Он выдумывал мудрые сказки. Открывал дверь — мол, входите, общайтесь с моими обаятельными и отважными героями, заблуждайтесь радостью, а сам жил снаружи жизнью загадочно осторожной и недоверчивой.
Резо Габриадзе осуществлял свои мечты об ином способе существования:
в блестящих устных и письменных рассказах, частью достоверных, а в основном им самим сочиненных во имя возможной, как ему казалось, но нереализованной правды;
в изящных летящих рисунках (к примеру, цикл «Пушкин за границей»), сделанных с легким чудным даром, и при этом словно походя, бегло (не подумайте, что я этим занимаюсь всерьез);
в маленьких очаровательных скульптурах — чижик-пыжик на Фонтанке, нос майора Ковалева там же, в Питере, герой еврейских анекдотов Рабинович в Одессе — и опять с усмешкой (см., что написано в предыдущих скобках);
в сценариях знаменитых по праву фильмов (здесь серьезно) Георгия Данелия «Не горюй!», «Мимино», «Кин-дза-дза», лент Эльдара Шенгелая, а теперь и сына Левана, обаятельных короткометражек;
в театральных постановках за рубежом с известными в Европе актерами;
с танцовщиками труппы Михаила Барышникова;
и, наконец, в спектаклях созданного им в Тбилиси Театра марионеток.
Этот театр — любовь Резо Габриадзе. Он его строил как хотел. И украшал.
Поставил возле него причудливую, кривую, полную обаяния и вкуса башню с часами и куклами. Рисовал и конструировал своих рукодельных актеров для уникального, постоянно восхищающего мир театрального действа, полного драматизма и юмора.
Ему было комфортно с марионетками. Они позволяли Резо реализовать любую творческую фантазию, не требуя участия в несценической жизни и затрат на человеческие отношения.
Мы радовались и будем продолжать радоваться его месту в нашей жизни: Резо, дорогой, войди в открытую тобой для нас дверь своим поразительно светлым и обаятельным творчеством. Твоим героям будет приятно. А если им будет приятно, то и нам — многим тысячам твоих товарищей почитателей — будет приятно. А если нам всем будет приятно, то мы не забудем тебя, родной мой друг… Я так думаю.
Он выдумывал мудрые сказки. Открывал дверь — мол, входите, общайтесь с моими обаятельными и отважными героями, заблуждайтесь радостью, а сам жил снаружи жизнью загадочно осторожной и недоверчивой.
Резо Габриадзе осуществлял свои мечты об ином способе существования:
в блестящих устных и письменных рассказах, частью достоверных, а в основном им самим сочиненных во имя возможной, как ему казалось, но нереализованной правды;
в изящных летящих рисунках (к примеру, цикл «Пушкин за границей»), сделанных с легким чудным даром, и при этом словно походя, бегло (не подумайте, что я этим занимаюсь всерьез);
в маленьких очаровательных скульптурах — чижик-пыжик на Фонтанке, нос майора Ковалева там же, в Питере, герой еврейских анекдотов Рабинович в Одессе — и опять с усмешкой (см., что написано в предыдущих скобках);
в сценариях знаменитых по праву фильмов (здесь серьезно) Георгия Данелия «Не горюй!», «Мимино», «Кин-дза-дза», лент Эльдара Шенгелая, а теперь и сына Левана, обаятельных короткометражек;
в театральных постановках за рубежом с известными в Европе актерами;
с танцовщиками труппы Михаила Барышникова;
и, наконец, в спектаклях созданного им в Тбилиси Театра марионеток.
Этот театр — любовь Резо Габриадзе. Он его строил как хотел. И украшал.
Поставил возле него причудливую, кривую, полную обаяния и вкуса башню с часами и куклами. Рисовал и конструировал своих рукодельных актеров для уникального, постоянно восхищающего мир театрального действа, полного драматизма и юмора.
Ему было комфортно с марионетками. Они позволяли Резо реализовать любую творческую фантазию, не требуя участия в несценической жизни и затрат на человеческие отношения.
Мы радовались и будем продолжать радоваться его месту в нашей жизни: Резо, дорогой, войди в открытую тобой для нас дверь своим поразительно светлым и обаятельным творчеством. Твоим героям будет приятно. А если им будет приятно, то и нам — многим тысячам твоих товарищей почитателей — будет приятно. А если нам всем будет приятно, то мы не забудем тебя, родной мой друг… Я так думаю.