На прошлой неделе из исправительной колонии освободились Мария Васильевна Полухина и Нина Васильевна Чурсина, родные сестры, 64 года и 61 год отроду. Отсидели прилично — по 5,5 года.
Мария Васильевна и Нина Васильевна — это осколки той самой воронежской «наркобанды», разоблаченной в 2010 году Федеральной службой по контролю наркотиков. Кроме них, посадили еще мужа Марии Васильевны — Александра Полухина и их дочку Женю. Они уже освободились, тоже по УДО, за образцово-примерное поведение.
Это дело широко освещалось в СМИ: Полухины в Воронеже держали семейную пекарню, в которой выпекали и продавали булки с маком. А в десятых годах против кондитерского мака в России развернулась целая кампания. Много кого похватали, посадили: пекарей, импортеров бакалейной продукции, даже простых продавцов из сельских магазинов и водителей, которые этот мак возили среди остальной продукции. Или вот я знаю случай: посадили кладовщика, который сторожил склад с маком; он тоже уже освободился, шесть с лишним лет отсидел.
Борьба с кондитерским маком была для федеральной антинаркотической службы удобна с той точки зрения, что это был просто неиссякаемый источник прироста статистики раскрываемости. Судите сами: кондитерский мак в России не запрещен. Люди его продают, хранят, покупают. При этом на его семенах всегда присутствует ничтожное, следовое количество алкалоидов опия. А вот опий уже запрещен — хоть его и невозможно никак из этого мака выделить.
За этот неотделимый опий и сажали. Сажали до тех пор, пока президент не распустил ФСКН, а как распустил — так и прекратилась эта массовая кампания.
Выпали, выходит, бакалейщики и кладовщики из общественно опасной прослойки. Интересно, что те, кого на момент здравствования ФСКН все же успела посадить (а таковых были тысячи), как сидели, так и сидят.
Я рискну предположить, что государство чует немного — нет, не вину за собой, а безвинность за ними, посаженными. И пытается их пожалеть. Как может. Вот, допустим, по УДО отпускает — что для нашей пенитенциарной системы небывалое чудо, у нас механизм УДО уже много лет как умер. То есть питает все же государство к ним некое подобие снисхождения, но так, чтобы системно: взять и разом всех отпустить — нет, такого нет. Только по УДО. А почему, спрашивается, так? А ответ очень простой: чтобы получить УДО, надо признать вину и раскаяться. А с признанием вины человек утрачивает право на реабилитацию. И вместе с ним — право на какие-либо материальные выплаты от государства.
И тут я вам расскажу еще одну историю из числа «маковых», про компенсации.
Было очень громкое дело в Брянске. Судили сразу 13 человек, будто бы банду. Были там и импортеры, и кладовщики, и продавцы, и даже один научный работник — кандидат наук, сотрудница Пензенского НИИ сельского хозяйства Ольга Зеленина. Она вообще в этот переплет с маком попала случайно: когда в ФСКН возбудила дело, один из его фигурантов обратился в институт, где Зеленина работала, с теоретическими вопросами по поводу анализа наркотических свойств кондитерского мака.
Институт ответил — как и положено. А текст ответа подготовила как раз Зеленина, и ответ этот так не понравился ребятам из ФСКН, что они обвинили ее в пособничестве контрабанде наркотиков.
За это ее и взяли в августе 2012 года.
Этапировали из поселка научных работников Лунино, что под Пензой, в Москву. Поместили в СИЗО, допрашивали, стращали.
Освободили под подписку о невыезде только после того, как про весь этот абсурд написал Nature — британский научный журнал с мировым именем.
Ну а потом 6,5 года жизни в съемных комнатах: следователь подписку о невыезде привязал к Москве, где у Ольги Николаевны ни кола, ни двора, а сам суд вообще проходил в Брянске. Это следователю кажется, что жизнь под следствием — тоже жизнь. А ведь это настоящая житейская смерть. Ну, если не смерть, то кома. Не ясно еще, проснешься или нет. Дети, внуки, работа, мужья и жены — все вроде как и остается, но словно бы за прикрытыми веками. Не разглядишь толком.
За время, что Ольга Николаевна провела под следствием, ее фактически лишили должности в институте и возможности заниматься научной работой, у нее заболела и умерла мама (судья на похороны не отпустил),
без нее росли внуки и зарастал сад в поселке научных работников Лунино под Пензой.
И вот в декабре 2018 года присяжные Ольгу Николаевну оправдали. Целиком, вчистую, за неустановлением события преступления. Не только ее оправдали с признанием права на реабилитацию — но и всех людей, с которыми она все эти годы сидела на скамье подсудимых.
Чуть продышавшись, Зеленина решилась взыскать с государства компенсацию морального вреда.
Компенсация морального вреда за незаконное уголовное преследование — очень интересная категория современного российского правоприменения. Осуществляется она независимо от вины причинителя вреда, а ответчиком выступает Министерство финансов.
В нашем законе нет никаких критериев, чтобы моральные страдания как-то оценить. Были прежде попытки законодательно утвердить такие расценки — «Справедливая Россия» внесла соответствующий законопроект после кейса Голунова.
В этом законопроекте предлагалось оценивать каждый день незаконного уголовного преследования в сумму до 15 тысяч рублей.
Но попытки не увенчались: законопроект даже до первого слушания не дошел. И потому у нас по сей день всякий невинно преследуемый сам по себе доказывает и обосновывает, на какую сумму пострадал. Вот и Ольга Николаевна в сентябре 2019-го это сделала, подала иск в Тверской районный суд Москвы, по адресу регистрации Минфина:
— Я приложила бумажку о том, что после ареста я оказалась в больнице. Объясняла в своем исковом заявлении, что за эти годы лишилась очень многого. Я потеряла маму, лишилась работы, не имела возможности заниматься трудовой деятельностью, была оторвана от семьи. И вообще сидела в СИЗО, где было плохо, и в ИВС сидела, а там туалет вообще рядом с обеденным столом, все курят. К 16-страничному иску я приложила 47 документов, подтверждающих силу и глубину моих страданий, включая справки из больниц и заключение психолога».
Наиболее распространенная сумма компенсации за незаконное уголовное преследование в России составляет сегодня 30 тысяч рублей. В исковом заявлении Зеленина обозначила сумму, в которую оценила свои страдания: 6 миллионов рублей.
Я спросила ее: «Почему именно столько? 6 миллионов рублей».
Она ответила, не раздумывая: «Посоветовавшись с адвокатом Ильнуром Шараповым, я решила что эта скромная сумма за 6,5 года страданий позволит мне залечить душевные раны и исцелит от нищеты, в которую мы погрузились за годы моего незаконного преследования. Я как всякий пенсионер, телевизор смотрела и понимала, что 6 миллионов — это примерно доход министра финансов за месяц. Эта сумма не может пробить брешь в казне».
В ноября 2019-го Тверской районный суд частично удовлетворил иск Ольги Зелениной о компенсации морального вреда, скостив сумму почти в 10 раз. Ей присудили 700 тысяч рублей.
Закономерно Минфин оспорил даже эту сумму. Возражения министерства сводились к тому, что Зеленина «желает незаконно обогатиться за счет казны Российской Федерации».
Была назначена апелляция, которая в сентябре 2020 г. пересмотрела решение Тверского суда и повысила компенсацию морального вреда до 1,5 миллиона рублей.
Уставшая от судов Зеленина решение апелляционного суда не оспаривала, а Министерство финансов, не желая платить, подало кассационную жалобу.
Чтобы не пересказывать позицию Минфина, я приведу 3 цитаты. Думаю, они исчерпывающе показывают, что представители этого ведомства думают о цене достоинства граждан.
И все же в январе 2021 г. суд кассационной инстанции оставил жалобу Минфина без удовлетворения. Ольга Николаевна получит 1,5 миллиона рублей. За 6,5 года незаконного уголовного преследования.