На днях стало известно, что американский вуз Bard College — партнер создающегося сейчас в Санкт-Петербурге нового госуниверситета — объявлен в России нежелательной организацией. Сам будущий университет будет функционировать в соответствии с образовательной системой Liberal Arts и должен появиться на базе соответствующего факультета СПбГУ, который возглавляет Алексей Кудрин.
Объявленное российской прокуратурой решение признать нежелательной организацией Bard College никак не повлияет на сам американский университет.
Этот шаг осложняет существование и заносит дамоклов меч именно над российской образовательной программой.
В решении прокуратуры содержится довольно громкое утверждение о том, что деятельность Bard College создает угрозу российскому конституционному строю. Конспирология плоха тем, что, как правило, подтвердить или опровергнуть факт заговора чаще всего невозможно. Однако можно оценить то, без чего заговор, даже если он и существует, не имеет шансов реализоваться.
Может ли на самом деле американский вуз, действуя через микроскопическую по своему размеру образовательную программу, угрожать целому конституционному строю? Очевидно, что нет. Но, быть может, у образования Liberal Arts есть большой потенциал для масштабирования в России? И вот тогда, когда соответствующие программы распространятся от Калининграда до Владивостока, угроза конституционному строю и сможет себя проявить?
Для ответа на этот вопрос надо разобраться с тем, что собой представляет образование Liberal Arts и каковы его шансы на масштабирование.
Liberal Arts как вид высшего образования делает акцент на мультидисциплинарности, стараясь дать студентам широкий кругозор. Он фокусируется на формировании навыков в устной и письменной аргументации — в том числе при помощи написания многочисленных эссе. Он делает упор на развитие критического мышления, например, через обсуждения на лекциях.
Но обучение по программам Liberal Arts требует высокой подготовки выпускников школ, а в России отнюдь не любой школьник хорошо подготовлен. По результатам экзамена PISA, который каждые три года проводится ОЭСР среди учеников старших классов нескольких десятков стран, 21–22% российских школьников не обладают грамотностью в чтении, математике или естественных науках.
Студенты на лекции в СПбГУ. Фото: Сергей Коньков/ТАСС
Вряд ли такие ученики готовы читать одну сложную книгу за другой, как того требует программа. Да и дискуссионная форма проведения лекции может войти в конфликт с необходимостью добиться необходимого уровня дисциплины среди не самых подготовленных и мотивированных студентов. Кроме того, образование Liberal Arts не относится к сегменту недорогих образовательных программ.
Стремление дать кругозор вместо узкой специализации тоже сложно назвать однозначным преимуществом. Многие рабочие места требуют именно серьезной специализации или, по крайней мере, сочетания специализации и мультидисциплинарности. Скорее всего, нам бы хотелось, чтобы онколог прошел дополнительный курс в своей сфере вместо лекций по истории врачевания в Пруссии.
С точки зрения масштабирования полезно скорее распространение отдельных элементов образования Liberal Arts, например, критического мышления. Но это свойство не является монопольным. Студенты учатся этому навыку на многих качественных программах, где от них требуется понимание деталей материала. Впрочем, многим образовательным программам его действительно недостает.
Одним словом, Liberal Arts вполне может стать распространенным видом образования в определенной и довольной узкой, если не сказать камерной, нише. Но он явно непригоден для массовизации, и потому вряд ли через эту образовательную модель можно угрожать конституционному строю.
Фото: ЕРА
Дело тут, возможно, в другом. Проблемы будущего университета Liberal Arts совпали по времени с процессом его выхода из состава СПбГУ. Этот шаг, скорее всего, понравился далеко не всем. Сложно однозначно сказать, кому именно, да это и не столь важно.
Важнее другое: чтобы серьезно осложнить создающемуся вузу существование, в современной России создана вполне подходящая платформа.
Сегодня восприятие обычных профессиональных межграничных взаимодействий интенсивно подменяется шпиономанией.
Искаженное отношение к контактам с внешним миром дополняется принятыми законодательными нормами и мотивированным бюрократическим аппаратом, готовым к действиям против соответствующих лиц и организаций.
Если раньше при разрешении споров часто использовалось силовое вмешательство под предлогом финансовых нарушений одной из сторон конфликта, то теперь к соответствующему арсеналу оснований добавляется еще и конспирология, если в деятельности организации или индивида есть эпизод взаимодействия с чем-то зарубежным. Ценой же этих мнимых угроз становится экономическое развитие, частью которого является и разнообразие различных образовательных моделей и университетов.
