Мы недооцениваем нашу власть. Кроме укрепления авторитета Родины в сопредельных странах, кроме миролюбивой политики на украинском направлении, она успевает заниматься и внутренними делами. Буквально в последние дни с привлечением высоких технологий — камер видеонаблюдения с функцией распознавания образа — опробован новый метод борьбы со смутьянами, которые возомнили, что могут ходить по своим городам где заблагорассудится.

Акция 21 апреля прошла в Москве в относительно «вегетарианском» варианте. Задержали «всего» пару десятков граждан, да еще и не избили никого — фантастический контраст с белорусским по размаху беспределом в Питере. Зато за прошедшие после этого несколько дней в одной только столице полицией именно за участие в этой акции было задержано от 100 до 200 человек. Знаю об этом не из СМИ — меня тоже задержали.

Все происходило по одной схеме: явление полиции, доставка в участок, предъявление видео, где ты на одной из центральных улиц как раз в момент акции. «Это вы?» — «Я!» — «Стало быть, участник». Дальше ожидание — полиция и Центр «Э» ищут, нельзя ли тебе предъявить не просто участие, но и призывы и организацию? Потом протокол. Дальше, как я сейчас, ждешь суда и пытаешься осознать вину и исправиться. У меня с осознанием вины плохо — не осознаю и не раскаиваюсь! На путь исправления не встал.

Это было краткое описание новых практик. Но я психолог, а это не только профессия, но и мироощущение. Мы всегда пытаемся понять, зачем делается то, что делается? Мы не ограничиваемся популярными констатациями глупости или жестокости наших оппонентов, для нас важно, каковы мотивы, каких целей эти люди пытаются достичь?

Во-первых, раньше, если ты не попал в автозак или не столкнулся с гвардейцем с запотевшим забралом, ты после акции шел домой, понимая, что на это раз пронесло. Этот удачный исход, кстати, укреплял твою готовность выходить еще. Теперь же они говорят ВСЕМ побывавшим на акции или даже проходившим мимо: «Ждите нас! Срок давности год, а значит, мы можем прийти к вам в любой день. Мы можем постучать к вам в дверь и завтра, и через полгода. И то, что мы еще не пришли, не означает, что мы вас не зафиксировали и не придем, — мы придем, когда нам это будет удобно. Например, когда вы скажете что-то, что нам не понравится. Или петицию какую подпишите. В организацию неправильную вступите или деньги ей переведете. Или накануне защиты диссертации — мы найдем время. Ну а если вы еще пару раз выйдете, то мы вам пришьем неоднократные нарушения, а за это у нас уже по тюрьмам сидят. И вы сядете!»

Им мало пугать мирных безоружных людей шеренгами закованных в латы карателей. Они хотят, чтобы люди боялись всегда.

Во-вторых, при новой технологии им удобнее разговаривать с задержанными. Площадь формирует чувство МЫ, а значит, и бесстрашие. На миру и смерть красна, не то что задержание. Тебя ведут к автозаку под крики «Позор!», а там, в автозаке, а потом и в отделении, все свои. Под стенами полиции десятки людей, которые, когда тебя наконец выпустят, встретят тебя аплодисментами. Все это, по себе знаю, придает мужества. И нет у задержанных ни страха, ни растерянности. А вот если тебя привезли одного, да ты еще и в первый раз в полиции (для половины участников январских акций это был первый опыт), не знаешь своих прав, не позаботился о телефоне адвоката, то ты остаешься с ними один на один. И кто-то сломается, испугается и подпишет то, что им надо.

В-третьих, есть у полиции и еще одна замечательная возможность. Мне, например, доверительно предложили написать, что не участвовал, мол, я ни в чем, просто шел. А они тогда отпустят, никакого протокола не будет, всем хорошо. Я, разумеется, их любезностью не воспользовался. Они ведь потом этот отказ опубликуют.

В общем, это разумная технология. Не вижу, чтобы эти умные камеры помогали борьбе с бандитами и насильниками — МВД об этом не рапортует, а вот в борьбе с нами они уже работают. Для того и сделаны, полагаю.

Долгосрочная задача тоже понятна. Надо снизить число протестующих. Думаю, эта задача будет решена: часть даже очень смелых людей, готовых рисковать прямым и публичным столкновением с «космонавтами», не сможет год жить под дамокловым мечом. Товарищи, придумавшие и реализовавшие этот новый подход, который, кстати, вполне можно сочетать со старым — с разгонами и избиениями, — вполне могут рассчитывать на ордена и новые звездочки.

То, что они стремятся обескровить протест точечными репрессиями против лидеров и предотвращением выхода людей на улицы, понятно и с точки зрения их интересов обоснованно. Каждая протестная акция формирует у оппозиционного сегмента общества не только ощущение собственной правоты — оно и так есть, но и понимание того, что недовольных — нас! — много, что мы не маргиналы, а, действительно, как раньше говорили, передовой отряд, что будущее за нами. Не могут они допускать манифестаций, потому и звереют.

Нынешнее руководство, не оставляя людям никаких возможностей для мирного протеста, уничтожая легальную политику, само готовит отряды будущих революционеров. Мирных людей, верящих в слово, в просвещение (которое тоже запрещают), стремящихся к диалогу, не заходящих в своих планах дальше ненасильственного гражданского неповиновения, власть буквально толкает на баррикады. И для кого-то во власти это не побочный результат, а цель. Кровь и взрывы, ими же спровоцированные, дадут возможность, отбросив всякую словесную шелуху, разговаривать с населением так, как они давно хотят.

Я много лет принимаю участие в протестных акциях, особенно стараюсь не пропускать те, которые начальство называет несанкционированными: хочу «быть с моим народом», с лучшей его частью. И я свидетельствую, что нет среди тех, кто туда выходит, желающих насилия. Да, МЫ не приемлем нынешних порядков, МЫ хотим перемен в стране, но перемен мирных. МЫ не считаем врагами сограждан, думающих иначе, МЫ хотим свободы не только для себя, но и для всех. А ОНИ, развязывающие террор против всех несогласных, хотят обострения. ОНИ натравливают людей друг на друга, ОНИ создают современные аналоги «Черной сотни», ОНИ надеются, что от отчаяния люди пойдут на крайние меры.

Война со своим народом представляется им спасением.