Потому и будоражит его «Закат Европы» Шпенглера. Бердяев, Степун, Франк и другие — составляют о нем сборник статей. А Ленин пишет, что «это — прикрытие белогвардейской организации». И шлет их философским пароходом туда, где они взрастят русскую ветвь европейской мысли.

Наш мир — это, в том числе, рынок обмена идей. Его участники их рождают, предлагают, отвергают, впитывают. Многие успешно соседствуют, обогащая друг друга.

Агрессивные претензии «единственно верных», вроде марксизма-ленинизма или расового превосходства, терпят поражение. Европе нужна не исключительность, а радость разнообразия. Ее она приветствует и разделяет. Как и идею своего единства, созданную при участии героя русской ветви тамошней мысли философа Александра Кожева — ментора Камю и Мальро.

Иных она издавна пугает: «…в Париж? Чай, там погано?!» — восклицает купчиха в видном романе, делясь тревогой москвитян времен Петра I. Других — манит: «Я хотел бы жить и умереть в Париже!..» — рыдает поэт — пленник красной Москвы.

И манит не только как место чувственных наслаждений и умственных упражнений или поле боя, но как умная, нежная школьница, в которой маньяк-наставник ищет знаки тления. И требует к исправлению. И не путем покупки швейной машины, в коей лучшие юноши некогда видели способ спасения падших женщин. И не порки — это не comme il faut. А публичного порицания.

При этом — вот диво! — адресует он его российской аудитории.

А ей — не привыкать. И легко разглядеть в озабоченном наставнике прохвоста, чающего увлечь девицу в мезонин и попользоваться, либо — испуганного консерватора, коему все новое порочно.

Какие только знаки «заката» он с испугу не вменяет Европе: и всевластие бюрократии, и увлечение регулированием, и забвение христианских основ бытия, и разгул постмодернизма, мультикультурализма и толерантности, и особое внимание к беднякам и гостям из Африки и Азии.

Он так видит. А если сменить оптику? И в выдуманных «пороках» толерантности и внимания к бедным узреть благо? А в бюрократии — изъян, доступный коррекции?

Европа не раз «переваривала» идеи, пришедшие извне. Переварит и инъекции мигрирующих культур. Сокращала она и власть центральной бюрократии в пользу региональной и коммунальной. Снижала долю планирования в пользу конкуренции.

уважение человеческого достоинства, свободы, демократии, равенства; верховенство закона и прав человека, включая права меньшинств; плюрализм, отказ от дискриминации, терпимость, справедливость, солидарность, равенство мужчин и женщин.

Назойливый акцент на пороках и «закатах» утомил российского читателя. Не пора ли толковать о добродетелях и перспективах? В том числе и общих.

Ведь и напуганные помнят, как еще недавно медиа, политики, военные и дипломаты обсуждали место России в НАТО и общеевропейском доме. И пользу, что даст ему их деловитость и умение использовать природные богатства.

Сейчас все иначе. Но сложно ли в свете тех проектов увидеть текущий конфликт временным недугом? Тяжелым, опасным, но излечимым отклонением от нормы?

В проекте доклада Комитета по международным отношениям Европарламента говорится о создании в России демократического общества, признании результатов честных выборов, соблюдении прав и свобод граждан, отказе от агрессии и конвертации пропаганды в просвещение. Неужели — зря?

— А это все возможно? — спросит напуганный.

Версия ответа: это — вопрос проектирования. Стратегии. Умения превращать эмоцию протеста в энергию принятия решений и ответственности.