Уже девятый год ветеран труда и инвалид 2-й группы Надежда Гуркина ведет борьбу за свою двухкомнатную квартиру в «брежневке» на юге Москвы. За эти годы она пережила все: от визитов слесарей с кувалдами, которые ломали в квартире дверь, до исчезновения и последующей смерти сына.
— Здесь я живу еще с советских времен, с 1974 года. — С Надеждой Сергеевной мы сидим на крохотной кухне, заставленной старой мебелью. — В 2009 году мы с сыном Борисом приватизировали ее: он стал стопроцентным собственником, а за мной сохранялось право пожизненного проживания. Неприятности начались в феврале 2012 года, когда на станции метро «Охотный ряд» у сына украли сумку, в которой лежали документы для получения жилищной субсидии.
Надежда Сергеевна отдельно проговаривает, почему они с сыном имели право на жилищную субсидию: она — инвалид, Борис работал в охранном предприятии. Семья малоимущая.
Гуркины собрали новый пакет документов, подали его в отдел жилищных субсидий и стали ждать рассмотрения заявки. В июне 2012-го им позвонили и сообщили, что заявка отклонена. Сотрудница отдела жилищных субсидий назвала и причину: «Квартира принадлежит другому человеку — гражданину Туркменистана Мердану Мятиеву».
— Сын тут же пошел в полицию, обратился в Росреестр, — рассказывает пенсионерка. — Добился запрета на совершение регистрационных действий с квартирой. И получил копию договора купли-продажи. Прочитав договор, мы заметили, что в нем были указаны неполные паспортные данные сына: не было сведений о дате выдачи паспорта. А также было указано, что паспорт выдан ОМВД «Орехово-Борисово», хотя такого подразделения не существует.
Более того, в договоре говорилось, что Борис продал Мердану Мятиеву квартиру всего за 1 миллион рублей! Хотя ее рыночная цена минимум 7,5 миллиона.
Борис Гуркин подал в полицию заявление о преступлении, подробно рассказав о похищении документов на станции «Охотный ряд» и о последовавшей «продаже» квартиры. Однако сотрудники ОМВД по району Орехово-Борисово Южное возбуждать дело отказались, сославшись на домовую книгу. «Согласно выписке из домовой книги, полученной в паспортном столе, собственником квартиры является Гуркин Б.А., также в квартире прописана его мать Гуркина Н.С.», — говорится в первом постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела. В приложенной выписке, правда, речи о праве собственности Гуркиных на квартиру не идет, лишь говорится, что они в ней проживают.
Портрет Бориса Гуркина. Фото из семейного архива
Это постановление полиции было отменено прокуратурой, как необоснованное, но затем последовал новый отказ в возбуждении уголовного дела. И вновь прокуратура его отменила. Этот межведомственный «футбол» продолжается все девять лет.
Борис Гуркинобратился в суд, требуя признать договор купли-продажи недействительным. И проиграл. Нагатинский районный суд Москвы отказал в удовлетворении его исковых требований. В своем решении судья Евгения Соколова указала: «Из копии регистрационного дела, представленного Управлением Росреестра по Москве, усматривается, что Гуркиным Б.А. и Мятиевым М.Х. лично представлены документы для регистрации перехода права собственности на спорную квартиру».
— При этом по какой-то причине суд не стал вызывать на заседание сотрудника, непосредственно регистрировавшего сделку. Не изучались и записи с камер видеонаблюдения, которые, как мы полагаем, были установлены в зале: на этих записях было бы видно, приходил Борис Гуркин на сделку или нет, — говорит представляющий интересы пенсионерки юрист Юрий Савельев.
Объяснить, почему суд не стал вызывать государственного регистратора (не оставившего, к слову, на штемпеле с регистрацией сделки ни имени, ни фамилии — ничего, кроме подписи) юрист не может: тогда у Гуркиной был другой защитник.
— Сам покупатель (Мердан Мятиев) ни на один из судов не приходил. Его представитель по доверенности Тамирлан Манатилов настаивал, что сделка была честной. Когда я стала спрашивать о стоимости квартиры, Манатилов продемонстрировал расписку, в которой говорилось, что Мятиев отдал моему сыну за квартиру не только прописанный в договоре миллион, но и пять миллионов рублей наличными. Причем сделал это почему-то 20 марта 2012 года, спустя месяц после заключения договора купли-продажи.
Суд постановил провести экспертизу подлинности расписки. Надежда Гуркина и ее сын также заказали независимую экспертизу. Результаты оказались диаметрально противоположными:
государственный эксперт пришел к выводу, что расписка подлинная, а эксперты АНО «Стандрат эксперт» — что подпись под распиской выполнена не Борисом Гуркиным.
— И вот тут, когда, по идее, нужно было запрашивать для исследования дополнительные образцы почерка, Борис пропал, — говорит Юрий Савельев.
В связи с пропажей Бориса Гуркина было заведено уголовное дело. Однако в скором времени оно было закрыто: мужчина нашелся, полиция предоставила матери его фото и показания, в которых он просил не искать его.
— Я добилась того, чтобы нам полицейские организовали встречу. На встречу Борис пришел не один, с ним был человек, которого сын называл Владимиром. Сын не хотел общаться. Я сказала: «Боря, пойдем домой». А он только ответил: «Мама, я сейчас не могу. Позже». Тот человек тоже не оставлял нас наедине. Они так и ушли. Больше я его живым не видела.
17 августа 2019 года Борис Гуркин умер от острой сердечной недостаточности. Его доставили в больницу без документов и в бессознательном состоянии.
— У нас есть на руках ответ миграционной службы на адвокатский запрос насчет гражданина Мятиева. Он постоянно проживает в США и в последний раз был в России в 2007 году. Но как же он мог в таком случае заключить договор купли-продажи в феврале 2012-го и участвовать в сделке лично? — спрашивает юрист Юрий Савельев. — Это вопрос к полиции, проводившей проверку. Для инициирования нового судебного разбирательства о признании договора недействительным нам нужно «вновь открывшееся существенное обстоятельство». Таковым могло бы стать уголовное дело о мошенничестве. Но пока полиция не спешит его возбуждать.
А через два месяца после смерти Бориса Гуркина у квартиры сменился собственник. Вместо Мердана Мятиева им стал житель Москвы Сергей Михайленко. На расспросы сотрудников полиции его представитель ответил, что Михайленко является простым инвестором и не намерен выселять пенсионерку.
— Но все же теперь это, по документам, не моя квартира, — говорит Надежда Гуркина. — И никто не хочет устанавливать все обстоятельства этой купли-продажи.
Я даже не знаю, с кем больше борюсь — с мошенниками или с правоохранительными органами.
За себя не боюсь, мне терять нечего. Все эти годы я просила полицию только об одном: «Верните мне сына!»
