— «Собачье сердце» — выбор неожиданный. На первый взгляд — не самый оперный сюжет? И кто, кстати, писал либретто?

— Сюжет самый что ни на есть оперный. Известно, что

Вместо идиллической концовки, когда неуправляемый плебей возвращается в свое прежнее состояние, опера заканчивается нашествием клонов Шариковых, готовых пожрать весь наш мир. Хор этих Шариковых поёт, используя 16 мегафонов! Без оркестра. Первый раз я думал, что театр рухнет.

— Как возникла сама идея написать эту оперу?

— Это был заказ Голландской национальной оперы. В Голландии оперу ценят, о спектакле разговоры пошли по всему городу, аж в магазинах обсуждали… Потом были премьеры в Лондоне, Милане, Лионе. Снова Амстердам, встреча с принцессой Беатрикс.

Во Франции опера получила приз «Лучшего спектакля за 2014 год», а я — приз Antoine Livio.

Автор либретто —Чезаре Маццонис, известный итальянский музыкальный деятель, в свое время один из руководителей Ла Скала, а также RAI. Большой знаток и ценитель Булгакова. Он дал мне полную свободу в использовании либретто, я по ходу дела вносил туда необходимые изменения.

— Триумфальная премьера, интерес во всем мире, когда возникло то самое роковое авторское право, помешавшее продвигать интерес к нашему классику? Ведь он умер больше семи десятков лет назад…

—Так думал и я, и даже мое издательство в Гамбурге, совершенно не желавшие это право нарушать. Опера написана в 2010 году — прошло как раз 70 лет, как нам казалось, положенных после смерти. На самом деле тут вступает в силу роковой закон об opus postmortem. А именно —

если считать Ymca Press первой публикацией. В России же это вообще 1987, кажется, год. Согласен, издательство Сикорски просмотрело закон opus postmortem, но нет ошибки, которую нельзя исправить при доброй воли с обеих сторон. Наследник категорически отказался встречаться с издательством, чтобы исправить недоразумение и заключить договор.

Сложность этого закона, на котором я уже сам собаку съел, извините за каламбур, в том, что в разных странах он действует по-разному. К счастью, в Голландии или Италии повесть Булгакова уже на свободе. Самые же тяжелые случаи — США и Россия. Здесь «Собачье сердце» защищено аж на 95 лет с момента первой публикации. Вот и посчитайте. Как мне пришлось пошутить в одном интервью: «Сначала «Собачье сердце» было запрещено идеологически, теперь — экономически!».

— Что конкретно не устраивает наследника? Кажется, внук Елены Сергеевны Булгаковой, там много сделавшей для памяти своего мужа, должен был бы продолжать ее дело?

— Мой опыт общения с Шиловским говорит о том, что у него другой очевидный интерес — деньги. В 2015 году Метрополитен-опера запланировала большую серию спектаклей «Собачьего сердца». Мне известно, какую сумму театр предложил наследнику за лицензию. Поверьте, она была огромной. Знаю, что никогда таких сумм наследникам не предлагалось! И ведь это только за лицензию, не считая гигантских авторских отчислений. Говорю «гигантских», учитывая систему показа спектаклей через кинозалы Европы, которую практикует МЕТ. Но наш наследник запросил больше. Естественно, его, мягко выражаясь, послали. Сколько часов, дней, я провел в парижском кабинете моего адвоката, мэтра Андре Шмидта! Мог бы за это время новую оперу написать. Шмидт доказывал Шиловскому, что он бы мог удвоить сумму, им испрашиваемую, за счет авторских отчислений. Вотще! Проиграли все — и наследник, и авторы, и зрители.

2017 год. Амстердам. Записан коммерческий dvd-диск с оперой.

Наследник тут как тут — запрещает его выпуск. Он теперь требует сумму еще более сумасшедшую. Существует некий документ, не подлежащий печати, в котором наш герой декларирует:

— Хочется понять, какими соображениями наследник руководствуется. У вас есть предположения?

— Вот почему — сам постоянно размышляю. Ситуация настолько сложна, что адвокаты зачастую просто не хотят рисковать — поставить свою подпись, разрешающую спектакль, если это им чем-то может угрожать, как в Нью-Йорке в свое время. Я сразу сказал про деньги как главный аргумент. Все это прокручивалось у меня в голове много месяцев, даже обсуждал с Ириной Антоновной Шостакович, оказавшей мне огромную моральную поддержку. Бесконечно ей благодарен. Так вот, всё может оказаться сложнее. Спектр моих подозрений постепенно расширился.

Может, это какая-то форма Эдипова комплекса? Месть писателю за отставленного Еленой Сергеевной дедушку-генерала? Или синдром Герострата? Вот, дескать, какой я крутой! Мариинку и МЕТ провалил! А может, имела место быть рекомендация внемузыкального порядка — не поддерживать такой горячий сюжет?

— Вообще-то Булгакова у нас любят все, вплоть до начальства. Российские театры наверняка сразу же заинтересовалисьоперой?

— Да, первым здесь был Валерий Гергиев и Мариинский театр. В 2011 году он планировал ряд спектаклей в Петербурге. Но и этот проект постигла та же печальная участь… Пару лет назад ко мне обратилась администрация Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. Я был, разумеется, «за», но ни до одного письменного документа дело не дошло, хотя говорили, что, вроде, есть какая-то договоренность с наследником. Дело ограничилось противоречивой телефонной трепотней. Было еще несколько театров меньшего калибра. Но все они как появлялись, так и исчезали. Последним по времени стал запрос из Минска. Я дал совет пообщаться с наследником. Дама исчезла навсегда.

— С другими историями подобного рода приходилось сталкиваться или слышать от коллег?

— Нет, ни от кого никогда не слышал ничего подобного. И не только я! Ни в Амстердаме, ни в Нью-Йорке с таким не сталкивались. Кстати, немаловажно. Наш наследник не видел ни одного спектакля. Его приглашал, например, Амстердам в связи с планирующимся выходом dvd. Нет! Ответ один: «Утром деньги — вечером стулья». Принцесса Беатрикс на премьере, где я был удостоен беседы, задала мне вопрос: «Был ли кто-нибудь из российских официальных лиц на каком-либо из многочисленных спектаклей?». Я вынужден был ответить: «Увы, нет. Таких сведений я не имею».

— Есть шанс, что логика, ответственность и, наконец, любовь к литературе и памяти Булгакова возобладают?

— Шанс есть всегда. Но эта история с наследником очень скомпрометировала ситуацию. Во Франции, я слышал, не хотят больше с ним связываться. Логика, любовь, — все это отступает на второй план, когда имеешь дело с Шариковыми. Я же не профессор Преображенский, чтобы повернуть историю вспять.