Мне думается, важно, что в серии «Жизнь замечательных людей» вышла книга о создателе Европейского университета в Санкт-Петербурге именно в тот момент, когда идеологическое давление в государственных вузах достигло максимума, когда даже из Высшей школы экономики увольняют свободомыслящих преподавателей и когда новый закон о просветительской деятельности ставит преграды на пути распространения знаний вне университетских стен. На этом фоне представляется парадоксом сохранение горстки университетов, чтущих традиции университетских свобод.
Европейский университет в Санкт-Петербурге, как известно, дважды пытались прикрыть, но он чудом еще держится. А вот то, что он появился на свет в первой половине 1990-х, чудом не является. Этот университет в большей степени, чем любой другой, плод долгой жизни и деятельности одного человека — Бориса Максимовича Фирсова. А значит,
чтобы понять, почему в путинской России сохраняется островок свободы, стоит прочесть книгу журналиста Валерия Выжутовича «Борис Фирсов».
Сразу замечу, что главы, непосредственно посвященные созданию университета, выглядят слабовато — слишком много опубликованных документов и слишком мало осмысленного авторского текста, мало попыток понять ту интеллектуальную среду, в которой рождался университет. Но это не страшно. Думаю, понимание личности Бориса Фирсова значит в данном случае больше, чем даже понимание этой среды. Так же как Шанинка (Московская высшая школа социальных и экономических наук), Европейский университет мог бы появиться на свет с совершенно иным составом преподавателей, но без Бориса Фирсова в Санкт-Петербурге, так же как без Теодора Шанина в Москве, ничего бы не возникло.
Книга Выжутовича позволяет прекрасно понять, что за человек Борис Максимович. Даже для меня, знакомого с ним много лет и читавшего все его книги, томик, вышедший в ЖЗЛ, был открытием. Я знал, конечно, общую канву жизни Фирсова, сам пару раз писал о нем, но понимание требует деталей. И Выжутович нам их показал.
Вот, например, замечательная история про то, как группа социологов во главе с Фирсовым исследовала ленинградскую театральную среду 1970-х. Легендарный Рубен Агамирзян, главный режиссер Комиссаржевки, сыронизировал: «Сколько вы взяли с ВТО за ваш опрос? Я бы вам за трёху все это рассказал. Но Фирсов возразил: «А ну, расскажи, как ты представляешь себе свою аудиторию? Тот говорит: «У нас такие-то и такие-то категории зрителей». — «Ни фига подобного». Фирсов открыл соответствующую страницу отчета об исследовании и зачитал, какая на самом деле была аудитория у театра имени Комиссаржевской.
Это, впрочем, забавная история, без которой жизненный путь Фирсова вполне можно представить. Однако его невозможно представить без удивительного сплетения фирсовского стремления к знаниям и свободомыслию с номенклатурной биографией главного героя, побывавшего в советское время и комсомольским вожаком, и секретарем райкома партии, и директором ленинградской студии телевидения. Карьера молодого Фирсова была на рубеже 1950–1960-х, пожалуй, ярче даже, чем у Михаила Сергеевича Горбачева. Можно догадаться, кем стал бы Борис Максимович, если бы остался в номенклатурных рядах. Но он променял карьеру на свободу и возможность обретать знания. Сначала о телевидении, которое очень любил, а затем и об обществе в целом, которым заинтересовался, став профессиональным социологом и защитив две диссертации. Думается, именно сочетание административных талантов и номенклатурного опыта со стремлением к знаниям и свободе создало Европейский университет в Санкт-Петербурге. Ни кабинетный ученый, ни ярый диссидент, ни «красный директор» не смогли бы создать ничего подобного.
И наверное, не смог бы создать ничего подобного человек, который не ошибался. Фирсов выучился не только на чужом опыте, но и на собственных ошибках тому, как надо строить отношения с людьми. В беседах с Выжутовичем он не скрыл проколов, которые у него были в номенклатурные времена. Все это вошло в книгу. Биография Фирсова — не панегирик, а исследование личности человека, позволяющее читателю глубже понять не только особенности формирования нестандартного университета, но и жизнь целого поколения шестидесятников. Ведь Фирсов — яркий шестидесятник, в биографии которого отразились многие поколенческие черты.
Совсем скоро Борису Максимовичу исполнится 92 года. Он, к сожалению, уже не появляется в университете, но продолжает работать над очередной книгой — социологическим исследованием советского театра, который представлял собой, возможно, самое интересное явление позднего СССР. А я лично мечтаю, чтобы Фирсов превратил в книгу еще и тот доклад о дряхлении брежневского режима, который он сделал пять лет назад на семинаре Центра исследований модернизации.
