— Учителей в российских школах вообще как-то готовят к подобным ситуациям? Ведь это не первое нападение. В 2014 году в Москве 11-классник застрелил учителя географии и двух полицейских, взяв в заложники целый класс. В 2018-м — трагедия в Керченском колледже.

— Учителей не готовят к такому. В своем открытом занятии на конкурсе «Учитель года» я, кстати, разбирал со школьниками этот кейс на внеклассном занятии. Инструкций на этот счет нет.

— Ваша версия — почему это происходит?

— Отчуждение. Отчуждение ребят от общества, буллинг (травля. — Е.Р.), непонимание, невозможность реализоваться, отсутствие психологической поддержки. Можно ли это исключить? Вряд ли. Психически неуравновешенные люди есть и будут всегда. Можно лишь минимизировать этот фактор, если реализовать настоящую, качественную службу психологической поддержки молодых.

— Педагогика — наука. Вы получаете специализированные навыки. Неужели нельзя распознавать таких детей?

— Педагог может обратить внимание на некоторые особенности в поведении ребенка, и этому нас учат. Мы заполняем анкеты, указываем группы риска, психологи потом работают с такими ребятами. Выясняют, не находятся ли они в сложной жизненной ситуации, нет ли у них склонности к суициду. Я говорил об этом психологу, и она аккуратно могла провести такую работу. Но для чего тогда принимались все эти «пакеты Яровой»? Разве не для того, чтобы выявлять подобные случаи? Думаю, если бы он (казанский убийца. — Е.Р.) написал, что идет на митинг Навального, ему и дойти бы до него не дали. По поводу буллинга. В российских школах недостаточная работа ведется, преподаватели не замечают буллинга и того, что вокруг них происходит.

— Учителя говорят: «Мы даем знание, воспитывают пусть родители». Как родителям, у которых нет педагогического или психологического образования, распознать в поведении ребенка опасные предпосылки? Где грань между «трудным подростком» и «потенциальным убийцей»?

— Психологи считают такой гранью резкое изменение поведения. Да, подростковый возраст — это сплошные изменения, человек становится самостоятельным. Но есть такие резкие изменения, заметить которые могут только близкие. Поэтому так важно, чтобы у родителей с детьми сохранялись доверительные отношения. Тогда проще.

— Запреты на политическую активность в школах, аресты, уголовные дела на школьников — как это отражается на молодых?

— В нашем обществе детей за людей не считают, тем самым показывая, что дети — недочеловеки, которые не должны выражать свое мнение и не могут иметь собственное суждение о чем-либо. Дети, в свою очередь, понимают, что взрослые ими не интересуются.

— Банально: во всем виноваты взрослые.

— Кончено, взрослые. Мы же субъект, который несет ответственность. Мы создаем общество, в котором живут эти дети.

— Хорошо. Но что можно сделать прямо сейчас?

— Педагогам неплохо было бы знать, что делать в таких случаях. Возможно, правильнее запереть дверь, а не пытаться эвакуироваться. Отдельный вопрос — охрана школ, на которую зачастую с родителей собирают деньги. В некоторых школах за эти деньги нанимают частные охранные предприятия. А в других — сидит вахтерша. Возможно, надо установить какие-то общие правила. Те же «пакеты Яровой» принимали как раз для предотвращения таких ситуаций. И как это все сейчас используется? Сотрудники Центра «Э» сидят и мониторят, кто из школьников поддерживает Навального? Может, пора заняться поиском реальных отморозков?

— Нет опасений, что из-за судорожных действий властей усилится давление на молодых и они начнут быстрее радикализироваться?

— Я не жду радикализации. Общество и культура на это не настроены. Я опасаюсь, что позиция власти, как всегда, — «все запретить». Их действия никогда не отличались стратегической тонкостью. Все будет, скорее всего, грубо и поверхностно. И никого не спасет.