)

Тут она начинает плакать, очень тихо, аккуратно вытирая лицо белой тряпочкой, которая только что была бантом на синем платье. Я обнимаю ее, глажу по спине и плечам, а она продолжает всхлипывать и писать маленькой коричневой морщинистой рукой.

Мать Чень Дэ работала в типографии. В семье было трое детей. Она помнит, что брат после университета работал в управлении культуры, а сестра — редактором газеты.

История, как Чень Дэ оказалась в России, туманна. В 1994 году, будучи директором какой-то фирмы, по всей видимости, торговавшей с Россией, Чень Дэ приехала в Читу. Там ее обманули — китаянка лишилась денег и документов и не смогла вернуться домой. «Добрые люди помогли ездила в Иркутск», где работала в совхозе декоративных культур. Вместе с одной знакомой в 1995 году приехала в Петербург. Женщина эта потом умерла, и китаянка оказалась без крыши над головой. Работала нелегально «в ресторанах ночью», жила на улице.

Потерю слуха Чень Дэ объясняет «ударом». В прямом ли или в переносном смысле был этот удар — непонятно, но ясно, что ударов судьбы она испытала немало. Когда убили отца, когда тяжело болел и чуть не умер брат, когда обворовали в Чите. В 2018 году ее сбила машина, и она мыкалась по больницам (причем помнит и правильно написала все три больницы, где лечилась). Теперь Чень Дэ чувствует себя очень больной: давление, проблемы с сердцем, легкими, почками, опухают колени, ноги кровоточат.

Из пакета, который лежит на скамейке, китаянка время от времени достает газету. Читает ее, бережно складывает, убирает и снова замирает — греется на солнце. На вопрос, какие книги любит и не принести ли ей что-то почитать, отвечает, что книг не хочет — статей в бесплатной газете ей достаточно.

— Он не только великий вождь, но и увлекательный поэт, у него много стихотворений я могу наизусть и раньше, и теперь.

В гибели отца во время культурной революции Чень Дэ винит не Мао, а его «страшную жену, которая была в тюрьме и умерла». (Действительно, одним из идеологов культурной революции считается последняя жена великого кормчего — Мао Цзян Цин, повесившаяся на следующий день после выхода из пекинской тюрьмы в мае 1991 года. — Авт.).

— Вам трудно жить в приюте?

— Теперь я чувствую очень счастливо и спокойно.

Чень Дэ говорит, что пишет книгу. У нее уже есть название — «Одна девчонка тридцать лет в России». Когда ее издадут, уверена китаянка, то переведут на многие языки. Книгу эту, правда, никто не видел и, скорее всего, не увидит. Но это не мешает китаянке жить мечтой о моменте, когда она расскажет всему миру историю своей жизни.

На пальце у Чень Дэ простенькое колечко из дешевого металла. На нем выгравировано: «Помилуй боже меня грешного». Это подарок неизвестной женщины из церкви, здесь, в Петербурге. Раньше, когда ноги не так болели, китаянка ходила в православный храм и просила за далеких и потерянных родных. Молилась как умела, потому что христианскую веру никогда не принимала.

Сейчас она почти никуда не ходит и молиться может только тут, сидя на лавочке. Жалуется, что стало плохо с памятью, забывает слова — и по-русски, и по-китайски. Молится Чень Дэ на китайском, как и думает, хоть и прожила тридцать лет в России.