А вот тут ошибочка вышла. Потому что собственно экономические санкции Европа еще и не вводила. В нынешний список попали 78 человек и лишь восемь компаний. Так что, новые санкции можно по-прежнему назвать точечными. Экономические санкции, по словам верховного представителя ЕС по иностранным делам и политике безопасности Жозепа Борреля, будут обсуждаться главами государств на саммите Евросоюза 24–25 июня. Они затронут белорусский экспорт. И хотя Боррель не назвал конкретные сферы, о которых пойдет речь, можно предположить, что это будет в первую очередь экспорт нефтепродуктов и калийных удобрений. Министр иностранных дел Литвы Габриэлюс Ландсбергис уже заявил в интервью delfi.lt, что санкции охватят семь секторов белорусской экономики, что перечень запрещенных к экспорту продуктов будет расширяться постепенно и что де-факто санкции затронут и Россию, которая, несомненно, придет на помощь белорусскому режиму и взвалит на себя убытки, которые принесут санкции.

С Россией все понятно: посол Евгений Лукьянов 22 июня сказал, что Россия будет помогать Беларуси «до самых критических обстоятельств», поскольку союзники друг друга не предают. Но это обещание, выданное авансом, поскольку до принятия и тем более введения в действие экономических санкций никто не в состоянии предугадать, какой именно ущерб они могут нанести режиму.

Прежде всего, потому, что до сих пор неизвестен механизм: если, как утверждает министр иностранных дел Литвы, список будет расширяться постепенно, это может растянуться на годы, а может даже и начаться через годы — с последним предупреждением, распоследним предупреждением, предупреждением с кисточкой и так далее. (Не зря же в последнее время белорусские политзаключенные, уже осужденные и отправленные в колонии, сообщают родственникам, что им настойчиво предлагают писать прошения о помиловании и туманно обещают освобождение аккурат к 3 июля — государственному Дню независимости. Если некоторое количество действительно освободят, то не исключено, что Евросоюз назовет это позитивным сигналом и приостановит введение санкций.)

Кроме того, само понятие секторальных санкций достаточно расплывчатое. К примеру, доля экспорта белорусских калийных удобрений в страны ЕС — 8,5%. Отказ Европы от покупки удобрений — это одна возможная история. Если речь идет еще и о запрете их транспортировки через свою территорию — совсем другая. А если для начала ЕС испробует «пробный период» с сокращением закупок — третья. Какие именно убытки считать, и считать ли вообще — до решения ЕС остается непонятным. Кроме всего прочего, не стоит забывать, что все разговоры о санкциях долгие годы оставались лишь в рамках теории. Де-юре санкции вводились. Де-факто — они никогда не работали. И если кому-то и наносили ущерб, то исключительно на уровне некоторых личных неудобств.

Ситуация нова еще и потому, что впервые европейских санкций ждет общество. Не потому, что белорусы надеются на чудо: вот придет Евросоюз, введет санкции — и режим завтра рухнет. Нет, белорусы уже поняли, что чудес не бывает, и знают, что диктатуру внешними санкциями не убить: необходимо соблюдение еще как минимум двух условий — забастовок и протестов внутри страны. И когда представители белорусской оппозиции встречаются с европейскими чиновниками, то говорят: мы не просим вас уничтожать режим Лукашенко, мы просим вас не помогать ему, не поддерживать репрессии, именно в этом смысл ваших санкций.

Впрочем, об этом белорусские политики говорили давно. 2020 год — не первый год репрессий. Просто раньше общество не участвовало в сопротивлении тотально и добровольно, как в последний год, жило достаточно благополучно и считало себя частью Европы, а потому разговоры о санкциях не поддерживало и вообще об этом не думало. Так что, европейские чиновники с чувством абсолютной правоты говорили: мы не будем вводить экономические санкции, мы введем точечные, но очень эффективные.

Первый санкционный список ЕС появился в 2004 году. Там было четыре фамилии высокопоставленных силовиков, подозреваемых в причастности к политическим похищениям и убийствам: бывший министр внутренних дел Юрий Сиваков, тогдашний министр Владимир Наумов, бывший госсекретарь совбеза Виктор Шейман и командир СОБР Дмитрий Павличенко. Чуть позже к списку прибавили еще две фамилии: председателя Центризбиркома Лидии Ермошиной и тогдашнего командира ОМОНа Юрия Подобеда.

В 2006 году, после разгона палаточного городка, просуществовавшего на Октябрьской площади Минска четыре дня после президентских выборов, список расширился до 37 фамилий. Туда вошли руководители администрации Лукашенко, некоторые судьи и прокуроры и руководители областных избиркомов. Кроме запрета на въезд в страны ЕС, санкции предусматривали замораживание европейских активов этих 37 человек. Да вот незадача: «списочники» сами с усами и даже в родной стране предпочитали на всякий случай регистрировать недвижимость и счета на родственников или вовсе подставных лиц, а потому в их жизни мало что изменилось. А еще оказалось, что транслитерация играет на руку режиму: к примеру, в список включается условный судья Sidorov. А по паспорту он — Sidarau, по-белорусски. И получается, что в списке находится некий несуществующий гражданин. (Для примера: мой муж по паспорту Sannikov, а сын — Sannikau. Мы-то привыкли, а среднестатистический европейский клерк запутается и будет прав.)

Путаницу с транслитерацией европейцы начали исправлять лишь пять лет спустя, когда санкционный список увеличился еще на две сотни фамилий. После 2010 года, когда в день выборов, 19 декабря, были арестованы все кандидаты в президенты и еще несколько сотен человек, под санкциями оказались не только судьи и прокуроры, которые «шили» политические дела и приговоры, но и все правительство (министры и их заместители), силовики, пропагандисты и избиркомовцы. Так вот, летом 2011 года, когда все приговоры уже были вынесены, европейские послы при встречах просили нас, родственников политзаключенных, помочь с написанием фамилий для санкционного списка. И мы записывали для них все варианты написания той или иной фамилии.

К слову, именно тогда впервые Европа очень несмело, но все же попыталась нанести экономический удар по белорусскому режиму: 20 июня 2011 года ЕС ввел санкции против «кошелька Лукашенко» Владимира Пефтиева и его компаний «Белтехэкспорт», «Спорт пари» и «БТ телекоммуникации». Позже к ним добавились и другие компании Пефтиева: интернет-провайдер «Деловая сеть», инвестиционная компания «Системы инвестиций и инноваций», водочный завод «Аквадив». Владимир Пефтиев — не просто «кошелек». Его «Белтехэкспорт» — главный торговец белорусским оружием. Именно «Белтехэкспорт» упоминался в докладе Совета безопасности ООН: фирма Пефтиева, как оказалось, поставляла оружие силам диктатора Кот д’Ивуар Лорана Гбагбо, который после свержения был доставлен в Гаагу, где предстал перед Международным уголовным судом. Так что, дело было не только в Лукашенко, но и в международной безопасности.

Тем не менее история Пефтиева — лучшее доказательство того, что никакие персональные, визовые и даже экономические (в отношении отдельных компаний) санкции не работают в принципе.

Итак, Владимиру Пефтиеву 20 июня 2011 года был запрещен въезд в ЕС, его активы были заморожены, его компании подверглись санкциям. Но в это самое время Пефтиев спокойно жил на Мальте. И лишь два-три раза в год приезжал в Минск навестить Лукашенко. Никаких препятствий для его возвращения на Мальту не было, притом что официально ему был запрещен въезд на территорию Евросоюза. За время действия санкций Пефтиев со всеми своими замороженными счетами преспокойно купил 12 квартир в Лондоне (расследование о европейских покупках находящегося под санкциями «кошелька Лукашенко» было опубликовано в The Times в сентябре прошлого года). Всего-то и маневров — оформить покупки на жену и дочь. А в 2014 году Пефтиева и его компании и вовсе вычеркнули из санкционного списка ЕС после того, как он якобы продал их неизвестному российскому бизнесмену Дмитрию Гуриновичу. И хотя никто, в том числе европейские чиновники, принимающие решения, не сомневался в том, что продажа компаний — фиктивная сделка, тем не менее де-юре Пефтиев уже не «кошелек Лукашенко». Так что, в 2014 году его вместе с компаниями не просто вывели из-под санкций: Совет ЕС постановил считать, что Пефтиев никогда в санкционных списках не состоял. Никто, к слову, не знает, сколько белорусских чиновников и приближенных бизнесменов за четверть века успели обзавестись мальтийскими или кипрскими паспортами, учитывая, с какой легкостью их раздавали в обмен на деньги еще в прошлом десятилетии.

Именно потому, что ЕС привык действовать в рамках правового поля, Пефтиев колобком укатился от санкций, а омоновцы и прочие палачи, которые пытали в автозаках и на Окрестина участников протестов, никогда в санкционных списках не окажутся: в судах они свидетельствуют в балаклавах и под общей фамилией Иванов. И если их разоблачат белорусские киберпартизаны с помощью деанона, формально это будет всего лишь незаконно добытыми сведениями. Кстати, той же бюрократической лазейкой, что и Пефтиев, сейчас пытается воспользоваться оказавшийся в последнем санкционном списке бизнесмен Александр Шатров. Его компания Synesis (единственная из IT-сферы, попавшая под санкции) разработала и передала силовикам платформу для распознавания лиц по видео. Теперь Шатров рванул в одном забеге с Пефтиевым: он передал свои акции директору компании Юрию Сербенкову и намерен добиваться через суд исключения из списка.

Точно так же, как компании Пефтиева после фиктивной смены собственника исчезли из санкционного списка в 2014 году, за несколько лет оттуда постепенно вычищались фамилии судей, прокуроров, избиркомовцев и силовиков. Все по той же формальной причине. Один ушел на пенсию, другой сменил работу с прокурора на адвоката, третьего перевели в депутаты, четвертая занялась бизнесом и ушла с госслужбы — все они формально перестали быть карателями, причастными к репрессиям. Помню, как я пять лет назад искала в этом списке судью Четверткову, приговорившую моего мужа к пяти годам колонии. Не нашла — она сменила работу. Там же искала фамилию судьи Грачевой, приговорившей Николая Статкевича к шести годам, и тоже не нашла: судьей больше не работает, значит, путь в Европу открыт. Так почему бы, собственно, им не сажать людей, не пытать и не убивать, если сразу же после смены работы и ухода за заслуги перед отечеством куда-нибудь в совет директоров банка или нефтяной компании благополучная европейская корова слижет своим бархатным языком любые упоминания их фамилий из всех черных списков?

Еще один пример кривых и неработающих персональных санкций — бывшая заместительница главы администрации Лукашенко Наталья Петкевич. Она оказалась в черном списке еще в 2006 году. И все эти годы прекрасно путешествовала по европам и америкам, а потом и вовсе поселилась в США, хотя по сей день находится в санкционном списке этой страны. Разгадка проста: Петкевич вышла замуж за представителя Беларуси в ООН Валентина Рыбакова. И все — санкции на членов семей сотрудников международных организаций никак не могут распространяться. Кроме матримониальных, для чиновников есть масса иных чудесных дыр в заборе: от дипломатических паспортов до поездок в рамках международных мероприятий. То есть туристическую или деловую визу чиновник из списка не получит. Зато если он в составе делегации, которая едет на конференцию в рамках ОБСЕ, ООН, Совета Европы или любой другой международной организации, — welcome!

Так что, персональные санкции — все-таки больше декларация, чем собственно санкции. Чиновник может сменить работу или фамилию — и все, он чист. «Кошелек Лукашенко» может переоформить свои компании на подставное лицо — и все, его признают никогда не состоявшим в списках. Даже государственное предприятие можно при необходимости фиктивно акционировать и вывести из-под удара, возводя хвалу европейской бюрократии, увязшей в букве. А об эффективности секторальных санкций пока говорить рано, потому что неизвестно, будут ли они вообще приняты Европейским союзом.

Впрочем, западные компании вовсе не обязаны ждать международного запрета на торговлю с белорусскими предприятиями. Санкций в качестве свободного выбора никто не отменял. К примеру, шведская Scandia Steel приняла решение отказаться от поставок Белорусского металлургического завода. Совет директоров Scandia Steel сообщил об этом в своем письме профсоюзу белорусов Великобритании 18 июня. Еще раньше французский Michelin заявил, что изучает вопросы нарушения прав рабочих на том же БМЗ и в случае подтверждения фактов прекратит отношения с белорусским партнером. Можно вспомнить «Шкоду» и Nivea, которые добились переноса чемпионата мира по хоккею из Минска, пригрозив международной хоккейной федерации прекращением спонсорства.

Так что, санкции — вопрос не столько чиновничий, сколько общечеловеческий. Независимые профсоюзы, диаспоры, активные белорусы, которым не лень обращаться к руководству европейских компаний, пока еще работающих с Беларусью, в состоянии сделать намного больше, чем любая чиновничья структура, сколь бы влиятельной она ни была.

Собственно, об этом и речь: никто, кроме белорусов. Как бы это ни называлось официально.