Чтобы добраться в Красную Поляну, надо два километра идти пешком через лес, усеянный подснежниками. После дождей на машине здесь не проедешь. Рядом с нашими на дороге — следы лосей. Поют птицы, гремит гром — гроза проходит мимо.
Перед деревней в лесу — ржавый дорожный знак, свидетельство прошлой жизни.
«Руководство трех районов — Славгородского, Чаусского и Быховского [Краснополянская площадка находится на стыке этих районов, в 60 км от России. — Еврорадио] — лоббировало строительство. Всем хотелось, чтобы хоть что-то изменилось, — рассказывает Людмила, которую мы подвозим по дороге. Она приехала сюда к родственникам. — Мои родители тут недалеко жили. Боялись радиации, вредных выбросов.
Потому что грамотный человек знает, что такое АЭС, что такое атом, и бросаться в него не будет. Будет двумя руками открещиваться от этого».
До войны Красная Поляна называлась Орехов Поселок. Фашисты полдеревни сожгли. В 2006-м, когда сюда приехали геологи и вели работы по изучению грунтов, в Красной Поляне жило двадцать два человека. А сейчас здесь тишина.
То самое поле, где должна была возвышаться АЭС, поросло соснами. Дома разрушились. Четыре сохранившихся служат дачами. В будний день здесь совсем никого нет.
«Не быў багаты — стаў гарбаты»
«Кто там у кого спрашивал? Сказали, что будут строить станцию, — и все! — вспоминают далекий 2006 год жительницы деревни Грязивец, что в четырех километрах от Красной Поляны. — Ну знаете, если бы, может, что-то построили, может бы, и оставалась молодежь. Если бы там была работа, почему бы и нет?»
После чернобыльской катастрофы Грязивец попал в зону радиационного загрязнения. Деревня шла на отселение. Но из-за малого количества жителей было решено не переселять.
С дороги Грязивец кажется большим ухоженным местом. Но стоит въехать — то и дело встречаешь пустые дома. Сейчас здесь живет 30 человек, из них 15 — глубокие пенсионеры.
Работы для молодых грязивцев нет. Ферма закрыта: недавно рухнула крыша. Похожая ситуация с работой и в соседних небольших селах.
«Одна выехала, одна дома, пацаны все дома. Ждут лета, может, что летом предложат. Грибы, ягоды. Если бы эту ферму приподняли трошки, то, может быть, и люди подтянулись. А так что? — продолжают наши собеседницы. — Вон у нас молодой человек без работы, до пенсии три года осталось — ни родителей, никого. Один. Васильевна занесла, ко мне придет, к соседке — кто чем может, кормим. А что — один, ести хочется. Но говорим: «Раз тебе дадут, два дадут, а потом что? Тебе еще три года до пенсии, кто тебя будет обеспечивать? Сейчас у каждого: булку хлеба купи — почти два рубля (около 60 рублей — Ред.), а лучшую купишь — то и три».
Раньше Грязивец был перспективной деревней, говорят местные. Ферма «гудела» — занимала первые места по надоям.
«Ферма рухнула, и заведующая рухнула. Сидим вот тут и палками подпираем, — рассказывает о своей судьбе одна из наших собеседниц. Она и есть та самая заведующая. — Все здоровье посадили на работе, а сейчас живи как хочешь. Кто сейчас смотрит на то, что ты посадила здоровье? Вот сахарный диабет, хоть бы приехал кто и спросил: может, тебе привезти что или надо лекарство? Да на что ты им!»
«Не быў багаты — стаў гарбаты», — подбадривает заведующую подруга.
«Колхозникам, деревням — все!»
Клуба, медпункта, конторы и магазина тут тоже нет. Из достопримечательностей — фундамент церкви. Наши собеседницы ждут лета, когда в отпуск и на выходные приезжают дети и внуки, — хоть какая-то радость.
«Никуда не ездим, никуда не ходим, тихонько сидим, — улыбаются пенсионерки. —У нас тут можно вообще за день никого не увидеть. И так проходит жизнь. А зимой вообще. Выйдешь — одни собачьи следы. И снега большенные. Погиб бы на дороге — лежал бы не знаю сколько. Хорошо, что автолавки приезжают. Собрание сделаем — и назад до хаты».
На прощание жительницы Грязивца бросают неутешительное:
«Короче, колхозникам, деревням — все! Если раньше после войны все это смотрели, ценили эти колхозы, а теперь уже кто тут что ценит. Живи, умирай — как хочешь».
Дом с резиновым мишкой
Кукшиново встречает нас снегом. И заброшенной длинной улицей, ведущей от центральной улицы влево. Все как и в Красной Поляне: заброшенные, разрушенные или пустые, на замках, дома. Дом в тупике оказывается жилым: в окнах мы замечаем рассаду и резиновые советские игрушки. На пороге — нож, воткнутый в бревно. Здесь живет Наталья — но сегодня ее нет дома.
Напротив остановки автобуса (здесь ходит рейсовый автобус) — желтый геодезический столбик «Охраняется государством» — память об изыскательских работах, которые здесь активно велись в 2007 году.
Тогда деревню наводнили геологи, геофизики и топографы. Исследовали грунт — делали разметки, бурили скважины, подрывали взрывчатку.
Местные приняли новость о строительстве атомной станции с энтузиазмом, вспоминают пенсионеры Михаил и Лариса: только пара человек были против.
Большинство надеялось на новую работу и новое жилье: Кукшиново и соседний Гривец шли под снос, а жители в качестве компенсации должны были получить квартиры.
«Тут же как хлынули! Ой-ой-ой! Сельсовет только и прописывал всех. Прописывались в хаты эти. Родители, например, умерли, они оформляли дома на себя, входили в наследство. Даже из Литвы одна приезжала, чтобы Паше [брату] ничего, а самой завладеть всем. А в результате дома закопали — и все», — рассказывают, перебивая друг друга, Михаил и Лариса. Кроме них здесь живет еще три пенсионера.
«Оно и без радиации сдохнешь»
Михаил считает, что атомная станция Беларуси нужна. Мол, с ней не нужно «быть кому-то должной за электроэнергию». Радиации мужчина не боится:
— А чего бояться? Оно и без радиации сдохнешь. Сколько людей погибло сейчас вон с вирусом этим. В Чернобыле не так погибли люди, как сейчас.
— А экология? — спрашиваем.
— Ай! Люди живут и не думают про эту экологию.
В Кукшиново тоже тишина. Редко проедет машина. За деревьями прячется пустое здание фермы. Еще недавно у нее был хозяин: держал гусей, а на поле рядом выращивал гречку. Но фермера, говорят собеседники, посадили в тюрьму. Здание и поле пустуют.
«А что мне скучать? Я ж на пенсии — 73 года! — отвечает Михаил на вопрос, не скучно ли жить в уединении. — Мы привыкли. А что? Куда денешься? Свое же не бросишь. Она здесь родилась, я через лес родился, в Зубрах, детей нажили. Удрали от нас. Остались вдвоем. Если бы платили в деревне хорошо — из города в деревню бы ехали. А как не платят ничего, а надо по 24 часа работать — кто тут будет сидеть!»
Сам Михаил 22 года проработал шофером в колхозе, потом ушел на асфальтный завод в соседней деревне Зубры: там работать было проще.
«При Брежневе мы пожили, а теперь все давит, и давит, и давит. Тогда цена на продукты была одна. А сейчас пошел в магазин — цены другие. Вон бензин снова на копейку подорожал. Мучают этими копейками», — сокрушается пенсионер.
«Политика неправильная»
А вот Алексей, житель соседней деревни Гривец, говорит, что сейчас жить стало в 20 раз лучше, чем когда-то.
«Почему сейчас не жить? В хату принесут пенсию, баллон. Подъедет автолавка прямо к хате — бери что хочешь. Что закажешь — привезут. У меня куры есть, хоть я и один дед живу, все у меня есть. И парники стоят, и помидоры сажаю! Работать надо, девочки! Кто не работает — у того ничего никогда не было, а пить, гулять, как те бегают, — я не люблю это».
В Гривце живут два человека — Алексей и его соседка, бывшая учительница, которая ушла на пенсию и переехала в деревню. Сам Алексей вернулся в Беларусь в 1986 году из Казахстана: заболела жена, и врачи посоветовали ей сменить климат. Но это не помогло.
«А чем мне заниматься? Я живу, мне один черт. У меня пенсия хорошая — 580 рублей (228 долларов — ред.). 41 год стажа. Я работал сменным мастером на заводе и на комплексе работал. Вот почему пенсия большая. Разве я тут бы пенсию заработал! — меняет риторику Алексей. — Что в колхозе, когда всю жизнь колхоз на дотациях? Когда не дают ему раскрутиться. Дали кредит, он что-то сделал, и тут же забрали деньги. Политика неправильная. Надо Лукашенко найти грамотных специалистов. Так же нельзя делать — все время в долг жить».По мнению Алексея, деревня умирает, потому что молодежь не хочет работать.
«Представьте: работать в колхозе и жить в городе. Тогда же никто не знал ни интернета, телефонов, люди знали только работу. Пошел выучился — и опять пошел в колхоз работать. А сейчас же никто. Молодежь совсем другая стала. Она смотрит, только чтобы хорошо поесть и одеться, и все».АЭС в Кукшиново спасла бы ситуацию с безработицей в регионе, уверен Алексей. Да и бояться, считает, было нечего:
«Какой страх? Сейчас атомные станции строятся не так, как раньше, — тяп-ляп, как в Украине той. Сейчас защита очень хорошая. Я сам электрик. Я знаю, что такое. Сейчас все лучше стало».
А вот близость с Россией (всего 30 км) на жизнь местных жителей не особо влияет. Во всяком случае, не так, как влияет наличие границы на жизни жителей деревень в окрестностях Гродно и Бреста.
«В Россию ездят алкаши, которые работать не хотят. Привезут деньги и пропьют, а потом валяются пьяные», — как отрезает пенсионер.
Через 15 лет от Кукшиново, Гривца, Грязивца и Красной Поляны в лучшем случае останутся дачи и геодезические столбики. В худшем — деревни закопают: 29 апреля Александр Лукашенко приказал продать либо снести бесхозные дома, «а землю рекультивировать и вовлечь в сельхозоборот».
При поддержке «Медиаcети»
