Недавно Анатолий Кузичев, человек художественный, перешел от прозы к стихам. В программе «Время покажет», где он давно служит верой и правдой, прозвучали знаменательные строки: «Будь готов! Всегда готов, как Боширов и Петров».
В нехитром стишке — главный смысл великого стояния в телестудиях. Ведь не просто так одни и те же люди годами топчутся вокруг своих насестов.
Они редактируют важные события в момент их свершения. История с опальным Протасевичем, которого белорусские умельцы нашли вместо предполагаемой бомбы в самолете, показывает этот перпетуум мобиле в действии.
Сюжет пьесы, который нынче дают в телевизоре, легко покоряет новые вершины абсурда. Уже весь мир вопит о происшествии с самолетом, и только Кремль хранит молчание. За него говорят государевы уста. Первой вступает Мария Захарова. Она привычно отрабатывает тему двойных стандартов (у них) и неуклонного следования международным нормам (у нас, включая Белоруссию). Мир в очередной раз содрогается от российской транскрипции данных норм, но МИД лучше знает, что правильно. Сергей Лавров призывает не спешить с выводами. Однако идеологический спецназ спешит, боится опоздать.
Все эти замечательные люди — публицисты ленинской школы. Они способны убедительно отстаивать противоположные точки зрения. Что и произошло в истории с Протасевичем. Ежедневные стояния длятся часов по двенадцать. Примерно столько же раз меняется направление ветра.
Главная задача коллективного разума: вытеснение из электоральных мозжечков конкретного события путем стенаний о тотальной русофобии.
У всех каналов общая канва, но разные методы.
Пропагандистские амплуа жестко расписаны. Тот же Кузичев представляет лирическую струю агитпропа: он в меру добродушно описывает сюжет, отклоняясь на детали. Далее в игру вступают жесткие радикалы Скабеева с Поповым. Каждое их слово звучит приговором. Когда «60 минут» истекают, на авансцену выдвигается Шейнин. Его амплуа — самое увлекательное: он упорно играет в объективность, как бы наследуя любимый принцип Виктора Шкловского: моя специальность — не понимать. Правда, Шейнин не понимает исключительно тех, кто с ним не согласен. Отдельная ветвь пропаганды — Норкин с его даром забалтывания всего на свете до состояния анекдота. И, наконец, в полночь с небес спускается верховное божество, Соловьев. Он материализует истину в последней инстанции. Так формируется общественное мнение. Каковое (примерно с 1937 года) должно непременно совпадать с мнением государственным.
Сложности в том, что и последнее в высшей степени переменчиво. По ходу пьесы сюжет колеблется. Только хор приступает к основной арии о русофобии вкупе с двойными стандартами, как первой от курса отклоняется Скабеева. Не для того в Минске сажали самолет, вдруг заявляет она, чтобы отдать террориста Протасевича европейцам. Студия удивленно затихает. В воздухе повис невысказанный вопрос — так что, спецоперация белорусских силовиков? Только что вроде бы так сильно поддерживали братьев во всех их начинаниях, но вдруг — разворот. Скабеева занервничала и тихо спросила застывших единомышленников: а разве Лукашенко признал Крым российским?
Следите за рукой. Через несколько часов этот мотив станет главным в телевизоре. Еще вчера Соловьев в компании Симоньян пел гимны Лукашенко, восхищаясь его непревзойденным «мастер-классом» по пленению врага режима Протасевича. Решительная Марго расставляла акценты, словно сваи заколачивала: «Мы можем ответить — это единственное условие нашего существования. Мы вежливые люди, но наш «Тополь-М» стоит на запасном пути». А уже сегодня зазвучали новые песни.
Нет, куртуазничает Соловьев, Лукашенко мы, конечно, поддерживаем. Он перешел в режим войны, он загнан в угол, он в сложном психологическом состоянии.
Его утешает по телемосту из Минска Вадим Гигин. Что вы, настаивает крайне оптимистичный политолог, Лукашенко сейчас переживает вторую молодость, у нас в Минске наблюдается невиданная консолидация патриотических сил. Мы надеемся на союз с братской Россией. А что насчет Крыма? — вкрадчиво спросил Соловьев. Ответа не последовало.
Перемену сюжета по ходу пьесы окончательно закрепил Захар Прилепин. С простодушием, вообще-то не свойственным писателям, он озвучивает кардинальное: прошу у Евросоюза больше санкций для Белоруссии. Тогда Лукашенко, наконец, объединится с нами. Он ведь остался один, за спиной у него только добрая могучая Россия.
В этом самом месте неуловимая симфония бреда стала обретать единую мелодию. Кажется, добрая могучая Россия осознала: очередной партизанский эпос придется оплачивать именно ей. Что же остается в сухом остатке, если смотреть на этот остаток сквозь призму агитпропа? ХАМАС отказался от высокой чести инициатора провокации. Несчастный Протасевич уже кается в грехах на видео, выполненном в лучшей кадыровской стилистике. Гражданская жена Протасевича вообще рассосалась на просторах Белоруссии. Ни один вопрос не получил ответа. Все это, впрочем, уже не имеет особого значения. Важно только одно: Лукашенко едет к Путину. Сбудется ли мечта Прилепина? Узнаем в конце недели. Пока достаточно и нашего знания о пришествии второй молодости Александра Григорьевича. Она дорого стоит, но мы за ценой не постоим.
