Поэта и волонтера Немцова моста Алексея Михеева нашли в лесополосе на Преображенке. Ему было 42. Мне почему-то эта новость попалась на глаза спустя почти полгода после трагедии. Его друзья говорили о нем с искренней любовью и болью как о хорошем, интересном человеке и как о настоящем поэте.

Есть у него одно стихотворение, которое мне захотелось перечитать несколько раз, — мальчишески-дерзкое, пронизанное мощной и веселой энергетикой:

«Моя отважная протестница! С тобой в огне не нужен брод. Ты чаровница и кудесница… Толпа скандировала лозунги, похоже, видя в этом толк. Я, опьяненный вольным воздухом, забрался на фонарный столб. Я там орал, как невменяемый, — замолкну чуть, потом опять… И кто-то в сером одеянии меня решил оттуда снять… Пиная воздух, как удавленник, я оказался в ОВД, с отчаяньем присел на лавочку — и вижу синие глаза. Полет надежно обеспечивал, как два крыла, ресниц размах. …Когда клонилось время к вечеру, сидела здесь ты в двух шагах. Мой голос сел. С надрывной фистулой я произнес тебе: «Привет! Давай знакомиться». Ты прыснула… А дальше — что? Дела известные. Я сам тому теперь дивлюсь, что обезьянник с лавкой тесною роскошней стал, чем номер люкс. Смысл не сыскав в других занятиях, когда дрожал рассвет в окне, мы греться начали в объятиях — чем холоднее, тем плотней… Без протокола нас отправили опять на воздух городской. С тобой я обменялся вайбером, сказав — пока еще не вслух: ты восхитительней Навального и, может быть, Навальных двух…»

Мостовые

Есть достаточно много информации о том, как создавался и жил Немцов мост — стихийный народный мемориал, образовавшийся 27 февраля 2015 года, в день убийства Бориса Немцова, на месте его гибели — небольшом участке Большого Москворецкого моста в Москве. Десятки раз его разрушали работники Гормоста, и всякий раз он возрождался.

Волонтеры организовали непрерывное круглосуточное дежурство, оно продолжалось 6 лет, с перерывом из-за пандемии.

Гормост прекратил зачистку мемориала лишь после того, как 16 марта 2018 года на доме, где жил Борис Немцов, появилась мемориальная табличка. Он как бы стал признан официально важным общественным деятелем. Оставались только «Нодовцы» и «Сербы», постоянно нападавшие на мемориал. Но с ними волонтерам справиться было легче, чем с Гормостом. И только совсем недавно, 20 февраля, опять началось давление властей — за 7 дней до трагической даты убийства Немцова.

— Сейчас уже почти никого не осталось из тех, кто был на мосту с момента убийства Бориса Немцова, рассказывает волонтер Каринэ Старостина.

Но потом было надругательство над мемориалом, и вот тогда люди пришли и остались на ночь дежурить в первый раз. Так прошло почти 6 лет, но после перерыва, связанного с пандемией, восстановиться в полном объеме не получается. Работаем теперь в таком режиме: в воскресенье вечером все увозим — цветы, пластиковые вазы для них, свечи, портреты — и возвращаем с утра среды. У нас сейчас человек 25 в графике дежурств, нагрузка неравноценная, у всех разные обстоятельства — кто болеет, у кого работа.

Так сложилось, что из-за какой-то накладки я оказалась однажды на дежурстве ночью одна на мосту. Это было осенью 2016 года. Коллега по мосту Сергей Киреев рвал и метал, у него были какие-то дела, но он говорил, что сейчас все бросит и приедет, не может допустить, чтобы ночью человек оставался один на мосту. Это и правда было страшно. Ну тут на меня как будто с неба свалился Леша Михеев. Я видела его впервые, но он, сказав мне: «Привет!» — как-то сразу стал спрашивать о знакомых мне людях. Как поживает такой-то? А такой-то? И стало понятно, что человек свой. И он сказал, что пришел поддержать, что будет стоять здесь до утра, пока нас не сменят. Мы с ним отдежурили, было все спокойно. Он время от времени отходил, что-то записывал. Сказал, что пишет стихи. Дальше он стал все время появляться. Мы с ним еще пару раз дежурили вместе. Читал мне поэму про Немцов мост и посвященную Немцову.

«…Вдоль Кремлевской стены ходит сонный конвой. Шесть часов тишины над свинцовой рекой…», «И мне кажется, вот, может быть, мы в преддверии храма. А гнетущая улица с грязью и матом уже позади, остается портрет у стены — глаза, смотрящие прямо, ободряюще говорящие: «Что ты! Не бойся, входи». Алексей Михеев, 09.08.2016.

— Я один из дежурных — старожилов моста, был там с первых дней, простоял 3,5 года. — Рассказывает юрист, правозащитник Андрей Маргулев. — Началось все с того, что в январе 2015 года в очередной раз взяли под стражу оппозиционера Марка Гальперина. Мы стояли в пикетах у коня, так мы называли памятник Жукову. Там, примерно через месяц, и услышали новость, что убили Немцова. Место, где это произошло, было близко от нас. И большая часть ребят стала перемещаться туда. Было много цветов, их там снегом заметало, надо было что-то делать. Мы пытались приводить все в порядок, но начались препятствия со стороны Гормоста. И мы устроили круглосуточные дежурства, потому что не хотели, чтобы это место перестало быть местом памяти, хотели, чтоб помнили об убийстве Немцова. И вот так, естественным путем, все туда переместились от коня. Леша Михеев появился у нас уже в ноябре 2016-го со своей неизменной тележкой, он развозил газеты.

«…Руки зябнут на холоде. Лучше сегодня не мешкать. Машины сигналят в спину, невыносимо ползут. Я, будто раб с галерой, сроднился с этой скрипучей тележкой, для которой любая ступенька невыносима, как зуд. Я — энерджайзер и Марио Неудачник, снующий от дома к дому. Город вроде бы терпит, но не забывай, что в гостях!..».

Во время одного из дежурств на мосту появился сильно выпивший, агрессивный мужчина, который начал планомерно разрушать мемориал: выливать воду из-под цветов, все выбрасывать за борт, откровенно хулиганить. Один из волонтеров как-то раз рассказал о своем методе усмирения подобных персонажей. Берет веник и смотрит с угрозой, а он крупный мужчина. И те понимают, что этим веником он может сильно огреть. Алексей Михеев, видимо, это как-то по-своему запомнил, он схватил веник и начал им его хлестать.

— Они вцепились друг в друга, я влез, схватил за руки этого парня, не дал ему Михеева удушить, — рассказывает Андрей. — Разняли, но было смешно, как он сразу бросился хлестать без всяких хитростей.

Очень хороший, деликатный и благородный. Мать дала ему великолепное образование — окончил истфак Пермского университета с красным дипломом и много еще занимался самообразованием, был эрудирован так, как сегодня редко встретишь.

Мать Алексея, Ольга Березина, — звезда пермской журналистики 70–90-х годов. Я нашла ее интервью в местном издании «Аргументы и факты» за 2006-й, где она рассказывает о людях, писавших письма в редакцию, обрывавших телефон, мечтавших, чтобы в их трудную ситуацию вмешалась именно она. Она писала еще рассказы и повести, вышла только одна работа в сборнике с повестями других авторов. Эту работу добровольно рекламировали киоскеры и однажды даже ее сыну Алексею предложили купить.

Так же, как и у мамы, у Алексея своей отдельной книги не было.

— Сейчас собираем книгу стихов Леши, — сказал мне Андрей Маргулев. — Конечно, я предполагал такой его конец, но гнал от себя эти мысли. Он не был алкоголиком, у него не было внешних проявлений депрессии, он и душой компании никогда не был. Понимаете, он — настоящий поэт. Много кто пишет, даже среди наших, мостовых…

— Мостовых?

— Да, мы так называем всех, кто дежурит на мосту. Я тоже пишу стихи, но он — именно Поэт, он этим жил: пришла строчка на дежурстве, уселся на высокий бордюр и пишет. Мог стоя писать. Весть о его смерти застала меня уже в Израиле, я здесь живу с 2018 года. Понимаете, дело в том, что ему невозможно было помочь! Было у него тяжелое неблагополучие в личном плане.

Бездомье

Как рассказывают «мостовые» друзья Алексея, он нормально жил в Перми, был, как и его мама, успешным журналистом. Но семь лет назад брат втянул его в какую-то сделку, где нужно было квартиру оставлять под залог. Выигрыша, который им сулили, никто так и не увидел, а Алексей и его мама оказались бездомными. Брат жил у своей жены, но этим пристанищем делиться не хотел. Мама в итоге оказалась в доме престарелых.

Это было бы чудовищно, даже если она вообще была бы домохозяйкой, но как могло произойти такое в городе, где ее публикации на протяжении многих лет в буквальном смысле спасали жизни людей? Никто не мог ее приютить, никто не хотел или, может быть, люди просто не знали о случившемся — неизвестно. Но кто-то знал, потому что в первые годы посещали ее на новом месте. А потом уже мало кто мог — у всех свои дела и семьи. Что чувствовал брат Алексея, зная, что мать одна в полной власти чужих людей, — неизвестно. Алексей постоянно был с ней на связи — звонил, писал, когда мог — приезжал. Он сам был вынужден жить где попало и работать где придется. Жил по друзьям, его ощущение от этого в двух поэтических строчках: «Я стал квартирным паразитом — не таракан, но где-то около…»

Подался в Москву, и здесь иногда приходилось жить в каких-то вагончиках, когда появлялись деньги — в хостелах, а бывало, ночевал и на скамейках. Работал то штукатуром, то грузчиком, то курьером. Он придумывал литературно-исторические экскурсии, лекции. Все отмечали его эмоциональность, артистизм, талант рассказчика и эрудицию. В сочетании это давало захватывающе интересные экскурсии и лекции про Есенина и Клюева, про Некрасова и белогвардейцев. Многие помнят его поэтические вечера в библиотеке «Братьев Гримм» и в кафе «Бобры и утки». Но все отмечают коммерческую провальность его проектов — слишком поэт, он не мог поставить что-то на широкую ногу, монетизировать. У зрителей пир духа, у него все как было, так и оставалось.

Он подрабатывал в прессе, в основном в «Учительской газете». Борис Кутенков, редактор отдела, через который шли тексты Алексея, написал о нем в некрологе: «Погиб добрый товарищ, журналист «Учительской газеты», периодически появляющийся с талантливыми текстами и пропадающий с отключенным телефоном… Как-то в ответ на мой раздражённый звонок по поводу задержки материала с горечью сказал, что ему не до того — дети в приюте. Неблагополучие, кажется, чувствовалось в его облике».

одна стихотворная строчка Алексея, и слышно все неблагополучие, беспросветное и невыносимое, загоняющее родных и любимых в казенные стены.

— Я осуждала его за образ жизни, мне казалось, что он просто не хочет взять на себя труд изменить ситуацию. А он не мог! Я не понимала этого, если б понимала, я бы во многих ситуациях вела себя мягче, — говорит жена Андрея Маргулева, репетитор по математике, волонтер Немцова моста Ольга Виноградова. — Муж мне рассказывал о нем как о мэтре. Какое-то время он был занят только стихами. Этого я не могла принять, я ему говорила, что сначала работа — потом творчество, надо обеспечить хотя бы себя, а тогда получится помочь и родным. Пыталась его перенастроить. Он не был согласен жить в этом измерении. У него был редкий дар, чистота звучания его стихов намного сильнее, чем многих давно признанных поэтов. Он как будто витал, абсолютно не земной человек. Оказалось, что он писал стихи с детства, так было заведено его мамой (отца он вообще не помнил) в их небогатой семье — некая игра, соревнование. Садились и все вместе писали стихи по мотивам прочитанного произведения или увиденного фильма.

Я знаю, что у Леши было много романов, но после того, как он познакомился с женщиной, которая родила ему ребенка, он на ней зациклился. У нее ситуация патовая — девушка рано осталась сиротой, в ее квартиру вселился некий опекун с семьей, и они у нее каким-то хитроумным способом квартиру отняли. Они подставили ее, лишили в итоге родительских прав — так дети в приют попали. Старшему, который от Леши, было 4 года, младшему — два, и он чуть ли не с первых дней своей жизни оказался в приюте. Леша навещал детей, он обоих считал своими и как мог пытался помочь им. Он и с ней пытался наладить отношения, но она не хотела. Видимо потому, что опереться на него она не могла. Но вместе они часто забирали детей из приюта, шли с ними гулять. Расколотая жизнь — обоим негде голову приклонить на этой земле. Я пыталась помогать по мере возможностей. Он был зарегистрирован в моей квартире все те 5 лет, что жил в Москве, получалось иногда поддержать и деньгами. Все помогали, но как-то бессистемно

— Когда Леха только появился на мосту, он как-то мне признался, что ночевал на скамейке. Он стал дежурить у нас постоянно на самых трудных ночных сменах, я его вписал в график, — рассказывает специалист по IT-технологиям, бессменный волонтер Немцова моста Сергей Киреев. — А потом ушел в армию мой сын, и освободилась комната, Леха стал жить у меня. Это 16–17-е годы, я тогда настолько увлекся его стихами, что стал и сам писать. Притом что я старше его лет на 10, но широта его кругозора и острота комментариев, стихи — все это так меня поразило, что я буквально погрузился в это.

Не знаю, что он в псевдониме Михеев слышал, я спрашивал, но внятного ответа не было. Как по мне, так он был самым настоящим Донкихотом, который без конца получал люлей от ветряных мельниц… У него была женщина, Лида, с тяжелой судьбой, просто по Достоевскому, как из семьи Мармеладовых. Нищая — ее обобрали до нитки, скиталась с двумя детьми, жила по подругам. И хотя один из детей был его родным, у него была к ней неразделенная любовь. Все подработки, гонорары, все копеечки Леха тратил на детей.

— «Моя прекрасная протестница» — это Лиде посвящено?

— Нет, точно не ей. Она настолько разбита обстоятельствами своей жизни, что никакие протесты ей вообще не интересны. Но стихи, посвященные ей Лешкой, есть.

Сергей прислал мне ссылку. Запомнилась строчка: «Мгновение всегда ценней эпохи, когда оно проводится с тобой».

Последнее время

В фейсбуке на странице Алексея я нашла его стихи для детей, вот фрагмент: «К вам настоящий слон явился в дом. Скорее навострите, дети, уши. Я был с рожденья боевым слоном, скучая в своем стойле на слонюшне».

— В комментариях пишут: «За слонюшню приз в студию!», «С соседским сыном почти выучили первый куплет». Алексей отвечает, что польщен, и все это происходит 4 августа 2020 года, практически за месяц до суицида. С ним что-то случилось в последний месяц?

— Да нет, дольше все копилось, — говорит Сергей Киреев. — В 2017 году у нас был просто расцвет, вышли две наши совместные книги. Одну издала знакомая женщина и подарила, а вторую получилось издать за сумму в 30 тысяч рублей — деньги Лешке отдал поклонник его творчества. Отдал именно на книгу. Потом вернулся из армии мой сын, Леха снова стал жить где придется. Мыкался, извелся, устал, уже к 18-му году у него все стало разваливаться. Пропали люди, которые давали работу. Лешка загорелся идеей поступить в аспирантуру, чтобы получить место в общежитии. Не хватило всего полбалла.

Он все терял, то паспорт, то айфон, который мы, скинувшись, ему дарили на день рождения. И надо было видеть, с какой детской радостью он его принимал. И какие разгорались шекспировские страсти, когда потерял…

Лешка ввел в мою жизнь Илью Морозова, который стал членом нашей компании, — это очень светлый, одухотворенный, какой-то эльфийский человек, абсолютно на нас не похожий. Я грубый и не очень образован, Лешка блестяще эрудирован, но мог и ругнуться, а Илюша казался парнем из хорошей семьи с безупречными манерами, но который связался с плохой компанией. Поехал к себе в Краснодарский край и умер там — оторвался тромб. Леха очень сильно переживал.

«…Лошадью пуганой мчусь отупело в вечном отсутствии благ и жилья. Нынче затеял рисковое дело. Так помогай же, Морозов Илья! Где он, зараза? Торчит молчаливо песни оборванной жалкий куплет… Рядом бесцельно роятся по ульям пчелы, что не собирают пыльцы, время проводят, сидят на двух стульях — с детства всегда неживые жильцы.

И среди чеков, билетов, квитанций их затерялись дурацкие дни. Хочется нынче вопросом задаться: может, как ты, чем как эти они?

…Был ты, бродяга (к чему укоризны?), самый живой среди всех этих мумий. Глупо барахтаться там, где нет жизни. Ты убежал. Но не справился. Умер…

И в этом краю ни беды, ни горя, там Вечная Пасха (Христос воскрес!). Морозов уехал к бескрайнему морю, а я, очевидно, отправлюсь в лес».

Не знаю даты, когда Алексей написал это стихотворение, посвященное другу, — я взяла фрагмент из пока еще не изданной книги его стихов. Но очевидно, что мысль отправиться в лес, чтоб больше никогда уже не вернуться, билась в его сознании довольно-таки долго.

— Его сильно угнетало бездомье, участь детей и мамы. Ей решили делать какую-то трудную операцию, Леша сказал, что страшную, что не может даже сказать какую, — вспоминает Ольга Виноградова. — Мы видели, что он почти уже не держится, что мы его так можем потерять. Решили, что больше так продолжаться не может, нужно всем скинуться и снять ему хотя бы комнату. Сняли, и он там пожил около месяца. Ему предложили работу, и пришли гонорары. Все как будто стало налаживаться, но…

На странице Алексея в фейсбуке запись от 15 августа 2020 г. «Прощай, мама!» В комментариях спрашивают, «как получилось, что мама осталась без жилья?» Ответ Алексея: «В этом мы все виноваты».

— Он думал о суициде весь последний год, но не хотел, чтобы мама получила такой удар, ушел, только когда она ушла, — вспоминает Сергей Киреев. — Он как-то с горечью мне сказал: «Мама у меня в доме престарелых, ей отрезали ноги. Лида попала в дурку, дети в приюте, а я кусок дерьма, Серега, я ничего с этим поделать не могу». Он не смог с мамой даже попрощаться, приехал в Пермь, а его к ней не пустили из-за пандемии.

Когда-то Алексей носился с книгой стихов Ильи Морозова, на общие деньги «мостовых» она была издана. Теперь готовится к изданию книга Алексея.

Он ушел из жизни 6 сентября, не дождавшись даже 40 дней со дня ее смерти.