25 февраля Алексея Навального вывезли из московского СИЗО «Матросская Тишина» и направили в исправительную колонию отбывать наказание, назначенное судом по абсурдному делу «Ив Роше», по статье 159.4 УК, которой уже нет в Уголовном кодексе России.

28 февраля появилась достоверная информация о том, что Навального доставили в исправительную колонию № 2 в небольшом городке Покров во Владимирской области. Это подтвердил секретарь Общественной наблюдательной комиссии Москвы Алексей Мельников.

Тут же появилось огромное количество публикаций о том, что из себя представляет ИК-2. Что это лишь на первый взгляд обычная колония общего режима, в которой есть и клуб, и библиотека, и спортивные площадки, и даже православный храм и молитвенная комната для мусульман. Но по свидетельствам тех, кому довелось отбывать наказание в этой колонии, — это не совсем обычное исправительное учреждение. А

это «жестко образцово-показательное учреждение», у которой «репутация ломки», что колонией «правят активисты — заключенные, которые сотрудничают с администрацией, они же участвуют в «ломках».

Это цитаты из воспоминаний двух известных арестантов, отбывавших наказание «на двойке» во Владимирской области. Гражданского активиста Константина Котова, освободившегося 20 декабря 2020 года после почти полутора лет, проведенных в колонии за нарушения законодательства о проведении публичных акций протеста. И ультраправого политика Дмитрия Демушкина, приговоренного к 2,5 года колонии по ч. 1 ст. 282 УК за возбуждение ненависти в виде репоста фотографии с «Русского марша» в «ВКонтакте».

Общий посыл всех текстов про «двойку»: Навального будут «ломать».

У меня есть большие сомнения, что это вообще возможно — сломать Навального. Скорей, это Навальный будет «ломать режим» ИК-2. При этом опираясь исключительно на законы и правовые нормы. К примеру, на Уголовно-исполнительный кодекс России и «Правила внутреннего распорядка исправительных учреждений», утвержденные приказом № 295 Министерства юстиции РФ от 16 декабря 2016 г.

В этих правилах, которые в колониях принято называть ПВР, 199 пунктов. И в них детально прописан весь уклад жизни арестантов. Не обойдены стороной даже такие очевидные вещи, как запрет на то, чтобы «без разрешения администрации ИУ подниматься на крыши зданий, цехов, строений и других сооружений ИУ» или запрет «употреблять нецензурные и жаргонные слова, давать, присваивать и использовать в речи клички в отношении людей».

А еще в ПВР есть пункт 15, в котором прописано: «При осуществлении осужденными своих прав администрацией ИУ не должны нарушаться порядок и условия отбывания наказаний, а также ущемляться права и законные интересы осужденных».

И этот пункт, если его знать и умело им пользоваться, делает невозможными, например, многочасовые бесцельные стояния на улице, о которых вспоминают многие бывшие заключенные, отбывавшие наказание в ИК-2.

Это стояние на улице невозможно даже по «Распорядку дня осужденных», утвержденному начальником колонии и вывешенное на всех видных местах. В распорядке поминутно расписано абсолютно все: подъем, зарядка, умывание, воспитательная работа, личное время. И в распорядке нет никакого стояния на улице. Ну разве что, предположим, это «воспитательная работа» — но и у этого мероприятия есть строго отведенное время. И любое отклонение от «распорядка дня» — это де-факто невыполнение приказа начальника колонии и игнорирование приказа министра юстиции (потому что типовой распорядок утвержден на федеральном уровне министром юстиции).

Не предусмотрены ПВР и «активисты», которых активно задействуют, когда кого-то «ломают». ПВР вообще не предусматривает разделение осужденных на обычных и «более лучших». По УИК и ПВР у всех арестантов одинаковые права и обязанности. И нет, к примеру, требования вставать при каждом появлении рядом с тобой «активиста», как это практикуется в ИК-2.

Когда я отбывал наказание в менделеевской «десятке» по ст. 282 УК РФ «за разжигание социальной розни» в отношении социальной группы «представители власти», ПВР выучил буквально наизусть, находясь еще на карантине. И позже часто ставил в тупик сотрудников колонии.

К примеру, в 22.00 по «распорядку дня» был отбой. Ровно в 22.00 я отправлялся спать. Где-нибудь в полночь, а то и позже меня будили, я послушно отправлялся на построение, но обязательно задавал вопрос сотруднику:

— Скажите, пожалуйста, я правильно понял, что начальник колонии полковник Гарипов отменил свой приказ об утверждении «распорядка дня», которым проверка предусмотрена в 21.30? И назначил новое время для проверки? Дело в том, что, согласно пункту 15 ПВР, я обязан «соблюдать распорядок дня, установленный в ИУ», а сейчас я его не выполняю…

Как правило, сотрудник терялся и тут же распускал строй.

Еще в больший ступор впадали сотрудники, когда требовали от меня чего-то, не предусмотренного УИК и ПВР, например, идти ночью, после отбоя, на расчистку снега, — и встречали от меня отпор.

— Вы отказываетесь выполнять требование? — строго спрашивал меня сотрудник.

А я отвечал: 

— Извините, но согласно пункту 16 ПВР, осужденный обязан «выполнять законные требования работников уголовно-исполнительной системы». Ключевое слово — ЗАКОННЫЕ. А ваше требование нарушить «распорядок дня», утвержденный начальником колонии, заведомо незаконно.

Разумеется, после каждого подобного инцидента я передавал в спецчасть обращение на имя прокурора по надзору, уполномоченного по правам человека и директора ФСИН.

В первое время их просто не регистрировали и не отправляли адресатам. Но каждую неделю ко мне приезжал адвокат. И я надиктовывал ему свои жалобы. И на них приходилось реагировать.

Конечно, все это сильно нервировало руководство колонии. И меня четыре раза отправляли в штрафной изолятор. Но каждый раз, оказавшись в ШИЗО, я объявлял голодовку, отдавая себе отчет, что семь или даже десять суток продержусь. А после трех суток голодовки администрация уже обязана доложить об этом в региональное управление ФСИН. И всегда случалось так, что уже на второй-третий день голодовки появлялась информация в прессе.

По УДО. Это притом что на выездное заседание суда, которое прошло в помещении воспитательной работы, меня привели из штрафного изолятора. В моем личном деле было зафиксировано восемь выговоров, четыре ШИЗО, красная и синяя полосы, как склонного к побегу и дезорганизации работы колонии.

У меня нет сомнений, что Алексей Навальный тоже выучит и УИК, и Правила внутреннего распорядка. И это не его сломают, а он сломает «режим ломки», который действует в ИК-2 Владимирской области.