На фоне степенных классиков, снимающих выверенное и, скажем честно, предсказуемое кино, вроде семейной саги «Три этажа» Нани Моретти или драмы морального беспокойства «Герой» Асгара Фархади, пороховым взрывом в каннском конкурсе оказалась мировая премьера эпатажного «Титана» храброй до наглости французской постановщицы Джулии Дюкорно.

Это ее второй боди-хоррор. Первый — «Сырое» — коктейль из секса, перверсий, каннибализма — под струны клавесина — тоже смотрели, зажмурившись. После автомобильной аварии Алексе вживляют в висок титановую пластину, а по сути — безжалостность и неоправданные вспышки гнева. Алекса вроде бы девушка, но больше похожа на гендерквира, и эта гендерная неоднозначность станет пружиной конфликта. Поначалу беловолосая Алекса столь зазывно-эротично танцует на автомобильной выставке, что мужчины теряют дар речи, забыв о машинах. А у самой Алексы как раз неплатоническая связь со своим кадиллаком. После такого, в духе Кроненберга, пламенного автосекса трудно не забеременеть. Из сосков Алексы будет сочиться мазут…

Не сказать, что «Титан» — революционное кино. Дэвид Кроненберг — в анамнезе этого безумного фильма. Его «Автокатастрофа» повествовала о сексуальной девиации любителей получать удовольствие от катастроф. Видимо, скоро все больше будет и зрителей, стремящихся к удовольствию от сильного допинга с превышением «разрешенных препаратов» — усилителей впечатления. В восемь лет Дюкорно посмотрела «Психо», и ужас стал ее путеводной звездой, а Кроненберг — одним из самых любимых режиссеров. В 33 она сняла каннибальский арт-триллер «Сырое» — зрелище не для слабонервных: превращение вегетарианки в каннибала.

Самое поразительное, как на глазах преображается жанр и сама история: от полного беспредела (главное оружие социопатки Алексы с ее возмущенным гневом против нахрапистых мужланов и прочих людишек разного пола и возраста — ее заколка, которую она виртуозно вонзает в разные части организма) — к драме о пропавшем сыне.

Сына Адриано потерял начальник пожарной охраны Винсент (Винсент Линдон). И травма его столь громадна, что в обнаруженной на улице Алексе он видит своего Адриана. И постепенно Алекса, как шекспировская Виола, смиряется с этой новой мальчиковой ролью (тем более что ей и от полиции прятаться необходимо). Кульминация «перемены участи», когда хладнокровной киллерше Алексе приходится делать искусственное дыхание — «рот в рот» — умирающей старухе. Папаша Винсент задает ритм «искусственного дыхания», напевая Макарену.

Пересказывать эти сюжетные «американские горки» не имеет смысла, да и в пересказе (а временами и на экране) боевитый и решительный сюр выглядит шизофренически. Но снято с такой дерзостью, иронией, с наглыми аллегориями и аллюзиями с Библией — что даже на пресс-показе в финале звучали аплодисменты.

Критики полярно разошлись в оценках, но большинству он не понравился. Мне кажется, «метод Дюкорно» — путь в никуда. И фильм — отличный повод для дискуссии о допустимости сильнодействующих «препаратов» в искусстве. Если так пойдет, вскоре для усиления впечатлений потребуются средства еще более «эффективные». Экран уже научился передавать запахи, почему бы не перейти к ощущениям физической боли? Любопытно, как отнесется к опытам французской режиссерши Спайк Ли, возглавивший жюри. Ведь некогда и спорная «Катастрофа» Кроненберга на Каннском фестивале получила спецприз жюри «За мужество, смелость и оригинальность». Говорят, и российские дистрибьюторы фильм купили. И если они решатся выпустить фильм на экран, то и у российских зрителей будет возможность принять участие в этой животрепещущей — в прямом смысле слова — дискуссии.