Ерёма умер.

Это слишком красивая аллитерация, чтобы быть голой правдой. И поэтому не вмещается в сознание. Да и он сам не любил такие красивые тропы. Ходил по другим.

Почему он стал на некоторое время столь популярным — даже Королем поэтов по голосованию. О эти игры эпохи гласности! Но все же другого-то короля поэтов мы так и не обрели.

Да ладно. Он сам относился к этому титулу иронично. А к своей популярности — очень даже серьезно. Так откуда она взялась в стране, впервые получившей возможность прочитать запрещенных на много лет Владислава Ходасевича, Николая Гумилева, Георгия Иванова, Марину Цветаеву… Хотелось чего-то новенького, свежего? И это свежее у Ерёмы было — даже «В густых металлургических лесах, / где шел процесс созданья хлорофилла…». Ну и литературные критики постарались — прежде всего М. Эпштейн и К. Кедров, — провозгласившие появление нового талантливого поэтического направления метаметафористов (кроме Александра Ерёменко к таковым причисляли Ивана Жданова и Алексея Парщикова).

Их появление в публичном пространстве по времени практически совпало с выходом из андеграунда рок-музыкантов. И прежде всего Ерёма воспринимался как один из этих рокеров. Такой рокер без гитары. Не напрасно несколько книг Ерёменко издали в Свердловске-Екатеринбурге, второй столице русского рока…

Я с Сашей не сказать дружил, но приятельствовал около сорока лет. Хотя мои стихи Ерёма ценил безусловно меньше, чем я — его. Это как-то не мешало. Я знал его вкусы. Среди любимых поэтов Ерёмы преобладали романтики вроде Эдуарда Багрицкого, которого он мог подолгу читать наизусть. Ну а я далеко не романтик.

Кстати, в последние годы, когда Ерёма почти не писал, если не считать его рифмованных шуток, основанных на антицитатах, интерес и любовь к поэзии он не утратил.

Несколько лет назад я посвятил ему стихотворение:

Он живет как поэт — он не пишет стихов,
только странные строчки припоминает.
Ничего нет в рисунке важнее штрихов,
и достаточно их, если кто понимает.
То не помнит себя, то не любит себя,
а поэтов иных помнит и почитает —
почитает, собьется, опять начинает
и бормочет та-та, тайный смысл торопя.
Если даже в норе обитает поэт,
то особенной — где-нибудь, скажем, в Кулишках
иль на Божьих прудах, где, как денди, одет,
бродит черный чудак в золотистых кудряшках.
О поэт — не бездельник: работа его —
ночь-полночь разливать пустоту по бутылкам
и — на свалку, и месседжи слать теофилкам:
мол, на свете прибавилось много чего,
что не снилось ничьим мудрецам…
Ну а список
на пруды прибывающих кораблей
все еще недочитан.
А рассвет-то близок —
вот мелькнул за окном, вот звонит у дверей —
с отвратительной бритвою брадобрей.

Прощай, Ерёма! Твои стихи безусловно вошли в золотой фонд русской поэзии. Новые поэты будут читать их наизусть так же, как ты читал, например, Мандельштама.

Прощание с Александром Еременко состоится 26 июня, в субботу, с 11 до 13 часов в Зверевском Центре современного искусства по адресу: Новорязанская ул., дом 29, стр.6.