В центре Красноярска, на углу улиц Ленина и Вейнбаума, стоит неколебимым утесом черный от времени шестистенок-развалюха — дом Потехина, образец городской усадьбы. Пилястры, в резном декоре запечатлены народные обереги — сотни куриных лап и диагональные кресты. В 1881 году с сеновала отсюда начался пожар, когда сгорела половина Красноярска, — сам же дом Потехина уцелел. Горел и в нашем веке — земля под ним золотая, самое «центровое» место, вот и поджигали. Ничего твердыню не берет. И не возьмет — здесь жил свт. Лука. Ссыльный епископ Лука, хирург, профессор Валентин Войно-Ясенецкий (1877–1961).

Здесь его, монаха и изгоя, селят во время войны, назначая консультантом госпиталей края и главным хирургом крупнейшего эвакогоспиталя № 1515 (на тысячу коек). Инспектор всех эвакогоспиталей СССР профессор Николай Приоров (внук священника и будущий академик) говорил, что ни в одном из госпиталей не видел таких блестящих результатов лечения инфицированных ранений суставов. С конца 1942-го епископу Луке, «не отрывая его от работы», поручают и управление Красноярской епархией. 4–5 сложных операций в день, лекции городским хирургам и первым студентам нового мединститута (позже ему присвоят его имя), образованного из эвакуированных ленинградских медвузов, проповеди в единственной церкви. В Красноярске он завершает религиозный трактат «Дух, душа и тело», а также «Очерки гнойной хирургии» (и получает за последние в 1946-м Сталинскую премию, отдав сразу 130 тыс. из 200 сиротам, остальное раздал прихожанам и обеспечил насущным своих родных детей). И — дважды в неделю ходит в милицию отмечаться.

Владыка Лука причислен к лику святых.

Воинам (так он называл солдат) Ва­лентин Феликсович излечивал раны еще в Русско-японскую и Первую мировую. До 1917-го — земские больницы. Из воспоминаний свт. Луки: «Когда все мы получили дипломы, товарищи по курсу спросили меня, чем я намерен заняться. Когда я ответил, что намерен быть земским врачом, они с широко открытыми глазами сказали: «Как, вы будете земским врачом?! Ведь вы ученый по призванию!» Я был обижен тем, что они меня совсем не понимают, ибо я изучал медицину с исключительной целью быть всю жизнь деревенским, мужицким врачом, помогать бедным людям». Потом главврач Ташкентской горбольницы. Там же первые аресты — в 1919-м, затем в 23-м и этап в Бутырку. Оттуда — в первую красноярскую ссылку (1923–1926). Далее арест в 1930-м, ссылка на три года в Котлас и Архангельск. Четвертый арест — в 1937-м, «шпионаж в пользу Ватикана». Ему уже 60 лет, 13 суток его пытают «конвейером» (допрашиваемому не дают спать — чекисты сменяют друг друга). И — вторая красноярская ссылка, на 5 лет.

Вот одна из многих историй спасения. Рассказывает Тамара Ильина, библиотекарь Енисейского краеведческого музея (сейчас вышла на пенсию):

— Пациентом святителя был и Арка­дий Кочнев, он долго и тяжело болел — остеомиелит (гнойное воспаление костного вещества) правой руки. Никто из енисейских врачей не смог вылечить мальчика. И тогда мама, Александра Георгиевна, посадила маленького Аркашу на санки и отвезла к попу. Епископ Лука сделал ребенку операцию и тем самым спас ему руку.

Прошли годы. Мальчик вырос. В годы Великой Отечественной Аркадия призвали на фронт. Из воспоминаний его дочери Ирины Кочневой, живущей сейчас в Красноярске и приславшей в музей воспоминания: «Мой отец воевал на Курской дуге. Спасая друга, получил тяжелое сквозное ранение правой половины грудной клетки с повреждением печени». Кто-то из друзей укрыл его офицерской шинелью, бой продолжался. Похоронная бригада нашла его еле живого только ночью.

После операции был поезд, раненых эвакуировали в Иркутск. Сестра Тамара Павловна, узнав о случившемся с братом, успела приехать в Красноярск и снять Аркадия с поезда. В бессознательном состоянии, с высокой температурой его доставили в госпиталь № 1515, где оперировал и консультировал архиепископ Лука.

Из рассказа Аркадия Павловича: «Очнулся я, глаза открыл, а надо мной Бог склонился, смотрит на меня и говорит: «Молодой человек, а что это у вас за шрам на руке?» Тут я в себя пришел, отвечаю: «Это мне в детстве поп операцию сделал от остеомиелита». Улыбнулся владыка и говорит: «Узнаю свою работу». Когда владыка Лука шел по палате, то, казалось, идет большая черная гора, потому что ходил он всегда в рясе. С ранеными шутил, улыбался».

Аркадий тогда, в 1943-м, поправился. Закончил технический вуз, работал инженером. Тяжесть ран и жизни все же сказалась — ушел из нее он рано.

Но не в детстве, и не в начале молодости, и жизнь сложилась насыщенной, не больничной — это всё «удивительные встречи моего папы с владыкой Лукой, а для нас он уже святитель Лука», — пишет Ирина Аркадьевна Кочнева. Она собрала воспоминания близких, родных, друзей, записала и прислала в Енисейский музей.

Врач В.Н. Зиновьева, коллега свт. Луки по госпиталю 1515, говорила, что учил он не только резать и шить, но и «человеческой хирургии». С каждым проходящим через его руки раненым вступал как бы в личные отношения. Помнил каждого в лицо, знал фамилию, держал в памяти все подробности операции и послеоперационного периода. Доктор В.А. Суходольская: «Если раненый умирал, то Войно страдал не только от индивидуальной гибели («невинные смерти» — говорил он), но ощущал смерть как общенародную потерю. Беда эта глубоко его волновала. […] Мы, молодые хирурги, к началу войны мало что умели. На Войно смотрели как на Бога. Он многому научил нас. Остеомиелиты, кроме него, никто оперировать не мог. А гнойных ведь было — тьма!»

К тому времени, когда санитарные поезда добирались до берегов Енисея, раны успевали нагноиться, костные ранения оборачивались запущенными остеомиелитами. «В школе № 10 сосредоточены наиболее тяжелые ранбольные с осложненными переломами, с поражениями суставов и периферической нервной системы». Всего в крае за все годы войны — 60 госпиталей, в 1942-м — 46 на 19 тыс. коек. Доктор Р.А. Браницкая: «В операционной Войно работал спокойно, говорил с персоналом тихо, ровно, корректно. Сестры и ассистенты никогда не нервничали на его операциях. Ткани шил он красивым швом — настоящая белошвейка. И швы его быстро зарастали».

В дом Потехина свт. Лука переселяется только в середине 1942-го, а до этого живет в школе, в сырой и холодной дворницкой. Подкармливали его госпитальные санитарки — об этом рассказано у Поповского (он встречался со свт. Лукой, первым проехал по местам его ссылок, ему передали семейный архив писем). Прошло больше полугода, прежде чем заведующая крайздравом Екатерина Астафьева распорядилась кормить профессора с общей кухни — она сама заглянула к нему в каморку. И прислала своего зама наладить Луке быт. Тот на все расспросы, в чем нуждается, попросил шнурки для ботинок — старые совсем изорвались. Шнурки тут же изыскали.

Однако начмед госпиталя № 1515 Н.А. Бранчевская (до этого главврач городского роддома № 1, потом, после работы с Лукой, с начала 1943-го на фронте; годы жизни: 1910–2013) отрицала, что епископа первые полгода в госпитале не ставили на довольствие. Отрицала и иконы в операционной и палатах — хотя, конечно, без молитв он не жил и дел без благословения не делал.

Судя по всему, пересмотреть отношение к ведхирургу (ведущему хирургу) местное начальство заставляют фронтовики. Вот первые обнадеживающие известия — из письма сыну 5 июля 1942-го: «Вчера получил четыре букета цветов от больных командиров… Командиры вызвали директора обувной фабрики и заказали мне сделать ботинки по мерке и достать резиновые сапоги для операций. Заказали также две смены белья, два полотенца, носовые платки. С первого июля живу в новой квартире…»

Красноярск и большинство городов края всегда были «красными» и гуманностью к з/к и ссыльным никогда не славились. Епископ Лука был исключением — от недоверия и подозрительности всякий раз доходило до обожествления, и детальную память об этом сохраняют во многих музеях, школах, церквях, больницах. Как он мог целыми днями возиться с хворыми и грязными деревенскими детьми, как его популярность раздражала власти. Как однажды в Енисейске его вызвали в ГПУ: едва он, как всегда в рясе и с крестом, переступил порог кабинета, чекист заорал: «Кто это вам позволил заниматься практикой?». Лука ответил:

…Что в юности загадывал Войно-Ясенецкий — так и прожил, работая земским врачом в самых глубинах народа — в Чите, Енисейске, Туруханске, на Ангаре, в Туркестане. Сегодня следовать его идеалам, жалеть и лечить этот народ пытается целый поезд, названный «Святитель Лука». Передвижная больница — состав из переоборудованных немецких вагонов — 14 лет ходит до самых отдаленных станций Красноярского края, Хакасии, Кузбасса. Раньше в эту глушь с такой регулярностью только БЖРК заходили — боевые железнодорожные ракетные комплексы, четыре поезда (четыре полка) со стратегическими ракетами 36-й дивизии. «Святитель Лука» с красными крестами на вагонах принял уже сотни тысяч пациентов, съезжающихся из глухих деревень. Только что завершился очередной апрельский двухнедельный рейс, семь станций пройдено.

* * *

Застройщики, пригласив экспертов из Иркутска, пролоббировали исключение дома Потехина из Перечня объектов культурного наследия, однако красноярские архитекторы-реставраторы Евгений и Екатерина Гевель настояли на повторной экспертизе и возврате дома в охранный реестр. Проблема, что собственница дома и земли под ним — в Австралии и тоже хотела бы избавиться от развалюхи, чтобы продать землю. Суды пока ни к чему не привели.

Дом вроде и разваливается, но все же стоит, ничего его не берет.